Неточные совпадения
— А!
Что!
Кто вас звал?
Кто вас пустил сюда? — закричал, трясясь и топая, старик.
— Во-первых, — выкладывала по пальцам Дора, — на мне никогда никто не женится, потому
что по множеству разных пороков я неспособна к семейной жизни, а, во-вторых, я и сама ни за
кого не пойду замуж.
— Да разве же я виновата, — оправдывалась Дора, —
что настал такой век,
что никак не наспасешься?
Кто их знает, как они так женятся,
что это по них незаметно! Ну,
чего, ну,
что это вы женились и не сказываете об этом приятном происшествии? — обратилась она к смеющемуся Долинскому и сама расхохоталась снова.
— Нет, извините, господа, это вы-то, кажется, не знаете,
что говорите! Любовь, деньги, обеспечения… Фу, какой противоестественный винегрет! Все это очень умно, звучно, чувствительно, а самое главное то,
что все это се sont des [Есть (франц.)] пустяки.
Кто ведет свои дела умно и решительно, тот все это отлично уладит, а вы, милашечки мои, сами неудобь какая-то, оттого так и рассуждаете.
— А знаешь, брат, так и помни. Помни,
что кто за доверие заплатит нехорошо, тот подлец, Нестор Игнатьич.
— Благодарю за любезность, но не верю ей. Я очень хорошо знаю,
что я такое. У меня есть совесть и, какой случился, свой царь в голове, и, кроме их. я ни от
кого и ни от
чего не хочу быть зависимой, — отвечала с раздувающимися ноздерками Дора.
— Мимо
чего пойду, то сделаю — позволения ни у
кого просить не стану, а то, говорю вам, надо быть очень умной.
— Да о тех и говорить нечего!
Кто не умеет стать сам. того не поставите. Белинский прекрасно говорит,
что том'. нет спасения,
кто в слабости своей натуры носит своего врага.
— Не хочет-с, не хочет сама себе помогать, продает свою свободу за кареты, за положение, за прочие глупые вещи. Раба! Всякий,
кто дорожит чем-нибудь больше,
чем свободой, — раб. Не все ли равно, женщина раба мужа, муж раб чинов и мест, вы рабы вашего либерализма, соболи, бобры — все равны!
—
Кто ценит свою свободу, тот ни на
что ее и так не променяет, тот и сам отстоит ее и совсем не по вашим рецептам, — равнодушно сказала Дора.
Гибель Бобки была неизбежна, потому
что голубь бы непременно удалялся от него тем же аллюром до самого угла соединения карниза с крышей, где мальчик ни за
что не мог ни разогнуться, ни поворотиться: надеяться на то, чтобы ребенок догадался двигаться задом, было довольно трудно, да и всякий,
кому в детстве случалось путешествовать по так называемым «кошачьим дорогам», тот, конечно, поймет,
что такой фортель был для Бобки совершенно невозможен.
— Охота тебе, право, Дора! — отговаривалась Анна Михайловна. — В благородном собрании бывает гораздо веселее — да не ездишь, а тут
что?
Кого мы знаем?
— Да,
что уж о ней, Анна Михайловна, и говорить! — отвечал Долинский. — Счастливый будет человек,
кого она полюбит.
— А я, знаете,
чем и
кем более всего довольна? — Анна Михайловна несколько лукаво посмотрела искоса на молчавшего Долинского и договорила, — вами.
—
Кто ж думает,
что тебе жаль? Я только думаю. есть ли у тебя
чего жалеть, покажите-ка мне,
что вы считали?
— А вы вот о
чем, Дорушка, поговорите лучше, — сказал он, —
кому с вами ехать?
— Киньте жребий,
кому выпадет это счастье, — шутила Дора. — Тебе, сестра, будет очень трудно уехать. Alexandrine твоя,
что называется, пустельга чистая. Тебе положиться не на
кого. Все тут без тебя в разор пойдет. Помнишь, как тогда, когда мы были в Париже. Так тогда всего на каких-нибудь три месяца уезжали и в глухую пору, а теперь… Нет, тебе никак нельзя ехать со мной.
Самый проницательный из моих читателей будет тот, который отгадает,
что выступающий маленький человечек есть не
кто иной, как старый наш знакомый Илья Макарович Журавка.
—
Кому же это вы будете говорить,
что вы будете говорить, и по какому праву, наконец, Илья Макарыч?
— А
что,
кого вспомнили? Долинский улыбнулся и отвечал...
— Да у никого. Это-то и скверно,
что ни у
кого. Даша задумалась и, помолчав, спросила...
— А
кто ее знает,
что это была за любовь? Я только одно знаю,
что это было что-то небескорыстное.
— Кирилл Онучин?.. Да как бы это вам сказать,
что такое Кирилл Онучин? — отвечал вам, разводя врозь руками всякий, у
кого бы вы ни вздумали осведомиться об этом экземпляре.
— Поет! Ах, нет, не поет он. Вы ведь не знаете, mademoiselle, как он меня любит: он такой недурненький и всегда хочет целовать меня… Я просто, когда только вздумаю,
кто ему там чистит его белье,
кто ему починит, если разорвется его платье, и мне так хочется плакать, мне делается так грустно… когда я только подумаю,
что…
—
Кто ж это вам сказал,
что забвенья нет?
—
Что хорошее? Есть польская пословица,
что не то хорошо,
что — хорошо, а то хорошо,
что кому нравится.
Это ведь люди все повыдумывали: вымышленное горе, ложный страх, ложный стыд; а
кому горько, или
кому стыдно, так все равно,
что от ложного,
что от настоящего горя — все равно.
Кто знает,
что у
кого ложное? — философствовала Даша и уснула, держа Долинского за руку.
—
Что теперь впереди?
Кому, на
что нужна моя жизнь и зачем она самой мне, эта жизнь, в которой все милое пропало, все вымерло? — спрашивала себя она, обтирая заплаканное лицо.
— А вы, madame Бюжар, если
кто меня будет спрашивать, говорите всем,
что я болен.
Кто докажет мне,
что его нет?..
— Так сказали? Да, я уверена,
что вы в эту минуту обо мне не подумали. Но скажите же теперь, мой друг, если вы нехорошего мнения о женщинах, которые выходят замуж не любя своего будущего мужа, то какого же вы были бы мнения о женщине, которая выйдет замуж любя не того,
кого она будет называть мужем?
Неточные совпадения
Кто там? (Подходит к окну.)А,
что ты, матушка?
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери
кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло!
Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в
чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Как бы, я воображаю, все переполошились: «
Кто такой,
что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи, и не знают,
что такое значит «прикажете принять».
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда
кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо,
что у вас больные такой крепкий табак курят,
что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Городничий. Это бы еще ничего, — инкогнито проклятое! Вдруг заглянет: «А, вы здесь, голубчик! А
кто, скажет, здесь судья?» — «Ляпкин-Тяпкин». — «А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! А
кто попечитель богоугодных заведений?» — «Земляника». — «А подать сюда Землянику!» Вот
что худо!