Гордея Евстратыча я
знал в городе как хорошего человека, потому ему и доверился, а теперь вызнал вас, бабушка Татьяна, и, кажется, могу вам довериться вполне.
Неточные совпадения
— Баушка, Вукол-то Логиныч, сказывал даве Архип, зонтик себе
в городе купил, — начинает Нюша, сладко позевывая. — А
знаешь, сколько он за него заплатил?
Его видали
в клубе,
в театре,
в концертах — вообще везде, где собиралась хорошая публика; он был знаком со всем
городом и всех
знал, имел пару отличных вяток, барскую квартиру и жил на холостую ногу.
Скоро до Белоглинского завода дошли слухи о подвигах Михалки
в городе, где он безобразничал напропалую, и только один Гордей Евстратыч не хотел ничего
знать.
— Вот каков у тебя муженек-то! — рассказывал Гордей Евстратыч безответной Арише о подвигах Михалки. — А мне тебя жаль, Ариша… Совсем напрасно ты бедуешь с этим дураком. Я его за делом посылаю
в город, а он там от арфисток не отходит. Уж не
знаю, что и делать с вами! Выкинуть на улицу, так ведь с голоду подохнете вместе и со своим щенком.
—
В город, мамынька… — коротко ответил Гордей Евстратыч, натягивая
в рукава оленью доху. — Надо… не
знаю, ничего не
знаю, мамынька… мы разорились… Прощай, мамынька… Береги Нюшу…
В последнюю свою поездку Брагин привез из
города Архипа, который только что был выпущен из больницы: от прежнего красавца-парня осталась одна тень, так что Татьяна Власьевна
в первую минуту даже не
узнала своего внука.
Через несколько минут поезд подошел к вокзалу, явился старенький доктор, разрезал ботинок Крэйтона, нашел сложный перелом кости и утешил его, сказав, что
знает в городе двух англичан: инженера и скупщика шерсти. Крэйтон вынул блокнот, написал две записки и попросил немедленно доставить их соотечественникам. Пришли санитары, перенесли его в приемный покой на вокзале, и там он, брезгливо осматриваясь, с явным отвращением нюхая странно теплый, густой воздух, сказал Самгину:
Через день об этом происшествии
знали в городе и в округе, а через два дня отец с тетушкою поехали в Кромы и, остановясь у Селивана, пили в его избе чай и оставили его жене теплую шубу. На обратном пути они опять заехали к нему и еще привезли ему подарков: чаю, сахару и муки. Он брал все вежливо, но неохотно и говорил:
Приехал он в С. утром и занял в гостинице лучший номер где весь пол был обтянут серым солдатским сукном и была на столе чернильница, серая от пыли, со всадником на лошади, у которого была поднята рука со шляпой, а голова отбита. Швейцар дал ему нужные сведения: фон Дидериц живет на Старо-Гончарной улице, в собственном доме, — это недалеко от гостиницы, живет хорошо, богато, имеет своих лошадей, его все
знают в городе. Швейцар выговаривал так: Дрыдыриц.
Неточные совпадения
Ударили к заутрене, // Как
в город я вошла. // Ищу соборной площади, // Я
знала: губернаторский // Дворец на площади. // Темна, пуста площадочка, // Перед дворцом начальника // Шагает часовой.
Другого градоначальника я
знал весьма тощего, который тоже не имел успеха, потому что едва появился
в своем
городе, как сразу же был прозван от обывателей одною из тощих фараоновых коров, и затем уж ни одно из его распоряжений действительной силы иметь не могло.
Он
знал и чувствовал только, что то, что совершалось, было подобно тому, что совершалось год тому назад
в гостинице губернского
города на одре смерти брата Николая.
— А мы живем и ничего не
знаем, — сказал раз Вронский пришедшему к ним поутру Голенищеву. — Ты видел картину Михайлова? — сказал он, подавая ему только что полученную утром русскую газету и указывая на статью о русском художнике, жившем
в том же
городе и окончившем картину, о которой давно ходили слухи и которая вперед была куплена.
В статье были укоры правительству и Академии за то, что замечательный художник был лишен всякого поощрения и помощи.
Уже несколько дней графиня Лидия Ивановна находилась
в сильнейшем волнении. Она
узнала, что Анна с Вронским
в Петербурге. Надо было спасти Алексея Александровича от свидания с нею, надо было спасти его даже от мучительного знания того, что эта ужасная женщина находится
в одном
городе с ним и что он каждую минуту может встретить ее.