А старушка и вправду была слепая. И на этот раз поверил городовой. А
волк засмеялся, зубы оскалил и думает: «Вот как я его здорово обманул, черт побери». Это у него такая дурная привычка была ругаться: черт побери.
Неточные совпадения
— Браво, да, да! —
смеясь нервически, перебила она, — настоящий
волк! как ни корми, все к лесу глядит!
Когда он встречался с человеком, имеющим угрюмый вид, он не наскакивал на него с восклицанием: «Что волком-то смотришь!» — но думал про себя: «Вот человек, у которого, должно быть, на сердце горе лежит!» Когда слышал, что обыватель предается звонкому и раскатистому смеху, то также не обращался к нему с вопросом: «Чего, каналья, пасть-то разинул?» — но думал: «Вот милый человек, с которым и я охотно бы посмеялся, если бы не был помпадуром!» Результатом такого образа действий было то, что обыватели начали
смеяться и плакать по своему усмотрению, отнюдь не опасаясь, чтобы в том или другом случае было усмотрено что-либо похожее на непризнание властей.
И все, как увидят
волка с утюгом вместо хвоста, так и начинают
смеяться: городовой
смеется, лошади
смеются, собаки
смеются.
Поточил свою саблю о камень — чирк! чирк! — и отрубил
волку хвост, а чтобы кровь не текла, залепил английским пластырем. Заплакал
волк и побежал домой, но хвоста у него нет, и такой он без хвоста смешной: смотрят все и
смеются. А городовой хвост спрятал и потом сделал из него щетку, чтобы чистить стекла у ламп.
«Вот так штука, черт побери! — думает
волк про себя. — Был я молодец лучше всех, а теперь даже котята, и те
смеются надо мною».