Неточные совпадения
— Да, нахожу. Нахожу, что все эти нападки неуместны, непрактичны, просто сказать, глупы. Семью нужно переделать, так и училища переделаются. А
то, что институты! У нас что ни семья,
то ад, дрянь, болото. В институтах воспитывают плохо, а в семьях еще несравненно хуже. Так что ж тут институты? Институты необходимое зло прошлого века и больше ничего. Иди-ка, дружочек, умойся: самовар несут.
—
Пошлите, пожалуйста, нашу няню, — попросила Лиза белицу, после чего
та тотчас же вышла, а вслед за
тем появилась Марина Абрамовна.
Из себя был какой ведь молодец; всякая бы,
то есть всякая, всякая у нас, в городе-то, за него
пошла; ну, а он ко мне сватался.
— Умру, говорит, а правду буду говорить. Мне, говорит, сработать на себя ничего некогда, пусть казначею за покупками
посылают. На
то она, говорит, казначея, на
то есть лошади, а я не кульер какой-нибудь, чтоб летать. Нравная женщина!
Верстовой столб представляется великаном и совсем как будто
идет, как будто вот-вот нагонит; надбрежная ракита смотрит горою, и запоздалая овца, торопливо перебегающая по разошедшимся половицам моста, так хорошо и так звонко стучит своими копытками, что никак не хочется верить, будто есть люди, равнодушные к красотам природы, люди, способные
то же самое чувствовать, сидя вечером на каменном порожке инвалидного дома, что чувствуешь только, припоминая эти милые, теплые ночи, когда и сонная река, покрывающаяся туманной дымкой, <и> колеблющаяся возле ваших ног луговая травка, и коростель, дерущий свое горло на противоположном косогоре, говорят вам: «Мы все одно, мы все природа, будем тихи теперь, теперь такая пора тихая».
— Он-с, — так же тревожно отвечал конторщик. Все встали с своих мест и торопливо
пошли к мосту. Между
тем форейтор Костик, проскакав половину моста, заметил господ и, подняв фуражку, кричал...
Бедняк
то забывался,
то снова вспоминал, что он в реке, из которой ему надо выйти и
идти домой.
Та испугалась и
послала в город за Розановым, а между
тем старуха, не предвидя никакой возможности разобрать, что делается в плечевом сочленении под высоко поднявшеюся опухолью, все «вспаривала» больному плечо разными травками да муравками.
— Да вот вам, что значит школа-то, и не годитесь, и пронесут имя ваше яко зло, несмотря на
то, что директор нынче все настаивает, чтоб я почаще навертывался на ваши уроки. И будет это скоро, гораздо прежде, чем вы до моих лет доживете. В наше-то время отца моего учили, что от трудов праведных не наживешь палат каменных, и мне
то же твердили, да и мой сын видел, как я не мог отказываться от головки купеческого сахарцу; а нынче все это двинулось,
пошло, и школа будет сменять школу. Так, Николай Степанович?
Сначала, когда Ольга Сергеевна была гораздо моложе и еще питала некоторые надежды хоть раз выйти с достоинством из своего замкнутого положения, Бахареву иногда приходилось долгонько ожидать конца жениных припадков; но раз от раза, по мере
того как взбешенный гусар прибегал к своему оригинальному лечению, оно у него все
шло удачнее.
— Что врать! Сам сто раз сознавался,
то в Катеньку,
то в Машеньку,
то в Сашеньку, а уж вечно врезавшись…
То есть ведь такой козел сладострастный, что и вообразить невозможно. Вспыхнет как порох от каждого женского платья, и
пошел идеализировать. А корень всех этих привязанностей совсем сидит не в уважении.
Затем
шел старый сосновый лес, густою, черно-синею щеткою покрывавший гору и уходивший по ней под самое небо; а к этому лесу, кокетливо поворачиваясь
то в
ту,
то в другую сторону, подбегала мелководная речечка, заросшая по загибинам
то звонким красноватым тростником, махавшим своими переломленными листочками,
то зелено-синим початником.
— Никакого пренебрежения нет: обращаюсь просто, как со всеми. Ты меня извинишь, Женни, я хочу дочитать книгу, чтобы завтра ее с тобой отправить к Вязмитинову, а
то нарочно
посылать придется, — сказала Лиза, укладываясь спать и ставя возле себя стул со свечкой и книгой.
Доктор брал десятую часть
того, что он мог бы взять на своем месте, и не
шел в стачки там, где другим было нужно покрыть его медицинскою подписью свою юридически-административную неправду.
Возьмите, например, орловскую мещаночку Матрешу или Гашу в
том положении, когда на их сестру шляпу надевают, и возьмите Мину,
Иду или Берту из Митавы в соответственном же положении.
— Я, братец ты мой, теперь,
слава те, господи, городской обыватель.
