Неточные совпадения
Будь ты умна, как все семь греческих мудрецов, но ни один мужчина не
посмотрит на тебя, как на женщину, если ты не
будешь красива.
Мужа она никогда не любила, а
смотрела на него только как на мужа, то
есть как на печальную необходимость, без которой, к сожалению, обойтись
было нельзя.
Родион Антоныч с тоской
посмотрел на расписной потолок своего кабинета, на расписанные трафаретом стены, на шелковые оконные драпировки, на картину заводского пруда и облепивших его домиков, которая точно
была нарочно вставлена в раму окна, и у него еще тяжелее засосало под ложечкой.
— Ах, да, Родион Антоныч… Что я хотела сказать? Да, да… Теперь другое время, и вы пригодитесь заводам. У вас
есть эта, как вам сказать, ну, общая идея там, что ли… Дело не в названии. Вы взглянули на дело широко, а это-то нам и дорого: и практика и теория
смотрят на вещи слишком узко, а у вас счастливая голова…
— Ну, это еще бабушка надвое сказала: страшен сон, да милостив бог. Тетюев, кажется, слишком много надеется на этого генерала Блинова, а вот
посмотрите… Ну, да сами увидите, что
будет.
Это
была слишком своеобразная логика, но Горемыкин вполне довольствовался ею и
смотрел на работу Родиона Антоныча глазами постороннего человека: его дело — на фабрике; больше этого он ничего не хотел знать.
Раиса Павловна с ужасом
смотрела на ее расплывавшийся бюст, точно под корсетом у m-lle Эммы
была налита вода.
Дормез остановился перед церковью, и к нему торопливо подбежал молодцеватый становой с несколькими казаками, в пылу усердия делая под козырек. С заднего сиденья нерешительно поднялся полный, среднего роста молодой человек, в пестром шотландском костюме. На вид ему
было лет тридцать; большие серые глаза, с полузакрытыми веками,
смотрели усталым, неподвижным взглядом. Его правильное лицо с орлиным носом и белокурыми кудрявыми волосами много теряло от какой-то обрюзгшей полноты.
Прасковья Семеновна
смотрела вдоль Студеной улицы со слезами на глазах, точно сегодняшний день должен
был окончательно разрешить ее долголетние ожидания.
— Нет, Раиса Павловна… Я слышал, как она сказала генералу, что желает
быть здесь полной хозяйкой и никому не позволит угощать Евгения Константиныча обедом. Генерал ее начал
было усовещивать, что настоящая хозяйка здесь вы, а она так
посмотрела на генерала, что тот только махнул рукой.
— Жаль, очень жаль… — говорил генерал,
посматривая на двери уборной. — А какой
был талантливый человек! Вы думаете, что его уже невозможно спасти?
Этого
было достаточно, чтобы до десятка лиц с скрытой завистью
посмотрели на Сарматова, который
был замечен Евгением Константинычем.
Бесцветные молодые люди смеялись, когда смеялся Лаптев,
смотрели в ту сторону, куда он
смотрел,
пили, когда он
пил, и вообще служили громадным зеркалом, в котором отражалось малейшее движение их патрона.
—
Посмотрим, как вы
будете держать себя дальше… — грозно шипит «чугунная болванка». — С своей стороны могу сказать только то, что при первой вашей уступке этой женщине я сейчас же уезжаю в Петербург.
Летучий сидел уже с осовелыми, слипавшимися глазами и
смотрел кругом с философским спокойствием, потому что его роль
была за обеденным столом, а не за кофе. «Почти молодые» приличные люди сделали серьезные лица и упорно
смотрели прямо в рот генералу и, по-видимому, вполне разделяли его взгляды на причины упадка русского горного дела.
После катальной
посмотрели на Спиридона, который у обжимочного молота побрасывал сырую крицу, сыпавшую дождем горевших искр, как бабы катают хлебы. Тоже настоящий медведь, и длинные руки походили на железные клещи, так что трудно
было разобрать, где в Спиридоне кончался человек и начиналось железо.
— Теперь пойдемте
смотреть новый маховик, — предложил Горемыкин, когда совсем готовый рельс
был сброшен с машины на пол.
Амальхен тоже засмеялась, презрительно сморщив свой длинный нос. В самом деле, не смешно ли рассчитывать на место главного управляющего всем этим свиньям, когда оно должно принадлежать именно Николаю Карлычу! Она с любовью
посмотрела на статную, плечистую фигуру мужа и кстати припомнила, что еще в прошлом году он убил собственноручно медведя. У такого человека разве могли
быть соперники?
— Генерал весь вечер пробудет у Евгения Константиновича, и мы с вами можем потолковать на досуге, — заговорила Нина Леонтьевна, раскуривая сигару. — Надеюсь, что мы не
будем играть втемную… Не так ли? Я, по крайней мере,
смотрю на дело прямо! Я сделаю для вас все, что обещала, а вы должны обеспечить меня некоторым авансом… Ну, пустяки какие-нибудь, тысяч двадцать пока.
