Неточные совпадения
«Чудак
мой хозяин», — подумал Ермий и, встав с постели, подошел к Памфалону, взглянул в лицо его и засмотрелся. Вчера вечером он видел Памфалона при лампе и готового на скоморошество, с завитою головою и с лицом, разрисованным красками, а теперь скоморох спал,
смыв с себя скоморошье мазанье, и лицо у него было тихое и прекрасное. Ермию казалось, будто это совсем не человек, а ангел.
— Нет, — закричал я, — это вовсе не то, что будто я тебя отвергаю. Я тебе друг и докажу тебе это
моею готовностью помочь твоему горю. Только не говори более, для чего ты пришла сюда. Разрушь скорей это плетение волос, через которое ты стала походить на гетеру;
смой с своих плеч чистой водою этот аромат благовонного нарда, которым их покрыли люди, желавшие твоего позора, а потом скажи мне: сколько именно должен муж твой.
Всё равно… они все ведут к смерти; — но я не позволю низкому, бездушному человеку почитать меня за свою игрушку… ты или я сама должна это сделать; — сегодня я перенесла обиду, за которую хочу, должна отомстить… брат! не отвергай моей клятвы… если ты ее отвергнешь, то берегись… я сказала, что не перенесу этого… ты будешь добр для меня; ты примешь мою ненависть, как дитя мое; станешь лелеять его, пока оно вырастет и созреет и
смоет мой позор страданьями и кровью… да, позор… он, убийца, обнимал, целовал меня… хотел… не правда ли, ты готовишь ему ужасную казнь?..
Неточные совпадения
«Слушайте,
мои благодетели. Нет ли из вас кого такого, который на душе смертный грех за собой знает? Помилуй бог, как бы ему хорошо теперь своей кровью беззаконие
смыть?»
Если тебя изнасиловал какой-нибудь негодяй, — господи, что не возможно в нашей современной жизни! — я взял бы тебя, положил твою голову себе на грудь, вот как я делаю сейчас, и сказал бы: «Милое
мое, обиженное, бедное дитя, вот я жалею тебя как муж, как брат, как единственный друг и
смываю с твоего сердца позор
моим поцелуем».
— Их нет уже, боярин! — сказал с восторгом Митя, — Твои слезы
смыли их… первые слезы кающегося грешника… О! какое веселие, какое торжество готовится на небесах, когда я, окаянный, недостойный грешник, скрывающий гордость и тщету даже под сим бедным рубищем, не нахожу слов для изъяснения
моей радости!
В пространстве синего эфира // Один из ангелов святых // Летел на крыльях золотых, // И душу грешную от мира // Он нес в объятиях своих. // И сладкой речью упованья // Ее сомненья разгонял, // И след проступка и страданья // С нее слезами он
смывал. // Издалека уж звуки рая // К ним доносилися — как вдруг, // Свободный путь пересекая, // Взвился из бездны адский дух. // Он был могущ, как вихорь шумный, // Блистал, как молнии струя, // И гордо в дерзости безумной // Он говорит: «Она
моя!»
Все же я первый дал пощечину:
моя инициатива; а по законам чести — это всё; он уже заклеймен и никакими побоями уж не
смоет с себя пощечины, кроме как дуэлью.