Неточные совпадения
—
Как же концы в воду-с?
А на
том свете что ему будет? Самоубийцы, ведь они целый век будут мучиться. За них даже и молиться никто не может.
Вот и хорошо: так он порешил настоятельно себя кончить и день к
тому определил, но только
как был он человек доброй души,
то подумал: «Хорошо
же; умереть-то я, положим, умру,
а ведь я не скотина: я не без души, — куда потом моя душа пойдет?» И стал он от этого часу еще больше скорбеть.
Что я вам приказываю — вы
то сейчас исполнять должны!»
А они отвечают: «Что ты, Иван Северьяныч (меня в миру Иван Северьяныч, господин Флягин, звали):
как, говорят, это можно, что ты велишь узду снять?» Я на них сердиться начал, потому что наблюдаю и чувствую в ногах,
как конь от ярости бесится, и его хорошенько подавил в коленях,
а им кричу: «Снимай!» Они было еще слово; но тут уже и я совсем рассвирепел да
как заскриплю зубами — они сейчас в одно мгновение узду сдернули, да сами, кто куда видит, бросились бежать,
а я ему в
ту же минуту сейчас первое, чего он не ожидал, трах горшок об лоб: горшок разбил,
а тесто ему и потекло и в глаза и в ноздри.
— Поэтому-с. Да и
как же поступить, когда он с
тех пор даже встретить меня опасался?
А я бы очень к нему тогда хотел, потому что он мне, пока мы с ним на роме на этом состязались, очень понравился, но, верно, своего пути не обежишь, и надо было другому призванию следовать.
Мне надо было бы этим случаем графской милости пользоваться, да тогда
же,
как монах советовал, в монастырь проситься;
а я, сам не знаю зачем, себе гармонию выпросил, и
тем первое самое призвание опроверг, и оттого пошел от одной стражбы к другой, все более и более претерпевая, но нигде не погиб, пока все мне монахом в видении предреченное в настоящем житейском исполнении оправдалось за мое недоверие.
Я подумал-подумал, что тут делать: дома завтра и послезавтра опять все
то же самое, стой на дорожке на коленях, да тюп да тюп молоточком камешки бей,
а у меня от этого рукомесла уже на коленках наросты пошли и в ушах одно слышание было,
как надо мною все насмехаются, что осудил меня вражий немец за кошкин хвост целую гору камня перемусорить.
—
Как, — говорю, — я
же тех лошадей крал и за
то больше тебя пострадать мог,
а за что
же моя доля такая маленькая?
«Ну, — говорю, — легко ли мне обязанность татарчат воспитывать. Кабы их крестить и причащать было кому, другое бы еще дело,
а то что
же: сколько я их ни умножу, все они ваши
же будут,
а не православные, да еще и обманывать мужиков станут,
как вырастут». Так двух жен опять взял,
а больше не принял, потому что если много баб, так они хоть и татарки, но ссорятся, поганые, и их надо постоянно учить.
Я с ним попервоначалу было спорить зачал, что
какая же, мол, ваша вера, когда у вас святых нет, но он говорит: есть, и начал по талмуду читать,
какие у них бывают святые… очень занятно,
а тот талмуд, говорит, написал раввин Иовоз бен Леви, который был такой ученый, что грешные люди на него смотреть не могли;
как взглянули, сейчас все умирали, через что бог позвал его перед самого себя и говорит: «Эй ты, ученый раввин, Иовоз бен Леви!
то хорошо, что ты такой ученый, но только
то нехорошо, что чрез тебя, все мои жидки могут умирать.
А раввин Леви
как пошел,
то ударился до самого до
того места, где был рай, и зарыл себя там в песок по самую шею, и пребывал в песке тринадцать лет,
а хотя
же и был засыпан по шею, но всякую субботу приготовлял себе агнца, который был печен огнем, с небеси нисходящим.
А мне мужика, разумеется, жаль, потому ему на оморочной лошади нельзя будет работать, так
как она кувырнет, да и все тут,
а к
тому же я цыганов тогда смерть ненавидел через
то, что от первых от них имел соблазн бродить, и впереди, вероятно, еще иное предчувствовал,
как и оправдалось.
—
А то, что
какое же мое, несмотря на все это, положение? Несмотря на все это, я, — говорит, — нисколько не взыскан и вышел ничтожеством, и,
как ты сейчас видел, я ото всех презираем. — И с этими словами опять водки потребовал, но на сей раз уже велел целый графин подать,
а сам завел мне преогромную историю,
как над ним по трактирам купцы насмехаются, и в конце говорит...
А она меня опять поцеловала, и опять
то же самое осязание:
как будто ядовитою кисточкою уста тронет и во всю кровь до самого сердца болью прожжет.
Исправник толстый-претолстый, и две дочери у него были замужем,
а и
тот с зятьями своими тут
же заодно пыхтит,
как сом, и пятками месит,
а гусар-ремонтер, ротмистр богатый и собой молодец, плясун залихватский, всех ярче действует: руки в боки,
а каблуками навыверт стучит, перед всеми идет — козырится, взагреб валяет,
а с Грушей встренется — головой тряхнет, шапку к ногам ее ронит и кричит: «Наступи, раздави, раскрасавица!» — и она…
— Что
же, пусть приедет, на дочь посмотрит, — и с этим вздохнула и задумалась, сидит спустя голову,
а сама еще такая молодая, белая да вальяжная,
а к
тому еще и обращение совсем не
то, что у Груши…
та ведь больше ничего,
как начнет свое «изумрудный да яхонтовый»,
а эта совсем другое… Я ее и взревновал.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в
то же время говорит про себя.)
А вот посмотрим,
как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид,
а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в
какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Мишка. Да для вас, дядюшка, еще ничего не готово. Простова блюда вы не будете кушать,
а вот
как барин ваш сядет за стол, так и вам
того же кушанья отпустят.
А Петр-то Иванович уж мигнул пальцем и подозвал трактирщика-с, трактирщика Власа: у него жена три недели назад
тому родила, и такой пребойкий мальчик, будет так
же,
как и отец, содержать трактир.
— И так это меня обидело, — продолжала она, всхлипывая, — уж и не знаю
как!"За что
же, мол, ты бога-то обидел?" — говорю я ему.
А он не
то чтобы что, плюнул мне прямо в глаза:"Утрись, говорит, может, будешь видеть", — и был таков.
Ибо желать следует только
того, что к достижению возможно; ежели
же будешь желать недостижимого,
как, например, укрощения стихий, прекращения течения времени и подобного,
то сим градоначальническую власть не токмо не возвысишь,
а наипаче сконфузишь.