Неточные совпадения
По собственному его выражению, он «сивив з морды — як пес», то есть седел, начиная
не с головы, а с усов —
как седеют старые собаки.
Я сам нашего русского празднования с детства переносить
не могу, и все до сих пор боюсь:
как бы
какой беды
не было.
И хоть небольшая забота, а сейчас,
как я этим занялся, так и скука у меня прошла, и я даже радостно сижу да кусочки отсчитываю и думаю: простые люди — с ними никто
не нежничает, — им и это участие приятно будет.
Как услышу, что отпустный звон прозвонят и люди из церкви пойдут, я поздороваюсь — скажу: «Ребята! Христос воскресе!» и предложу им это мое угощение.
А стояли мы в карауле за городом,
как всегда пороховые погреба бывают вдалеке от жилья, а кордегардией у нас служили сени одного пустого погреба, в котором в эту пору пороху
не было. Тут в сенях и солдаты и я, — часовые наружи, а казаки — трое с солдатами, а трое в разъезд уехали.
Молодо-зелено, на все еще я тогда смотрел
не своими глазами, а
как задолбил, и рассуждение тоже было
не свое, а чужое, вдолбленное,
как принято.
Убивается бедняга, и люди все на него смотрят, и — вижу, и им тягостно, а мне еще более всех тяжело. А меж тем
как я немножко раздумался, сердце-то у меня уж назад пошло: рассуждать опять начинаю: ударь он меня наедине, я и минуты бы одной
не колебался — сказал бы: «Иди с миром и вперед так
не делай». Но ведь это все произошло при подначальных людях, которым я должен подавать первый пример…
И вдруг это слово опять меня спасительно уловляет…
какой такой нам подан первый пример? Я ведь
не могу же это забыть… я ведь
не могу же, чтобы Иисуса вспоминать, а при том ему совсем напротив над людьми делать…
Взял в руки яйцо и хотел сказать: «Христос воскрес!» — но чувствую, что вот ведь я уже и схитрил. Теперь я
не его — я ему уж чужой стал… Я этого
не хочу…
не желаю от него увольняться. А зачем же я делаю
как те, кому с ним тяжело было… который говорил: «Господи, выйди от меня: я человек грешный!» Без него — то, конечно, полегче… Без него, пожалуй, со всеми уживешься… ко всем подделаешься…
И долго я тут со всеми вместе ожидал Сакена, потому что он в этот день,
как нарочно,
не выходил: все у себя в спальне перед чудотворной иконой молился.
— Разве
не видите — у него колени белеются, и над бровями светлые пятнышки…
как будто свет сияет… Значит, будет ласковый.
Тогда я, чувствуя себя уже
как бы отставным и потому человеком свободным, ответил, что я ни про
какую благородную гордость ничего в Евангелии
не встречал, а читал про одну только гордость сатаны, которая противна богу.
— Я
не знаю, право,
как вам об этом правдивее доложить… я туда неспособен.
—
Как, и рыб
не едите? Отчего?
А дальше я уже ничего
не слыхал, а только почудилось мне, что я
как дошел лбом до ковра — так и пошел свайкой спускаться вниз куда-то все глубже к самому центру земли.
—
Как не видал! Ведь мы вместе летали… Туда… вверх!
— Слушаю, — говорю, — но только здесь темно — я
не знаю,
как выйти.
Я был совершенно спокоен, потому что знал, что мне всего дороже — это моя воля, возможность жить по одному завету, а
не по нескольким,
не спорить,
не подделываться и никому ничего
не доказывать, если ему
не явлено свыше, — и я знал, где и
как можно найти такую волю.
Ни на
какой службе человек сам собой быть
не может, он должен вперед
не обещаться, а потом исполнять,
как обещался, а я вижу, что я порченый, что я ничего обещать
не могу, да я
не смею и
не должен, потому что суббота для человека, а
не человек для субботы…
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я
не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах,
как хорошо!
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья
не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были
какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Хлестаков. Поросенок ты скверный…
Как же они едят, а я
не ем? Отчего же я, черт возьми,
не могу так же? Разве они
не такие же проезжающие,
как и я?
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы, то есть,
не поможете в нашей просьбе, то уж
не знаем,
как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат,
не такого рода! со мной
не советую… (Ест.)Боже мой,
какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире
не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай,
какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это
не жаркое.