Неточные совпадения
— Ничуть это не выражает его глупости. Старик свое дело
делает. Ему
так приказано, он
так и поступает. Исправный слуга, и только.
—
Таким людям нечего больше
делать, как ссориться да мириться. Ничего,
так и проживут, то ругаясь, то целуясь, да добрых людей потешая.
— В мои годы, друг мой, люди не меняются, а если меняются,
так очень дурно
делают.
— Этой науки, кажется, не ты одна не знаешь. По-моему, жить надо как живется; меньше говорить, да больше
делать, и еще больше думать; не быть эгоисткой, не выкраивать из всего только одно свое положение, не обращая внимания на обрезки, да, главное дело, не лгать ни себе, ни людям. Первое дело не лгать. Людям ложь вредна, а себе еще вреднее. Станешь лгать себе,
так всех обманешь и сама обманешься.
— Очень можно. Но из одной-то ошибки в другую лезть не следует; а у нас-то это, к несчастию, всегда
так и бывает.
Сделаем худо, а поправим еще хуже.
— Это
так; это могло случиться: лошади и экипаж
сделали большую дорогу, а у Никиты Пустосвята ветер в башке ходит, — не осмотрел, наверное.
— Мне неловко совсем идти с Матузалевной, понеси ее, пожалуйста, Сонечка. Да нет, ты ее задушишь; ты все это как-то
так делаешь, бог тебя знает! Саша, дружочек, понесите, пожалуйста, вы мою Матузалевну.
Такое состояние у больного не прекращалось целые сутки; костоправка растерялась и не знала, что
делать.
— А
так,
так наливай, Женни, по другому стаканчику. Тебе, я думаю, мой дружочек, наскучил наш разговор. Плохо мы тебя занимаем. У нас все
так, что поспорим, то будто как и дело
сделаем.
— Что ж
такое, папа! Было
так хорошо, мне хотелось повидаться с Женею, я и поехала. Я думала, что успею скоро возвратиться,
так что никто и не заметит. Ну виновата, ну простите, что ж теперь
делать?
— Вы здесь ничем не виноваты, Женичка, и ваш папа тоже. Лиза сама должна была знать, что она
делает. Она еще ребенок, прямо с институтской скамьи и позволяет себе
такие странные выходки.
— Нет, вы, Женичка, будьте прямодушнее, отвечайте прямо:
сделали бы вы
такой поступок?
— Да боже мой, что же я
такое делаю? За какие вины мною все недовольны? Все это за то, что к Женни на часок проехала без спроса? — произнесла она сквозь душившие ее слезы.
— Да, — вздохнув, застонала Ольга Сергеевна. — Одну глупость
сделаем, за другую возьмемся, а там за третью, за четвертую и
так далее.
— Если уж я
так глупа, maman, то что ж со мной
делать? Буду
делать глупости, мне же и будет хуже.
— Чего ж ты сердишься, Лиза? Я ведь не виновата, что у меня
такая натура. Я ледышка, как вы называли меня в институте, ну и что ж мне
делать, что я
такая ледышка. Может быть, это и лучше.
— Ты забудь, забудь, — говорила она сквозь слезы, — потому что я… сама ничего не помню, что я
делаю. Меня…
так сильно…
так сильно…
так сильно оби… обидели. Возьми… возьми к себе, друг мой! ангел мой хранитель… сох… сохрани меня.
— Это, конечно,
делает тебе честь, — говорила игуменья, обращаясь к сестре Феоктисте: — а все же
так нельзя. Я просила губернатора, чтобы тебе твое, что следует, от свекрови истребовали и отдали.
— У нас теперь, — хвастался мещанин заезжему человеку, — есть купец Никон Родионович, Масленников прозывается, вот
так человек! Что ты хочешь, сейчас он с тобою может
сделать; хочешь, в острог тебя посадить — посадит; хочешь, плетюганами отшлепать или
так в полицы розгам отодрать, — тоже сичас он тебя отдерет. Два слова городничему повелит или записочку напишет, а ты ее, эту записочку, только представишь, — сичас тебя в самом лучшем виде отделают. Вот какого себе человека имеем!
—
Сделайте одолжение, успокойтесь; никто вас не просит о
такой любезности.
«Может ли быть, — думала она, глядя на поле, засеянное чечевицей, — чтобы добрая, разумная женщина не
сделала его на целый век
таким, каким он сидит передо мною? Не может быть этого. — А пьянство?.. Да другие еще более его пьют… И разве женщина, если захочет, не заменит собою вина? Хмель — забвение: около женщины еще легче забываться».
— Вот это всего вернее. Кто умеет жить, тот уставится во всякой рамке, а если б побольше было умелых,
так и неумелые поняли бы, что им
делать.
— До свидания, доктор, — и пожала его руку
так, как Ж енщины умеют это
делать, когда хотят рукою сказать: будем друзьями.
— Да, считаю, Лизавета Егоровна, и уверен, что это на самом деле. Я не могу ничего
сделать хорошего: сил нет. Я ведь с детства в каком-то разладе с жизнью. Мать при мне отца поедом ела за то, что тот не умел низко кланяться; молодость моя прошла у моего дяди,
такого нравственного развратителя, что и нет ему подобного. Еще тогда все мои чистые порывы повытоптали. Попробовал полюбить всем сердцем… совсем черт знает что вышло. Вся смелость меня оставила.
— Нет-с, далеко не то самое. Женщину ее несчастие в браке
делает еще гораздо интереснее, а для женатого мужчины, если он несчастлив, что остается? Связишки, интрижки и всякая
такая гадость, — а любви нет.
