Неточные совпадения
— А моя сестра уж, верно, морщится, что мы дружимся, — проговорила Дора и, взглянув в лицо сестры, добавила, — так и есть, вот удивительная
женщина, никогда она, кажется,
не будет верить, что я
знаю, что делаю.
— Н-н-ну,
не знаю, отчего так уж очень много. Можно любить и своих прежних детей, и
женщину.
— Вот то-то, Дарья Михайловна, — говорили ей, —
не знаете вы, сколько труда в последнее время положено за
женщину.
— Да так, просто. Думаю себе иной раз, сидя за мольбертом: что он там наконец, собака, делает?
Знаю, ведь он такой олух царя небесного; даже прекрасного, шельма,
не понимает; идет все понурый, на
женщину никогда
не взглянет, а
женщины на него как муха на мед. Душа у него такая кроткая, чистая и вся на лице.
— А так! У них пению время, а молитве час. Они
не требуют, чтоб люди уродами поделались за то, что их матери
не в тот, а в другой год родили. У них божие идет богови, а кесарево кесареви. Они и живут, и думают, и любят, и
не надоедают своим
женщинам одною докучною фразою. Мне, вы
знаете, смерть надоели эти наши ораторы! Все чувства боятся! Сердчишек
не дал бог, а они еще мечами картонными отмахиваются. Любовь и привязанность будто чему-нибудь хорошему могут мешать? Будто любовь чему-нибудь мешает.
Горе этой
женщины было в самом деле такое грациозное, поэтическое и милое, что и жаль ее было, и все-таки нельзя было
не любоваться самым этим горем. Дорушка переменила место прогулок и стала навещать Жервезу. Когда они пришли к „молочной красавице“ в первый раз, Жервеза ужинала с сыном и мужниной сестренкой. Она очень обрадовалась Долинскому и Доре; краснела,
не знала, как их посадить и чем угостить.
— Ну,
знаете, как это там: Юпитер посылал Меркурия отыскать никогда
не любивших
женщин?
— Зачем я женился? Я был тогда молод и неопытен; я обманулся, я увлекся красивой внешностью. Я
не знал женщин, я ничего не знал. Дай вам бог заключить более счастливый брак! но поверьте, ни за что нельзя ручаться.
— Кто я? Правда, мне девятнадцать лет, и у нас было воспитание такое, и я… до сих пор
не знаю женщин, но разве это что-нибудь значит? Иногда я себя чувствую мальчиком, а то вдруг так стар, словно мне сто лет и у меня не черные глаза, а серые. Усталость какая-то… Откуда усталость, когда я еще не работал?
Неточные совпадения
Хлестаков. Оробели? А в моих глазах точно есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я
знаю, что ни одна
женщина не может их выдержать,
не так ли?
Он
не верит и в мою любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он
знает, что я
не брошу сына,
не могу бросить сына, что без сына
не может быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая
женщина, — это он
знает и
знает, что я
не в силах буду сделать этого».
Они
не знают, как он восемь лет душил мою жизнь, душил всё, что было во мне живого, что он ни разу и
не подумал о том, что я живая
женщина, которой нужна любовь.
— Я больше тебя
знаю свет, — сказала она. — Я
знаю этих людей, как Стива, как они смотрят на это. Ты говоришь, что он с ней говорил об тебе. Этого
не было. Эти люди делают неверности, но свой домашний очаг и жена — это для них святыня. Как-то у них эти
женщины остаются в презрении и
не мешают семье. Они какую-то черту проводят непроходимую между семьей и этим. Я этого
не понимаю, но это так.
Ты
не поверишь, но я до сих пор думала, что я одна
женщина, которую он
знал.