Следовало бы
как ни на есть поизряднее примундириться, потому что люди у нас руки целуют, а примундироваться еще пока ровно не на что; но всего что противнее, это сей презренный, наглый и бесстыжий тон консисторский, с которым говорится: „А не хочешь ли, поп, в консисторию съездить подоиться?“ Нет, друже, не хочу, не хочу; поищите себе кормилицу подебелее.
Неточные совпадения
— Да
каким же примерным поведением, когда он совсем меня не замечает? Мне, ты, батя, думаешь, легко,
как я вижу, что он скорбит, вижу, что он нынче в столь частой задумчивости. «Боже мой! — говорю я себе, — чего он в таком изумлении? Может
быть, это он и обо мне…» Потому что ведь там,
как он
на меня
ни сердись, а ведь он все это притворствует: он меня любит…
— Ну вот, лекарю! Не напоминайте мне, пожалуйста, про него, отец Савелий, да и он ничего не поможет. Мне венгерец такого лекарства давал, что говорит: «только
выпей, так не
будешь ни сопеть,
ни дыхать!», однако же я все
выпил, а меня не взяло. А наш лекарь… да я, отец протопоп, им сегодня и расстроен. Я сегодня, отец протопоп, вскипел
на нашего лекаря. Ведь этакая, отец протопоп, наглость… — Дьякон пригнулся к уху отца Савелия и добавил вслух: — Представьте вы себе,
какая наглость!
Как ни легок
был этот прыжок, но старые, разошедшиеся доски все-таки застучали, и пораженный этим стуком учитель быстро выпустил из рук свои кирпичи и, бросившись
на четвереньки, схватил в охапку рассыпанные пред ним человеческие кости.
— Почему? вы хотите знать: почему? — извольте-c: потому что я не хочу с вами нигде в одном месте
быть! Понимаете: нигде,
ни на этом свете,
ни на каком другом.
Сердобольная Наталья Николаевна, сберегая покой мужа, ухаживала за ним, боясь
каким бы то
ни было вопросом нарушить его строгие думы. Она шепотом велела девочке набить жуковским вакштафом и поставить в угол
на подносике обе трубки мужа и, подпершись ручкой под подбородок, ждала, когда протоиерей выкушает свой стакан и попросит второй.
Старичок
был весь чистота и благообразие:
на лице его и следа нет
ни желтых пятен,
ни морщин, обыкновенно портящих лица карликов: у него
была очень пропорциональная фигура, круглая
как шар головка, покрытая совершенно белыми, коротко остриженными волосами, и небольшие коричневые медвежьи глазки. Карлица лишена
была приятности брата, она
была одутловата, у нее
был глуповатый чувственный рот и тупые глаза.
— Да и взаправду,
какой же я уж мужчина, когда
на меня, извините,
ни сапожков и никакого мужского платья готового нельзя купить — не придется. Это и точно их слово справедливое
было, что я заяц.
Препотенский
был тоже того мнения, но
как ни Ахилла,
ни Препотенский не обладали достаточною твердостью характера, чтобы настоять
на своем, то настоял
на своем Термосесов и забрал их в дом Бизюкиной. По мысли вожака, «питра» должна
была состояться в садовой беседке, куда немедленно же и явилась наскоро закуска и множество бутылок пива и меду, из которых Термосесов в ту же минуту стал готовить лампопό.
И, дав такой ответ, Ахилла действительно
выпил, да и все
выпили пред ужином по комплектной чарке. Исключение составлял один отец Захария, потому что у него якобы от всякого вина голова кружилась.
Как его
ни упрашивали хоть что-нибудь
выпить, он
на все просьбы отвечал...
Карлик
был в отчаянии. Подзаконный протопоп не подавал
ни малейшей надежды
ни на какую уступку. Он
как стал
на своем, так и не двигался
ни вперед,
ни назад,
ни направо,
ни налево.
Но только
на меня даже
ни крошки не похоже: выскочил актер, весь
как есть в латах, и
на пятку жалится, а дай мне этакую сбрую, я бы гораздо громче разыграл.
Смерть Савелия произвела ужасающее впечатление
на Ахиллу. Он рыдал и плакал не
как мужчина, а
как нервная женщина оплакивает потерю, перенесение которой казалось ей невозможным. Впрочем, смерть протоиерея Туберозова
была большим событием и для всего города: не
было дома, где бы
ни молились за усопшего.
Дьякон понял, что он не может надеяться
ни на какую помощь от запуганного населения, но не выпускал черта и дрог с ним в канаве. Оба они окоченели и, может
быть, оба здесь умерли бы, если б их не выручил случай.
А глуповцы стояли на коленах и ждали. Знали они, что бунтуют, но не стоять на коленах не могли. Господи! чего они не передумали в это время! Думают: станут они теперь есть горчицу, — как бы на будущее время еще
какую ни на есть мерзость есть не заставили; не станут — как бы шелепов не пришлось отведать. Казалось, что колени в этом случае представляют средний путь, который может умиротворить и ту и другую сторону.
Кабанов. Да не разлюбил; а с этакой-то неволи от какой хочешь красавицы жены убежишь! Ты подумай то:
какой ни на есть, а я все-таки мужчина, всю-то жизнь вот этак жить, как ты видишь, так убежишь и от жены. Да как знаю я теперича, что недели две никакой грозы надо мной не будет, кандалов этих на ногах нет, так до жены ли мне?
Так вот теперь это взямши, рассудите сами, Иван Федорович, что тогда ни Дмитрию Федоровичу, ни даже вам-с с братцем вашим Алексеем Федоровичем уж ничего-то ровно после смерти родителя не останется, ни рубля-с, потому что Аграфена Александровна для того и выйдут за них, чтобы все на себя отписать и
какие ни на есть капиталы на себя перевести-с.
Неточные совпадения
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То
есть, не то уж говоря, чтоб
какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не
будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают
на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь,
ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и
на Онуфрия его именины. Что делать? и
на Онуфрия несешь.
Поспел горох! Накинулись, //
Как саранча
на полосу: // Горох, что девку красную, // Кто
ни пройдет — щипнет! // Теперь горох у всякого — // У старого, у малого, // Рассыпался горох //
На семьдесят дорог!
— Филипп
на Благовещенье // Ушел, а
на Казанскую // Я сына родила. //
Как писаный
был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, //
Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… // Не стала я тревожиться, // Что
ни велят — работаю, //
Как ни бранят — молчу.
И ангел милосердия // Недаром песнь призывную //
Поет — ей внемлют чистые, — // Немало Русь уж выслала // Сынов своих, отмеченных // Печатью дара Божьего, //
На честные пути, // Немало их оплакала // (Увы! Звездой падучею // Проносятся они!). //
Как ни темна вахлачина, //
Как ни забита барщиной // И рабством — и она, // Благословясь, поставила // В Григорье Добросклонове // Такого посланца…
Ни дать
ни взять юродивый, // Стоит, вздыхает, крестится, // Жаль
было нам глядеть, //
Как он перед старухою, // Перед Ненилой Власьевой, // Вдруг
на колени пал!