— Ты
того, Петруха… ты не этого… не падай духом. Все, брат, надо переносить. У нас в полку тоже это случилось. У нас раз этого ротмистра разжаловали в солдаты. Разжаловали, пять лет был в солдатах, а потом отличился и опять
пошел: теперь полицеймейстером служит на Волге; женился на немке и два дома собственные купил. Ты не огорчайся: мало ли что в молодости бывает!
С пьяными людьми часто случается, что, идучи домой, единым Божиим милосердием хранимы, в одном каком-нибудь расположении духа они помнят, откуда они
идут, а взявшись за ручку двери, неожиданно впадают в совершенно другое настроение или вовсе теряют понятие о всем, что было с ними прежде, чем они оперлись на знакомую дверную ручку. С трезвыми людьми происходит тоже что-то вроде этого. До двери
идет один человек, а в дверь ни с
того ни с сего войдет другой.
—
Пойдем, Лиза, я тебя напою шоколатом: я давно берегу для тебя палочку; у меня нынче есть отличные сливки, — сказала Женни, и они
пошли в ее комнату, между
тем как Помада юркнул за двери и исчез за ними.
— Женни! Женни! — кричал снова вернувшийся с крыльца смотритель. —
Пошли кого-нибудь… да и послать-то некого… Ну, сама сходи скорее к Никону Родивонычу в лавку, возьми вина… разного вина и получше: каркавелло, хересу, кагору бутылочки две и
того… полушампанского… Или, черт знает уж, возьми шампанского. Да сыру, сыру, пожалуйста, возьми. Они сыр любят. Возьми швейцарского, а не голландского, хорошего, поноздреватее который бери, да чтобы слезы в ноздрях-то были. С слезой, непременно с слезой.
— Ничего: все
то же самое, — отвечала Женни и тихо
пошла к своему столику.
— Нет, вы не смейтесь.
То, о чем я хочу спросить вас, для меня вовсе не смешно, Евгения Петровна. Здесь дело
идет о счастье целой жизни.
Не успеет Розанов усесться и вчитаться, вдуматься, как по лестнице
идет Давыдовская,
то будто бы покричать на нечаевских детей, рискующих сломать себе на дворе шею,
то поругать местного квартального надзирателя или квартирную комиссию,
то сообщить Дарье Афанасьевне новую сплетню на ее мужа. Придет, да и сядет, и курит трубку за трубкою.
А
то отправятся доктор с Араповым гулять ночью и долго бродят бог знает где, по пустынным улицам, не боясь ни ночных воров, ни усталости. Арапов все
идет тихо и вдруг, ни с
того ни с сего, сделает доктору такой вопрос, что
тот не знает, что и ответить, и еще более убеждается, что правленье корректур не составляет главной заботы Арапова.
Розанов с Араповым
пошли за Лефортовский дворец, в поле. Вечер стоял тихий, безоблачный, по мостовой от Сокольников изредка трещали дрожки, а
то все было невозмутимо кругом.
— Плохая пища, фермер. У меня нет дома. Я вдова, я работаю людям из хлеба. Мне некуда
идти с моим дитятей, я кормлю его
тем, чего не съедят хозяйские дети.
— На, и
иди, — сказал Арапов, подавая «черту» записку, после чего
тот сейчас же исчез за дверью.
Ярошиньский тихо и внимательно глядел молча на Бычкова, как будто видя его насквозь и только соображая, как
идут и чем смазаны в нем разные,
то без пардона бегущие,
то заскакивающие колесца и пружинки; а Бычков входил все в больший азарт.
Если читатель вообразит, что весь описанный нами разговор
шел с бесконечными паузами, не встречающимися в разговорах обыкновенных людей,
то ему станет понятно, что при этих словах сквозь густые шторы Рациборского на иезуитов взглянуло осеннее московское утро.
Счастливое лето
шло в Гапсале быстро; в вокзале показался статный итальянский граф, засматривающийся на жгучую красоту гречанки; толстоносый Иоська становился ей все противнее и противнее, и в одно прекрасное утро гречанка исчезла вместе с значительным еще остатком украденной в откупе кассы, а с этого же дня никто более не встречал в Гапсале и итальянского графа — поехали в
тот край, где апельсины зреют и яворы шумят.
— К воскресным школам! Нет, нам надо дело делать, а они частенько там… Нет, мы сами по себе. Вы только
идите со мною к Беку, чтоб не заподозрил, что это я один варганю. А со временем я вам дам за
то кафедру судебной медицины в моей академии. Только нет, — продолжал он, махнув весело рукою, — вы неисправимы. Бегучий господин. Долго не посидите на одном месте. Провинция да идеализм загубили вас.
— Ну уж, мать, был киятер. Были мы в Суконных банях. Вспарились, сели в передбанник, да и говорим: «Как его солдаты-то из ружьев расстригнули, а он под землю». Странница одна и говорит: «Он, говорит, опять по земле ходит». — «Как, говорим, по земле ходит?» — «Ходит», говорит. А тут бабочка одна в баню
пошла, да как, мать моя, выскочит оттуда, да как гаркнет без ума без разума: «Мужик в бане». Глянули, неправда он. Так и стоит так,
то есть так и стоит.
