Неточные совпадения
Четвертое же и самое веское из характерных определений дьякону Ахилле было сделано самим архиереем, и притом в весьма памятный для Ахиллы
день, именно в
день изгнания его, Ахиллы, из архиерейского хора и посылки на дьяконство в Старый Город. По этому определению дьякон Ахилла назывался «уязвленным». Здесь будет уместно рассказать, по какому случаю стало ему приличествовать
сие последнее название «уязвленного».
Но боже мой, боже мой! как я только вспомню да подумаю — и что это тогда со мною поделалось, что я его, этакого негодивца Варнавку, слушал и что даже до
сего дня я еще с ним как должно не расправился!
— Но вот-с дние бегут и текут, а гнев отца протопопа не проходит и до
сего дня.
1833 года, в восьмой
день февраля, выехал с попадьей из села Благодухова в Старгород и прибыл сюда 12-го числа о заутрене. На дороге чуть нас не съела волчья свадьба. В церкви застал нестроение. Раскол силен. Осмотревшись, нахожу, что противодействие расколу по консисторской инструкции
дело не важное, и о
сем писал в консисторию и получил за то выговор».
Ниже, через несколько записей, значилось: «Был по
делам в губернии и, представляясь владыке, лично ему докладывал о бедности причтов. Владыка очень о
сем соболезновали; но заметили, что и сам Господь наш не имел где главы восклонить, а к
сему учить не уставал. Советовал мне, дабы рекомендовать духовным читать книгу „О подражании Христу“. На
сие ничего его преосвященству не возражал, да и вотще было бы возражать, потому как и книги той духовному нищенству нашему достать негде.
Изложил
сие дело владыке обстоятельно что не ходил я к староверам не по нерадению, ибо то даже было в карманный себе ущерб; но я сделал
сие для того дабы раскольники чувствовали, что чести моего с причтом посещения лишаются.
Но утром днесь поглядаю свысока на землю
сего Пизонского да думаю о
делах своих, как вдруг начинаю замечать, что эта свежевзоранная, черная, даже как бы синеватая земля необыкновенно как красиво нежится под утренним солнцем и ходят по ней бороздами в блестящем пере тощие черные птицы и свежим червем подкрепляют свое голодное тело.
По
сем дне, повергавшем меня всеми ощущениями в беспрерывное разнообразие, я столь был увлечен описанием того, что мною выше описано, что чувствовал плохую женку мою в душе моей, и поелику душа моя лобзала ее, я не вздумал ни однажды подойти к ней и поцеловать ее.
Однако в то самое время, как я восторгался женой моей, я и не заметил, что тронувшее Наташу слово мое на Преображеньев
день других тронуло совершенно в другую сторону, и я
посеял против себя вовсе нежеланное неудовольствие в некоторых лицах в городе.
А они требуют, чтоб я вместо живой речи, направляемой от души к душе, делал риторические упражнения и
сими отцу Троадию доставлял удовольствие чувствовать, что в церкви минули
дни Могилы, Ростовского Димитрия и других светил светлых, а настали иные, когда не умнейший слабейшего в разуме наставляет, а обратно, дабы
сим уму и чувству человеческому поругаться.
Ну, за что мне
сие? Ну, чем я
сего достоин? Отчего же она не так, как консисторский секретарь и ключарь, рассуждает, что легче устроить
дело Божие, не имея, где головы подклонить? Что
сие и взаправду все за случайности!
Дело такое и вправду совершилось, но я оное утаил, считая то, во-первых, за довольно ничтожное, а во-вторых, зная тому настоящую причину — бедность, которая Лукьяна-дьячка довела до
сего.
Но
сие пустое
дело мне прямо вменено в злодейское преступление, и я взят под начал и послан в семинарскую квасную квасы квасить.
2-е октября. Слухи о визитной распре подтверждаются. Губернатор, бывая в царские
дни в соборе, имеет обычай в
сие время довольно громко разговаривать. Владыка положили прекратить
сие обыкновение и послали своего костыльника просить его превосходительство вести себя благопристойнее. Губернатор принял замечание весьма амбиционно и чрез малое время снова возобновил свои громкие с жандармским полковником собеседования; но на
сей раз владыка уже сами остановились и громко сказали...
17-го марта. Богоявленский протопоп, идучи ночью со Святыми Дарами от больного, взят обходными солдатами в часть, якобы был в нетрезвом виде. Владыка на другой
день в мантии его посетили. О, ляше правителю, будете вы теперь
сию проделку свою помнить!