Лиза проехала всю дорогу, не сказав с Помадою ни одного слова. Она вообще не была в расположении духа, и в сером воздухе, нагнетенном низко ползущим небом, было много чего-то
такого, что неприятно действовало на окисление крови и
делало человека способным легко тревожиться и раздражаться.
А то отправятся доктор с Араповым гулять ночью и долго бродят бог знает где, по пустынным улицам, не боясь ни ночных воров, ни усталости. Арапов все идет тихо и вдруг, ни с того ни с сего,
сделает доктору
такой вопрос, что тот не знает, что и ответить, и еще более убеждается, что правленье корректур не составляет главной заботы Арапова.
— Нет, мечтания. Я знаю Русь не по-писаному. Она живет сама по себе, и ничего вы с нею не поделаете. Если что
делать еще,
так надо ладом
делать, а не на грудцы лезть. Никто с вами не пойдет, и что вы мне ни говорите, у вас у самих-то нет людей.
— Ну,
так я к ним; беседуйте себе, — я мое
сделал, лучше волю не слышать, ежели не хотите меня послухать, — проговорил шутя старик и поднялся.
—
Так, я не сообразил, как мне держаться с вами: вы вошли
так неожиданно. Но мы можем
сделать вид, что слегка знакомы. Секрет не годится: Пархоменко все сболтнет.
А певцы все пели одну гадость за другою и потом вдруг заспорили. Вспоминали разные женские и мужские имена,
делали из них грязнейшие комбинации и, наконец, остановясь на одной из
таких пошлых и совершенно нелепых комбинаций, разделились на голоса. Одни утверждали, что да, а другие, что нет.
—
Так я им завтра дам, что
делать, — сказал с придыханием Кракувка.
—
Сделайте милость, Сергей Сергеевич, выхлопочите мне хоть рублей бы
так с восемь или десять: очень нужно, ей-богу, очень нужно. Настасья больна, и гроша нет.
Розанов только чувствовал, что и здесь опять как-то все гадко и неумно будто. Но иногда,
так же как Райнер размышлял о народе, он размышлял об этих людях: это они кажутся
такими, а черт их знает, что они думают и что могут
сделать.
— Да еще бы вы с
таким вздором приехали. Ведь охота же, право, вам, Розанов, бог знает с кем якшаться. Дело бы
делали. Я вот вас запречь хочу.
Вы это отлично можете
делать; а я девушек уж найду
таких, что захотят дальше учиться.
— Нельзя же, мой милый: взялись,
так уж надо
делать.
—
Так я знаю, что нужно
делать, — ответила Варвара Ивановна.
В ночь, когда Арапов поручил Нафтуле Соловейчику последнюю литографскую работу и когда Соловейчик, окончив ее,
сделал два пробные оттиска, он, дойдя до забора пустого дома, перескочил его за собачьей конурою и,
так сказать, перекинувшись Андреем Тихоновичем, прошел в свою пустую казарму.
— И умно
делаете. Затем-то я вас и позвал к себе. Я старый солдат; мне, может быть, извините меня, с революционерами и говорить бы, пожалуй, не следовало. Но пусть каждый думает, кто как хочет, а я по-своему всегда думал и буду думать. Молодежь есть наше упование и надежда России. К
такому положению нельзя оставаться равнодушным. Их жалко. Я не говорю об университетских историях. Тут что ж говорить! Тут говорить нечего. А есть, говорят, другие затеи…
— Да как же не ясно? Надо из ума выжить, чтоб не видать, что все это безумие. Из раскольников, смирнейших людей в мире, которым дай только право молиться свободно да верить по-своему, революционеров посочинили. Тут… вон… общину в коммуну перетолковали: сумасшествие, да и только! Недостает, чтоб еще в храме Божием манифестацию
сделали: разные этакие афиши, что ли, бросили…
так народ-то еще один раз кулаки почешет.
— Ах, батюшка Аника-воин, не ширись
так,
сделай свое одолжение!
А как собственно феи ничего не
делали и даже не умели сказать, что бы
такое именно, по их соображениям, следовало обществу начать
делать, то Лиза, слушая в сотый раз их анафематство над девицей Бертольди, подумала: «Ну, это, однако, было бы не совсем худо, если бы в числе прочей мелочи могли смести и вас». И Бертольди стала занимать Лизу. «Это совсем новый закал, должно быть, — думала она, — очень интересно бы посмотреть, что это
такое».
— Я видел, что ваша жена с душком, ну да что ж
такое, женщины ведь все сумасшедшие. А вы себе табакерку купите: она капризничать, а вы табачку понюхайте да свое дело
делайте.
— Не беспокойтесь напрасно, Дмитрий Петрович; я
так хочу и
так сделаю.
—
Так пойдем вместе; что ж я один буду тут
делать. Ну, Москва! — говорил Помада, надевая сапоги, которые он снял, чтобы дать отдохнуть ногам.
— Какое
такое они дело
делают, Лизавета Егоровна?
— Если ваша природа этого потребует? Отлично. Вы имеете полнейшее право
сделать что вам угодно, точно
так же как он имеет право перестать вас любить.
— Что, вы какого мнения о сих разговорах? — спрашивал Розанов Белоярцева; но всегда уклончивый Белоярцев отвечал, что он художник и вне сферы чистого художества его ничто не занимает, —
так с тем и отошел. Помада говорил, что «все это просто скотство»; косолапый маркиз
делал ядовито-лукавые мины и изображал из себя крайнее внимание, а Полинька Калистратова сказала, что «это, бог знает, что-то
такое совсем неподобное».
— Если все
так будут рассуждать только, — вмешался, поняв последние слова, Бычков, — то, разумеется, ничего не будет, а нужно
делать.