Неточные совпадения
Память моя
в своих глубочайших недрах сохранила
детский облик ходульной плясуньи, и сердце мое и нынче рукоплещет ей, как рукоплескало
в тот ненастный день, когда она, серьезная и спокойная, не даря ни малейшего внимания ни глупым восторгам, ни дерзким насмешкам, плясала на своих высоких ходулях и
ушла на них с гордым сознанием, что не даровано помазанья свыше тем, кто не почувствовал драмы
в ее даровом представлении.
«И Наташа
уходила в детскую кормить своего единственного мальчика Петю. Никто ничего не мог ей сказать столько успокоительного, разумного, сколько это трехмесячное маленькое существо, когда оно лежало у ее груди, и она чувствовала его движение и сопение носиком. Существо это говорило: «Ты сердишься, ты ревнуешь, ты хотела бы ему отомстить, ты боишься, а я вот он. А я вот он»… И отвечать нечего было. Это было больше, чем правда».
— Всё глупости, всё пустяки, — говорила Наташа, — все его размышления, которые ни к чему не ведут, и все эти дурацкие общества, — говорила она о тех самых делах, в великую важность которых она твердо верила. И она
уходила в детскую кормить своего единственного мальчика Петю.
Неточные совпадения
Суета света касалась ее слегка, и она спешила
в свой уголок сбыть с души какое-нибудь тяжелое, непривычное впечатление, и снова
уходила то
в мелкие заботы домашней жизни, по целым дням не покидала
детской, несла обязанности матери-няньки, то погружалась с Андреем
в чтение,
в толки о «серьезном и скучном», или читали поэтов, поговаривали о поездке
в Италию.
Раннее утро, не больше семи часов. Окна еще не начали белеть, а свечей не дают; только нагоревшая светильня лампадки, с вечера затепленной
в углу перед образом, разливает
в жарко натопленной
детской меркнущий свет. Две девушки, ночующие
в детской, потихоньку поднимаются с войлоков, разостланных на полу, всемерно стараясь, чтобы неосторожным движением не разбудить детей. Через пять минут они накидывают на себя затрапезные платья и
уходят вниз доканчивать туалет.
Трудно было разобрать, говорит ли он серьезно, или смеется над моим легковерием.
В конце концов
в нем чувствовалась хорошая натура, поставленная
в какие-то тяжелые условия. Порой он внезапно затуманивался,
уходил в себя, и
в его тускневших глазах стояло выражение затаенной печали… Как будто чистая сторона
детской души невольно грустила под наплывом затягивавшей ее грязи…
— Кос — ти пере — ломаю!.. все кости… — то наши
детские души
уходили в пятки… Но это бывало не часто. Старый добряк экономил этот эффект и прибегал к нему лишь
в крайних случаях.
И когда я теперь вспоминаю эту характерную, не похожую на всех других людей, едва промелькнувшую передо мной фигуру, то впечатление у меня такое, как будто это — само историческое прошлое Польши, родины моей матери, своеобразное, крепкое, по — своему красивое,
уходит в какую-то таинственную дверь мира
в то самое время, когда я открываю для себя другую дверь, провожая его ясным и зорким
детским, взглядом…