Возопи с плачем и рыданием
И с горьким воздыханием:
Сия
риза моего сына,
Козья несет от нее псина.
Почто не съел меня той зверь,
Токмо бы ты был, сыне, цел.
Неточные совпадения
Придет ли час
моей свободы? // Пора, пора! — взываю к ней; // Брожу над морем, жду погоды, // Маню ветрила кораблей. // Под
ризой бурь, с волнами споря, // По вольному распутью моря // Когда ж начну я вольный бег? // Пора покинуть скучный брег // Мне неприязненной стихии, // И средь полуденных зыбей, // Под небом Африки
моей, // Вздыхать о сумрачной России, // Где я страдал, где я любил, // Где сердце я похоронил.
Пусть я проклят, пусть я низок и подл, но пусть и я целую край той
ризы, в которую облекается Бог
мой; пусть я иду в то же самое время вслед за чертом, но я все-таки и твой сын, Господи, и люблю тебя, и ощущаю радость, без которой нельзя миру стоять и быть.
Вслед за тем служба приняла более торжественный вид: священник надел
ризу, появился дьякон, и певчие запели: «Чертог твой вижду, спасе
мой, украшенный!» В воображении Павла вдруг представился чертог господа и та чистая и светлая одежда, которую надобно иметь, чтобы внити в него.
Прошу вас, — сказал я с поклоном, — все вы, здесь собравшиеся достопочтенные и именитые сограждане, простите мне, что не стратига превознесенного воспомнил я вам в нашей беседе в образ силы и в подражание, но единого от малых, и если что смутит вас от сего, то отнесите сие к
моей малости, зане грешный поп ваш Савелий, назирая сего малого, не раз чувствует, что сам он пред ним не иерей Бога вышнего, а в
ризах сих, покрывающих
мое недостоинство, — гроб повапленный.
Пусть лучше будет празднен храм, я не смущуся сего: я изнесу на главе
моей тело и кровь Господа
моего в пустыню и там пред дикими камнями в затрапезной
ризе запою: «Боже, суд Твой Цареви даждь и правду Твою сыну Цареву», да соблюдется до века Русь, ей же благодеял еси!