Это
было «немного слишком», но Раиса Павловна
смотрела сегодня на все сквозь пальцы, наблюдая только одну Лушу.
—
Посмотрите, какой фурор производит ваша Прозорова… Если бы я
был моложе на десять лет, я не поручился бы за себя.
Бал кончился только к четырем часам утра, когда
было уже совсем светло и во все окна радостно
смотрело поднимавшееся июньское солнце.
Дамы
были бледны и
смотрели усталыми, покрасневшими глазами; смятые платья и разбившиеся прически дополняли картину.
Из Кукарского завода сначала должны
были проехать в Исток и Мельковский — в последнем рюмка водки и легкий завтрак; затем следовал Баламутский завод — обед и, может
быть, ужин,
смотря по обстоятельствам.
Остался я около огонька и
смотрю, что
будет.
Если
смотреть на Рассыпной Камень снизу, так и кажется, что по откосам горы
ели, пихты и сосны поднимаются отдельными ротами и батальонами, стараясь обогнать друг друга.
— Мне
было скучно внизу, а здесь так хорошо. Я иногда люблю подурачиться, особенно ночью…
Посмотрите, как хорошо кругом.
Он видел два чудные глаза, которые
смотрели на него таким понимающим, почти говорящим взглядом и
смотрели только на него одного, потому что все остальные люди для этой пары глаз
были только необходимым балластом.
Нужно
было такому чуду свершаться исправно каждый день, чтобы люди
смотрели на него, ковыряя пальцем в носу, как
смотрел набоб и его приспешники, которым утро напоминало только о новой еде и новом питье.
Как ни уговаривал Прейн, как ни убеждал, как ни настаивал, как ни ругался — все
было напрасно, и набоб с упрямством балованного ребенка стоял на своем. Это
был один из тех припадков, какие перешли к Евгению Константиновичу по наследству от его ближайших предков, отличавшихся большой эксцентричностью. Рассерженный и покрасневший Прейн несколько мгновений пристально
смотрел на обрюзгшее, апатичное лицо набоба, уже погрузившегося в обычное полусонное состояние, и только сердито плюнул в сторону.
Для набоба оба известия
были настоящим открытием, и он даже
посмотрел с недоумением на Прейна, который равнодушно пускал в пространство синие круги дыма.
Но эта тетрадь
была совсем лишнею: Евгений Константиныч уже истощил весь запас своего удивления и
посмотрел на Прейна беспокойным взглядом, точно искал у него защиты.
Подойдя к рампе, Луша подолгу всматривалась в черную глубину партера, с едва обрисовавшимися рядами кресел и стульев, населяя это пространство сотнями живых лиц, которые
будут, как один человек,
смотреть на нее, ловить каждое ее слово, малейшее движение.
В чаше испытаний, какую приходилось испить Родиону Антонычу, мужицкие ходоки являлись последней каплей, потому что генерал хотя и
был поклонником капитализма и
смотрел на рабочих, как на олицетворение пудо-футов, но склонялся незаметно на сторону мужиков, потому что его подкупал тон убежденной мужицкой речи.
— Отодвиньте ящик в правой тумбочке, там
есть красный альбом, — предлагал Прейн, выделывая за ширмой какие-то странные антраша на одной ноге, точно он садился на лошадь. — Тут
есть кое-что интересное из детской жизни, как говорит Летучий… А другой, синий альбом, собственно, память сердца. Впрочем, и его можете
смотреть, свои люди.
— Я уж, право, не знаю, господа, как
быть с вами, — вертелся Прейн, как береста на огне. — Пожалуй, медведя мы можем убить и без Евгения Константиныча… Да?.. А вы, Сарматов, не унывайте: спектакль все-таки не пропадет. Все, вероятно, с удовольствием
посмотрят на ваши успехи…
Неточные совпадения
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато,
смотри, чтоб лошади хорошие
были! Ямщикам скажи, что я
буду давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни бы
пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот
посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да
есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Осип. Да, хорошее. Вот уж на что я, крепостной человек, но и то
смотрит, чтобы и мне
было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), — бог с ним! я человек простой».
Городничий. Не погуби! Теперь: не погуби! а прежде что? Я бы вас… (Махнув рукой.)Ну, да бог простит! полно! Я не памятозлобен; только теперь
смотри держи ухо востро! Я выдаю дочку не за какого-нибудь простого дворянина: чтоб поздравление
было… понимаешь? не то, чтоб отбояриться каким-нибудь балычком или головою сахару… Ну, ступай с богом!
)«Эй, Осип, ступай
посмотри комнату, лучшую, да обед спроси самый лучший: я не могу
есть дурного обеда, мне нужен лучший обед».