Неточные совпадения
Как женщина, Раиса Павловна относилась ко всему, что происходило вокруг нее и с ней самой, с большой страстностью, и
в ее глазах вся путаница творящихся
в заводском
мире событий окрашивалась слишком ярко.
В манере Майзеля держать себя с другими, особенно
в резкой чеканке слов, так и резал глаз старый фронтовик, который привык к слепому подчинению живой человеческой массы, как сам умел сгибаться
в кольцо перед сильными
мира сего.
Целую ночь затем ей снился тот зеленый уголок,
в котором притаился целый детский
мир с своей великой любовью, «Злая… ведьма…» — стояли у ней
в ушах роковые слова, и во сне она чувствовала, как все лицо у ней горело огнем и
в глазах накипали слезы.
На этих завтраках фигурировал прежде всего заводской beau monde [Высший свет (фр.).], который Раиса Павловна держала
в ежовых рукавицах, а затем разный заезжий праздношатающийся люд — горные инженеры, техники, приезжавшие на сессию члены судебного ведомства, светила юридического
мира, занесенные неблагоприятной фортуной артисты, случайные корреспонденты и т. д.
В уверенном выражении этих серьезных лиц сказывалась непоколебимая вера
в правоту своего дела и твердое желание послужить
миру до последнего.
Единственная вещь, которую можно было бы поставить им
в заслугу, если бы она зависела от их воли, было то, что все они догадывались скоро «раскланиваться с здешним
миром», как говорят китайцы о смерти.
Когда еще он был бойким, красивым мальчиком, приспешники и приживальцы возлагали на негр большие надежды, как на талантливого и способного ребенка; воспитание он, конечно, получил
в Париже, под руководством разных светил педагогического
мира, от которых, впрочем, не получил ничего, кроме, органического отвращения ко всякому труду и
в особенности к труду умственному.
Раиса Павловна задумчиво смотрела на огонь, испытывая закачивавшее чувство дремы, уносившее ее
в далекий
мир воспоминаний...
— Да, это совершенно особенный
мир, — захлебываясь, говорила Раиса Павловна. — Нигде не ценится женщина, как
в этом
мире, нигде она не ценится больше, как женщина. Женщине здесь поклоняются, ей приносят
в жертву все, даже жизнь, она является царицей, связующей нитью, всесильным центром.
Они мало
в чем сходились между собой, но не могли обойтись один без другого, когда дело заходило о том, чтобы послужить
миру.
Поместившись
в уголке, эти люди не от
мира сего толковали о самых скучнейших материях для непосвященного: о пошлинах на привозной из-за границы чугун, о конкуренции заграничных машинных фабрикантов, о той всесильной партии великих
в заводском
мире фирм с иностранными фамилиями, которые образовали государство
в государстве и
в силу привилегий, стоявших на стороне иностранных капиталов, давили железной рукой хромавшую на обе ноги русскую промышленность.
В лихорадочном блеске мириадами искрившихся звезд чувствовалось что-то неудовлетворенное, какая-то недосказанная тайна, которая одинаково тяготит несмываемым гнетом как над последним лишаем, жадно втягивающим
в себя где-нибудь
в расселине голого камня ночную сырость, так и над венцом творения, который вынашивает
в своей груди неизмеримо больший
мир, чем вся эта переливающаяся
в фосфорическом мерцании бездна.
— Ах, как я желала бы, чтобы эта накрахмаленная и намазанная Раиса Павловна полетела к черту, вместе с своим глухонемым мужем. Нельзя ли начать какой-нибудь процесс против Раисы Павловны, чтобы разорить ее совсем, до последней нитки… Пусть пойдет по
миру и испытает, каково жить
в бедности.
В ее глазах старый грешник являлся совершенством человеческой природы, каким-то чародеем, который читал у ней
в душе и который пересоздал ее
в несколько дней, открыв пред ее глазами новый волшебный
мир.
Что так старательно развивалось и подготовлялось Раисой Павловной
в течение нескольких лет, Прейном было кончено разом: одним ударом Луша потеряла чувство действительности и жила
в каком-то сказочном
мире, к которому обыденные понятия и мерки были совершенно неприложимы, а прошлое являлось каким-то жалким, нищенским отребьем, которое Луша сменяла на новое, роскошное платье.
Ришелье заявился
в собрание «князей и владык
мира сего» с самым смиренным видом; он всем кланялся, улыбался заискивающей улыбкой: но все отлично знали пущенную
в курятник лису и держали ухо востро.
Две женщины превращались
в миртовые ветки, делаясь символом общего
мира.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек
в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
— Я помню про детей и поэтому всё
в мире сделала бы, чтобы спасти их; но я сама не знаю, чем я спасу их: тем ли, что увезу от отца, или тем, что оставлю с развратным отцом, — да, с развратным отцом… Ну, скажите, после того… что было, разве возможно нам жить вместе? Разве это возможно? Скажите же, разве это возможно? — повторяла она, возвышая голос. — После того как мой муж, отец моих детей, входит в любовную связь с гувернанткой своих детей…
Неточные совпадения
Городничий. Ну, а что из того, что вы берете взятки борзыми щенками? Зато вы
в бога не веруете; вы
в церковь никогда не ходите; а я, по крайней мере,
в вере тверд и каждое воскресенье бываю
в церкви. А вы… О, я знаю вас: вы если начнете говорить о сотворении
мира, просто волосы дыбом поднимаются.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся //
В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по
миру, // Не отойдя сосет!
Оно и правда: можно бы! // Морочить полоумного // Нехитрая статья. // Да быть шутом гороховым, // Признаться, не хотелося. // И так я на веку, // У притолоки стоючи, // Помялся перед барином // Досыта! «Коли
мир // (Сказал я,
миру кланяясь) // Дозволит покуражиться // Уволенному барину //
В останные часы, // Молчу и я — покорствую, // А только что от должности // Увольте вы меня!»
Я по годам высчитывал, // Я
миру в ноги кланялся, // Да
мир у нас какой?
Весь Божий
мир изведали, //
В горах,
в подземных пропастях // Искали…