Неточные совпадения
Ох, вышел грех, большой грех… — пожалела Татьяна Власьевна грешного
человека, Поликарпа Семеныча, и погубила свою голову, навсегда погубила. Сделалось с нею страшное, небывалое…
Сама она теперь не могла жить без Поликарпа Семеныча, без его грешной ласки, точно кто ее привязал к нему. Позабыла и мужа, и деток, и свою спобедную головушку для одного ласкового слова, для приворотного злого взгляда.
Самый был потерянный
человек и вдруг накинул на себя этакое благочестие…
Но зато с старинными
людьми Гордей Евстратыч обращался так важевато, что удивлял даже
самых древних стариков.
Конечно, под началом такого
человека жизнь в брагинском доме текла
самым образцовым порядком, на поученье всем остальным.
— Ох, не говорите, Пелагея Миневна: враг горами качает, а на золото он и падок… Я давеча ничего не сказала Агнее Герасимовне и Матрене Ильиничне — ну, родня, свои
люди, — а вам скажу. Вот
сами увидите… Гордей Евстратыч и так вон как себя держит высоко; а с тысячами-то его и не достанешь. Дом новый выстроят, платья всякого нашьют…
Маркушка был фаталист и философ, вероятно, потому, что жизнь его являлась чем-то вроде философского опыта на тему, что выйдет из того, если
человека поставить в
самые невозможные условия существования.
Гордей Евстратыч тоже пел, и ему делалось очень весело в этой чиновной компании, потому что
люди оказались
самые простые.
Этот благочестивый
человек видел рай слишком в богословски-отвлеченных формах, тогда как паства тяготела к
самым жестоким представлениям, которые были для нее понятнее.
Степенная, душевная речь Татьяны Власьевны затронула в душе этого отчаянного
человека неизвестные даже ему
самому струны.
Все это составлялось по
самым таинственным рецептам, и каждое средство помогало по крайней мере сотне
людей, хотя Нилу Поликарповичу не делалось легче, и он с новым терпением изыскивал что-нибудь неиспробованное.
— В том-то и дело, Гордей Евстратыч, чтобы от других не отстать… А то совестно к вам приехать!.. И компания у вас тоже
самая неподходящая: какие-то Пазухины… Вы должны себя теперь очень соблюдать, чтобы перед другими было не совестно. Хорошему
человеку к вам и в гости прийти неловко… Изволь тут разговаривать с какой-то Пелагеей Миневной да Марфой Петровной. Это непорядок в доме…
Самые дикие лесные уголки дышали великой и могучей поэзией, разливавшейся в тысячах отдельных деталей, где все было оригинально, все полно силы и какой-то сказочной прелести, особенно по сравнению с жалкими усилиями
человека создать красками или словом что-нибудь подобное.
Вторжение
человека в жизнь природы с целью воспроизвести ее красоты, тем или другим путем, каждый раз разбивается
самым беспощадным образом, как галлюцинации сумасшедшего.
Сначала такие непутевые речи Гордея Евстратыча удивляли и огорчали Татьяну Власьевну, потом она как-то привыкла к ним, а в конце концов и
сама стала соглашаться с сыном, потому что и в
самом деле не век же жить дураками, как прежде. Всех не накормишь и не пригреешь. Этот старческий холодный эгоизм закрадывался к ней в душу так же незаметно, шаг за шагом, как одно время года сменяется другим. Это была медленная отрава, которая покрывала живого
человека мертвящей ржавчиной.
— Маркушка… Да разве нам можно не воровать… а?..
Человек не камень, другой раз выпить захочет, ну… А-ах, милосливый Господи! Точно, мы кое-что бирали, да только так,
самую малость… ну, золотник али два… А он обыскивать… а?!. Ведь как он нас обидел тогда… неужли на нас уж креста нет?
Впрочем, эти хлопоты значительно облегчались тем, что общий голос был за Гордея Евстратыча, как великого тысячника, которому будет в охотку поработать Господеви, да и
сам по себе Гордей Евстратыч был такой обстоятельный
человек, известный всему приходу.
Порфир Порфирыч оказался
самым подходящим
человеком, чтобы топить олово, ходить по улицам и спрашивать у встречных, как зовут жениха, играть в жмурки и вообще исполнять бесчисленные причуды развеселившейся молодежи.