В марте месяце
сего года, в проезд чрез наш город губернатора, предводителем дворянства было праздновано торжество, и я, пользуясь
сим случаем моего свидания с губернатором, обратился к оному сановнику с жалобой на обременение помещиками крестьян работами в воскресные
дни и даже в двунадесятые праздники и говорил, что таким образом великая бедность народная еще более увеличивается, ибо по целым селам нет ни у кого ни ржи, ни овса…
Мало того, что они уже с давних пор гласно издеваются над газетными известиями и представляют, что все
сие, что в газетах изложено, якобы не так, а совершенно обратно, якобы нас бьют, а не мы бьем неприятелей, но от слова уже и до
дела доходят.
1-го января 1857 года. Совсем не узнаю себя. Семь лет и строки сюда не вписал. Житие мое странное, зане житие мое стало сытое и привольное. Перечитывал все со
дня преподобия своего здесь написанное. Достойно замечания, сколь я стал иначе ко всему относиться за
сии годы. Сам не воюю, никого не беспокою и себе никакого беспокойства не вижу. „Укатали сивку крутые горки“, и против рожна прати более не охота.
Газеты сообщают, что в июле
сего года откупщики жаловались министру внутренних
дел на православных священников, удерживающих народ от пьянства, и господин министр передал эту жалобу обер-прокурору святейшего синода, который отвечал, что „св. синод благословляет священнослужителей ревностно содействовать возникновению в некоторых городских и сельских сословиях благой решимости воздержания от употребления вина“.
8-го ноября. В
день святых и небесных сил воеводы и архистратига Михаила прислан мне пребольшущий нос, дабы не токмо об учреждении общества трезвости не злоумышлял, но и проповедовать о
сем не смел, имея в виду и
сие, и оное, и всякое, и овакое, опричь единой пользы человеческой… Да не полно ли мне, наконец, все это писать? Довольно сплошной срам-то свой все записывать!
27-го декабря. Ахилла в самом
деле иногда изобличает в себе уж такую большую легкомысленность, что для его же собственной пользы прощать его невозможно. Младенца, которого призрел и воспитал неоднократно мною упомянутый Константин Пизонский,
сей бедный старик просил дьякона научить какому-нибудь пышному стихотворному поздравлению для городского головы, а Ахилла, охотно взявшись за это поручение, натвердил мальчишке такое...
2-го февраля. Почтмейстер Тимофей Иванович, подпечатывая письма, нашел описание Тугановского
дела, списанного городничим для Чемерницкого, и все
сему очень смеялись. На что же
сие делают, на что же и подпечатывание с болтовством, уничтожающим
сей операции всякое значение, и корреспондирование революционеру от полицейского чиновника? Городничий намекал, что литераторствует для „Колокола“. Не достойнее ли бы было, если бы ничего этого, ни того, ни другого, совсем не было?
20-го июля. Отлично поправился, проехавшись по благочинию. Так свежо и хорошо в природе, на людях и мир и довольство замечается. В Благодухове крестьяне на свой счет поправили и расписали храм, но опять и здесь, при таком спокойном
деле, явилось нечто в игривом духе. Изобразили в притворе на стене почтенных лет старца, опочивающего на ложе, а внизу уместили подпись: „В седьмым
день Господь почил от всех
дел своих“. Дал отцу Якову за
сие замечание и картину велел замалевать.
Похищали они эти кости друг у дружки до тех пор, пока мой дьякон Ахилла, которому до всего
дело, взялся
сие прекратить и так немешкотно приступил к исполнению этой своей решимости, что я не имел никакой возможности его удержать и обрезонить, и вот точно какое-то предощущение меня смущает, как бы из этого пустяка не вышло какой-нибудь вредной глупости для людей путных.
Происходит ли
сие от стремлений к свободе; но кому же вера помехой в
делах всяческих преуспеяний к исканию свободы?
«Да; мы народ не лиходейный, но добрый», — размышлял старик, идучи в полном спокойствии служить раннюю обедню за
сей народ не лиходейный, но добрый. Однако же этот покой был обманчив: под тихою поверхностью воды, на
дне, дремал крокодил.
— Здравствуйте, гражданин, — встретил Данилку Термосесов. — Как вас на
сих днях утром обидел здешний дьякон?
Вот этот манускрипт, адресованный Савелием исправнику Порохонцеву: «Имея завтрашнего числа совершить соборне литургию по случаю торжественного
дня, долгом считаю известить об этом ваше высокородие, всепокорнейше прося вас ныне же заблаговременно оповестить о
сем с надлежащею распиской всех чиновников города, дабы они пожаловали во храм.
— Все равно
сего не минет, — вздохнул протопоп, — немного мне жить;
дни мои все сочтены уже вмале.