Вскочив с постели, Татьяна Власьевна бросилась к Нюше, но
та спала ровным, спокойным сном, раскинув руки на подушке; старуха торопливо принялась крестить внучку, но в это время подозрительный звук повторился.
Неточные совпадения
— Ну, слушай, Гордей Евстратыч… Робили мы, пятнадцать годов
тому назад, у купцов Девяткиных… шахту били… много они денег просадили на нее… я ходил у них за штегеря… на восемнадцатом аршине
напали на жилку… а я сказал, что дальше незачем рыть… От всех скрыл… ну, поверили, шахту и бросили… Из нее я тебе жилку с Михалком послал…
— Тоже и с хлебом всяко бывает, — степенно заметит Татьяна Власьевна. — Один год мучка-то ржаная стоит полтина за пуд, а в другой и полтора целковых отдашь… Не вдруг приноровишься. Пазухины-то в
том году купили этак же дорогого хлеба, а цена-то и
спала… Четыреста рубликов из кармана.
В их же доме проживала старая родственница с мужней стороны, девица Марфа Петровна; эта особа давно потеряла всякую надежду на личное счастье, поэтому занималась исключительно чужими делами и в этом достигла замечательного искусства, так что
попасть на ее острый язычок считалось в Белоглинском заводе большим несчастием вроде
того, если бы кого продернули в газетах.
— То-то, поди, соскучились? — отшучивалась Марфа Петровна, стараясь
попасть в спокойно-добродушный тон важной старухи. — Авдотья-то Кондратьевна давненько у вас была?
Муж Алены Евстратьевны хотя и занимался подрядами и числился во второй гильдии, но,
попав в земские гласные, перевел себя совсем на господскую руку,
то есть он в этом случае, как миллионы других мужей, только плясал под дудку своей жены, которая всегда была записной модницей.
— Ты бы присматривал за ребятами-то, — несколько раз говорила она Гордею Евстратычу, когда
тот отправлялся на прииск. — У вас там на жилке всякого народу прó
пасть; пожалуй, научат уму-разуму. Ребята еще молодые, долго ли свихнуться.
Мысли, одна страшнее другой, одолевали бедную Аришу, и она
то принималась безумно рыдать, уткнувшись головой в подушку,
то начинала молиться, молиться не за себя, а за своего Степушку, который
спал в ее каморке детски-беззаботным сном, не подозревая разыгрывавшейся около него драмы.
Даже приехавший Владимир Петрович, которому были все рады, точно он мог избавить брагинский дом от одолевавших его
напастей, — и
тот был бессилен.
Он шел домой и, уходя, спешил заглянуть на больного. Разумихин донес ему, что
тот спит, как сурок. Зосимов распорядился не будить, пока проснется. Сам же обещал зайти часу в одиннадцатом.
Изменялись краски этого волшебного узора, который он подбирал как художник и как нежный влюбленный, изменялся беспрестанно он сам,
то падая в прах к ногам идола, то вставая и громя хохотом свои муки и счастье.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг
упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не
то я смертью окончу жизнь свою».
Смотреть никогда не мог на них равнодушно; и если случится увидеть этак какого-нибудь бубнового короля или что-нибудь другое,
то такое омерзение
нападет, что просто плюнешь.
Ой! ночка, ночка пьяная! // Не светлая, а звездная, // Не жаркая, а с ласковым // Весенним ветерком! // И нашим добрым молодцам // Ты даром не прошла! // Сгрустнулось им по женушкам, // Оно и правда: с женушкой // Теперь бы веселей! // Иван кричит: «Я
спать хочу», // А Марьюшка: — И я с тобой! — // Иван кричит: «Постель узка», // А Марьюшка: — Уляжемся! — // Иван кричит: «Ой, холодно», // А Марьюшка: — Угреемся! — // Как вспомнили
ту песенку, // Без слова — согласилися // Ларец свой попытать.
— // Я знал Ермилу, Гирина, //
Попал я в
ту губернию // Назад
тому лет пять // (Я в жизни много странствовал, // Преосвященный наш // Переводить священников // Любил)…
Пред каждою иконою // Иона
падал ниц: // «Не спорьте! дело Божие, // Котора взглянет ласковей, // За
тою и пойду!» // И часто за беднейшею // Иконой шел Ионушка // В беднейшую избу.