Скоро они близко познакомились, и чем усерднее углекислые феи порицали стриженую барышню,
тем быстрее
шло ее сближение с Лизой, которой в существе Бертольди вовсе не нравилась.
В опустевших домах теперь
пошла новая жизнь. Розанов, проводив Бахаревых, в
тот же день вечером зашел к Лизе и просидел долго за полночь. Говорили о многом и по-прежнему приятельски, но не касались в этих разговорах друг друга.
И
пошел спор о Райнере, закончившийся
тем, что Райнер, точно, человек сомнительный.
За посудой его
посылаете; гоняете к прачке и равнодушно смеетесь над
тем, что он ничего не делает и живет как птица небесная, только для
того, чтобы служить вам?
Отыскать Розанова было довольно трудно. Выйдя от Барсова, он постоял на улице, посмотрел на мигавшие фонари и, вздохнув,
пошел в
то отделение соседней гостиницы, в котором он стоял с приезда в Москву.
С Лизою Розанов в последний раз вовсе не видался. Они уж очень разбились, да к
тому же и там
шла своя семейная драма, пятый акт которой читатель увидит в следующей главе.
Собственные дела Лизы
шли очень худо: всегдашние плохие лады в семье Бахаревых, по возвращении их в Москву от Богатыревых, сменились сплошным разладом. Первый повод к этому разладу подала Лиза, не перебиравшаяся из Богородицкого до самого приезда своей семьи в Москву. Это очень не понравилось отцу и матери, которые ожидали встретить ее дома.
Пошли упреки с одной стороны, резкие ответы с другой, и кончилось
тем, что Лиза, наконец, объявила желание вовсе не переходить домой и жить отдельно.
У Лизы
шел заговор, в котором Помада принимал непосредственное участие, и заговор этот разразился в
то время, когда мало способная к последовательному преследованию Ольга Сергеевна смягчилась до зела и начала сильно желать искреннего примирения с дочерью.
За боковыми дверями с обеих сторон ее комнаты
шла оживленная беседа, и по коридору беспрестанно слышались
то тяжелые мужские шаги,
то чокающий, приятный стук женских каблучков и раздражающий шорох платьев.
Человек, ехавший на дрожках, привстал, посмотрел вперед и, спрыгнув в грязь,
пошел к
тому, что на подобных улицах называется «тротуарами». Сделав несколько шагов по тротуару, он увидел, что передняя лошадь обоза лежала, барахтаясь в глубокой грязи. Около несчастного животного, крича и ругаясь, суетились извозчики, а в сторонке, немножко впереди этой сцены, прислонясь к заборчику, сидела на корточках старческая женская фигура в ватошнике и с двумя узелками в белых носовых платках.
Здесь, кроме камер с дырами, выходившими на свет божий,
шел целый лабиринт, в который луч солнечного света не западал с
тех пор, как последний кирпич заключил собою тяжелые своды этих подземных нор.
— И волей, и неволей, и своей охотой, батюшка Дмитрий Петрович, — отвечал Белоярцев шутя, но с
тем же достоинством. — Вы к Лизавете Егоровне
идете?
Целые дни
шла бесконечная сутолка и неумолчные речи о
том, при каких мерах возможно достижение общей гармонии житейских отношений?
Абрамовна не
пошла на указанный ей парадный подъезд, а отыскала черную лестницу и позвонила в дверь в третьем этаже. Старуха сказала девушке свое имя и присела на стульце, но не успела она вздохнуть, как за дверью ей послышался радостный восклик Женни, и в
ту же минуту она почувствовала на своих щеках теплый поцелуй Вязмитиновой.
Время
шло; Лиза изредка навещала Вязмитинову, но речи о
том, что ей плохо без Абрамовны, никогда не заходило.
Трепка, вынесенная им в первом общем собрании, его еще не совсем пришибла. Он скоро оправился, просил Райнера не обращать внимания на
то, что сначала дело
идет не совсем на полных социальных началах, и все-таки помогать ему словом и содействием. Потом обошел других с
тою же просьбою; со всеми ласково поговорил и успокоился.
Прислуга нас бросает; люди не хотят
идти к нам; у нас скука, тоска, которые вам нужны для
того, чтобы только все слушали здесь вас, а никого другого.
Сестре госпожи Мечниковой
шел только семнадцатый год. Она принадлежала к натурам, не рано складывающимся и формирующимся. Фигура ее была еще совершенно детская, талия прямая и узенькая, руки длинные, в плечах не было еще
той приятной округлости, которая составляет их манящую прелесть, грудь едва обозначалась, губы довольны бледны, и в глазах преобладающее выражение наивного детского любопытства.