— А ведь вот вы небось не спохватились, что этот поп называется Туберозов и что он здесь, в этом самом городе, в котором вы растягиваетесь, и решительно не
будете в состоянии ничего о нем написать.
Неточные совпадения
Нет, кажется, и вправду уже грядет час, и ныне
есть, когда здравый разум
будет не
в состоянии усматривать во всем совершающемся хотя малейшую странность.
Чуть только бедный учитель завидел Ахиллу, ноги его подкосились и стали; но через мгновение отдрогнули, как сильно нагнетенные пружины, и
в три сильных прыжка перенесли Варнаву через такое расстояние, которого человеку
в спокойном
состоянии не перескочить бы и
в десять прыжков. Этим Варнава
был почти спасен: он теперь находился как раз под окном акцизничихи Бизюкиной, и, на его великое счастье, сама ученая дама стояла у открытого окна.
Желая показаться ему с самой лучшей и выгоднейшей для своей репутации стороны, Бизюкина еще с утра
была озабочена тем, как бы ей привести дом
в такое
состояние, чтобы даже внешний вид ее жилища с первого же взгляда производил на приезжих целесообразное впечатление.
Туберозову не хотелось умереть
в штрафных, — ему хотелось предстать пред небесною властию разрешенным властию земною. Он продиктовал Ахилле письмо,
в котором извещал свое начальство о своем болезненном
состоянии и умилительно просил снизойти к нему и сократить срок положенного на него запрещения. Письмо это
было послано, но ответа на него не получалось.
В дьяконе замолчали инстинкты и страсти, которыми он наиболее
был наклонен работать, и вместо них выступили и резкими чертами обозначились душевные
состояния, ему до сих пор не свойственные.
Потянув немножко спирту, дьякон вздрогнул и повалился
в сани.
Состояние его
было ужасное: он весь
был мокр, синь, как котел, и от дрожи едва переводил дыхание. Черт совсем лежал мерзлою кочерыжкой; так его, окоченелого, и привезли
в город, где дьякон дал знак остановиться пред присутственными местами.
Состояние Ахиллы
было сладостное
состояние забвенья, которым дарит человека горячка. Дьякон слышал слова: «буйство», «акт», «удар», чувствовал, что его трогают, ворочают и поднимают; слышал суету и слезные просьбы вновь изловленного на улице Данилки, но он слышал все это как сквозь сон, и опять рос, опять простирался куда-то
в бесконечность, и сладостно пышет и перегорает
в огневом недуге. Вот это она, кончина жизни, смерть.
Милон. Счастлив ты, мой друг,
будучи в состоянии облегчать судьбу несчастных. Не знаю, что мне делать в горестном моем положении.
И поэтому, не
будучи в состоянии верить в значительность того, что он делал, ни смотреть на это равнодушно, как на пустую формальность, во всё время этого говенья он испытывал чувство неловкости и стыда, делая то, чего сам не понимает, и потому, как ему говорил внутренний голос, что-то лживое и нехорошее.
Как полусонный, бродил он без цели по городу, не
будучи в состоянии решить, он ли сошел с ума, чиновники ли потеряли голову, во сне ли все это делается или наяву заварилась дурь почище сна.
— Несчастный! — возопил Павел Петрович; он решительно не
был в состоянии крепиться долее, — хоть бы ты подумал, что в России ты поддерживаешь твоею пошлою сентенцией!
В этот вечер тщательно, со всей доступной ему объективностью, прощупав, пересмотрев все впечатления последних лет, Самгин почувствовал себя так совершенно одиноким человеком, таким чужим всем людям, что даже испытал тоскливую боль, крепко сжавшую в нем что-то очень чувствительное. Он приподнялся и долго сидел, безмысленно глядя на покрытые льдом стекла окна, слабо освещенные золотистым огнем фонаря. Он
был в состоянии, близком к отчаянию. В памяти возникла фраза редактора «Нашего края»:
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет он мне
в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что
состояние мое
было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
В минуты, когда мысль их обращается на их
состояние, какому аду должно
быть в душах и мужа и жены!
Это просто со всех сторон наглухо закупоренные существа, которые ломят вперед, потому что не
в состоянии сознать себя
в связи с каким бы то ни
было порядком явлений…
Другой вариант утверждает, что Иванов совсем не умер, а
был уволен
в отставку за то, что голова его вследствие постепенного присыхания мозгов (от ненужности
в их употреблении) перешла
в зачаточное
состояние.
—
Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало
быть, не растратил, а умножил-с. Следственно, какие
есть насчет этого законы — те знаю, а новых издавать не желаю. Конечно, многие на моем месте понеслись бы
в атаку, а может
быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек простой и утешения для себя
в атаках не вижу-с!