Неточные совпадения
— Ах, какая
ты недотрога!.. — с улыбкой проговорила Раиса Павловна. — Не нужно быть слишком застенчивой. Все хорошо в меру: и застенчивость, и дерзость, и даже глупость… Ну, сознайся,
ты рада, что приедет к нам Лаптев? Да?.. Ведь в семнадцать лет жить хочется, а в каком-нибудь Кукарском заводе что могла
ты до сих пор видеть, — ровно ничего! Мне, старой бабе, и то иногда тошнехонько сделается, хоть сейчас же камень
на шею да в воду.
«А я еще обещал
на неделе ехать с Ильей Сергеичем за дупелями, — думал Родион Антоныч, взглянув
на свои ружья, — вот
тебе и дупеля… Ох-хо-хо!..»
— Да что
ты на всех сегодня кидаешься, точно угорел! — заметила наконец Родиону Антонычу жена, когда он своему любимцу Зарезу дал здорового пинка.
—
Ты думаешь? Ха-ха… Да Евгений Константиныч и не заглянет к вам
на фабрики. Очень ему нужно глотать заводскую пыль…
— Душечка,
ты постарайся меньше кушать, — уговаривала Раиса Павловна m-lle Эмму, — а то ведь
ты начинаешь совсем походить
на индюшку… У
тебя даже из-под пазух жир так и лезет складками!
— Тогда хлопотала, а теперь оставит Яшеньку с носом и только, — засмеялась m-lle Эмма. — Не дорого дано… Да я
на месте Луши ни за что не пошла бы за эту деревянную лестницу… Очень приятно!.. А
ты слышала, какой подарок сделал доктор Луше, когда она изъявила желание выйти за него замуж?
— Он и есть, барин! Как есть, дураки! Разве барин так
тебе и поехал! Перво-наперво пригонят загонщики, потом в колокола ударят по церквам, а уж потом и барин, с фалетуром,
на пятерке. А то: барин! Только вот Тетюева не стало, некому принять барина по-настоящему. Нынче уж что! только будто название, что главный управляющий!
— Голубчик
ты наш! родименький! — подвывали в толпе бабы, вытягиваясь
на носочки.
— Набоб приехал… Ха-ха! — смеется он своим нехорошим смехом, откидывая волосы. — Народный восторг и общее виляние хвостов. О почтеннейшие подлецы с Мироном Блиновым во главе! Неужели еще не выросла та осина,
на которой всех вас следует перевешать… Комедия из комедий и всероссийское позорище. Доколе, о господи,
ты будешь терпеть сих подлецов?.. А царица Раиса здорово струхнула, даже до седьмого пота. Ха-ха!
— Я и говорю об этом. Такие же глаза, такие же волосы и такая же цветущая сильная фигура… Он очень походит
на свою сестру. Как
ты находишь, Альфред?
—
Ты остался такой же занозой, каким был раньше, — ответил генерал
на эту колкость. — Я надеюсь, что мое превосходительство нисколько не касается именно
тебя: мы старые друзья и можем обойтись без чинов…
—
Ты, кажется, уж давненько живешь
на заводах и можешь в этом случае сослужить службу, не мне, конечно, а нашему общему делу, — продолжал свою мысль генерал. — Я не желаю мирволить ни владельцу, ни рабочим и представить только все дело в его настоящем виде. Там пусть делают, как знают. Из своей роли не выходить — это мое правило. Теория — одно, практика — другое.
— Врешь, врешь и врешь! — перебил Сарматов. — Наверно, наигрывал
на какой-нибудь дудке… Знаем твои дела!.. А мы без
тебя тут чуть не составили целый заговор.
— Нет, это
ты, ваше превосходительство, неправильно говоришь, — отрезал Ермило Кожин, когда генерал кончил. — Конечно, мы люди темные, не ученые, а
ты — неправильно. И насчет покосу неправильно, потому мужику лошадь с коровою первое дело… А десятинки две ежели у мужика есть, так он от свободности и пашенку распашет — не все же
на фабрике да по куреням болтаться. Тоже вот насчет выгону… Наша заводская лошадь зиму-то зимскую за двоих робит, а летом ей и отдохнуть надо.
Луша только улыбнулась, и в ее глазах засветилась мысль: «Раиса Павловна, как вам не совестно повторять такие глупости, которым вы и сами не верите? Ведь это та же засахаренная брошь…» Раиса Павловна в ответ
на это звонко поцеловала Лушу, что в переводе значило «Умница
ты моя!».
—
Тебе необходимо ехать в горы, — советовала Раиса Павловна, когда Луша раздумывала принять эту поездку. — Во-первых, повеселишься, во-вторых…
ты поедешь вместе с отцом, следовательно, вполне будешь защищена от всяких глупых разговоров; а
на наших заводских баб не обращай никакого внимания. Нам с ними не детей крестить.
Вот один и говорит: «
Ты, Бряков, ступай
на ту сторону в камыши и загоняй уток, а я буду ждать
на этом берегу в камышах.
— Что же
ты меня не поздравляешь, Альфред? — обратился набоб к Прейну, который рассеянно смотрел
на пеструю толпу сбежавшихся егерей и лесообъездчиков.
— О нет же, тысячу раз нет! — с спокойной улыбкой отвечал каждый раз Прейн. — Я знаю, что все так думают и говорят, но все жестоко ошибаются. Дело в том, что люди не могут себе представить близких отношений между мужчиной и женщиной иначе, как только в одной форме, а между тем я действительно и теперь люблю Раису Павловну как замечательно умную женщину, с совершенно особенным темпераментом. Мы с ней были даже
на «
ты», но между нами ничего не могло быть такого, в чем бы я мог упрекнуть себя…
Набоб поклонился и сказал
на это приветствие несколько казенных фраз, какие говорятся в таких торжественных случаях. Родион Антоныч сидел все время как
на угольях и чувствовал себя таким маленьким, точно генерал ему хотел сказать: «А
ты зачем сюда, братец, затесался?» Майзель, Вершинин и Тетюев держали себя с достоинством, как люди бывалые, хотя немного и косились
на записную книжку Перекрестова.
— Отлично, все отлично, — лениво соглашалась m-lle Эмма, рассматривая свои упругие круглые руки. — А этот переодетый принц не рассказывал
тебе, сколько он таких дур, как
ты, надул
на своем веку? Спроси как-нибудь.
— Зачем
ты обманываешь меня, голубчик? Я не за этим пришла… Мне хочется
на прощанье много
тебе высказать, потому что… вероятно, больше нам уже не придется встретиться, хотя и я — как
ты, конечно, знаешь — тоже уезжаю.
—
Ты права, Луша… — ответила Раиса Павловна бледнея, — я беру свое слово назад. Но
ты все-таки позволишь мне высказать
тебе все, что у меня лежит
на душе?
Прейн из мужчин его круга не дурной человек и сумеет обставить
тебя совершенно независимо; только нужно помнить одно, что в твоем новом положении будет граница, через которую никогда не следует переступать, — именно: не нужно… как бы это сказать… не нужно вставать
на одну доску с продажными женщинами.
— Это будет всегда
на моей совести… — проговорил генерал, бросая перо. — Нина, что
ты наделала?