— Помните, Гордей Евстратыч, как вы мне тогда сказали про великое слово о Нюше… Вот я хочу поговорить с вами о нем. Зачем вы ее губите, Гордей Евстратыч? Посмотрите, что из нее сталось в полгода: кукла какая-то, а не живой
человек… Ежели еще так полгода пройдет, так, пожалуй, к весне и совсем она ноги протянет. Я это не к тому говорю, чтобы мне
самой очень нравился Алексей… Я и раньше смеялась над Нюшей, ну, оно вышло вон как. Если он ей нравится, так…
Крискент заявился в пятовский дом, когда не было
самого Нила Поликарпыча, и повел душеспасительную речь о значении и святости брака вообще как таинства, потом о браке как неизбежной форме нескверного гражданского жития и, наконец, о браке как христианском подвиге, в котором
человек меньше всего должен думать о себе, а только о своем ближнем.
— Татьяна Власьевна, конечно, весьма благомысленная и благоугодная женщина, но она все-таки
человек, и каждый
человек в состоянии заблуждаться, особенно когда дело слишком близко затрогивает нас… Она смотрит земными очами, как
человек, который не думает о завтрашнем дне. Старушка уже в преклонном возрасте, не сегодня завтра призовется к суду Божию, тогда что будет? С своей стороны, я не осуждаю ее нисколько, даже согласен с ней, но нужно прозирать в
самую глубину вещей.
Теперь Феня была рада ему вдвойне: это был не чужой
человек, хотя Зотушка и
сам этого не подозревал.
Порфир Порфирыч, конечно, был тут же и предлагал свои услуги Брагину: взять да увезти Феню и обвенчаться убегом. Этому мудреному
человеку никак не могли растолковать, что Феня лежит больная, и он только хлопал глазами, как зачумленное животное. Иногда Гордея Евстратыча начинало мучить
самое злое настроение, особенно когда он вспоминал, что о его неудачном сватовстве теперь галдит весь Белоглинский завод и, наверно, радуются эти Савины и Колобовы, которые не хотят его признать законным церковным старостой.
Крискента помолебствовать, как это водится у добрых
людей, чтобы все было честь честью; как раз случился Порфир Порфирыч в Белоглинском заводе; одним словом, закладка дома совершилась при
самой торжественной обстановке, в присутствии Порфира Порфирыча, Шабалина, Плинтусова, Липачка и других.
— Ах, не то, бабушка… Понимаешь? Господь, когда сотворил всякую тварь и Адама… и когда посмотрел на эту тварь и на Адама, прямо сказал: нехорошо жить
человеку одному… сотворим ему жену… Так? Ну вот, я про это про
самое и говорю…
Самая наружность Головинского имела в себе много подкупающего: высокий, средних лет, с окладистой бородкой и выхоленным дворянским лицом, с приличными манерами, всегда безукоризненно одетый, он везде являлся заметным
человеком.
— Ах, мамынька, совсем не то… Скажу тебе только одно: приедет к нам один
человек, тогда
сама все увидишь… Уж такой
человек, такой
человек…
Ближайшее знакомство с Головинским произошло как-то
само собой, так что Татьяна Власьевна даже испугалась, когда гость сделался в доме совсем своим
человеком, точно он век у них жил.
Головинский подробно рассказал свою встречу с Гордеем Евстратычем и свои намерения насчет винной части. Он ничего не скрыл, ничего не утаил и с свойственным ему великим тактом тонко расшевелил дремавшую в душе бабушки Татьяны корыстную жилку. Заманчивая картина, с одной стороны, а с другой —
самые неопровержимые цифры сделали свое дело: бабушка Татьяна пошла на удочку и окончательно убедилась, что Владимир Петрович действительно хороший
человек.
Вот
самим и не помириться никогда, а тут нужно постороннего
человека, который на все взглянул бы здраво, без всякого предубеждения.
— Чтой-то, милушка, уж этакой-то
человек. Уж кому же после этого верить! — говорила старуха. — Вон отец Крискент, его дело сторона, а он прямо говорит: «Господь вам, Татьяна Власьевна, послал Владимира Петровича, именно за вашу простоту…» И Матрена Ильинична с Агнеей Герасимовной то же
самое в голос говорят…
Этот
самый набольший очень не по душе пришелся Брагину: черт его знает, что за
человек — финтит-финтит, а толку все нет.
Этому верили даже такие
люди, которые слыли
самыми обстоятельными и рассудительными.
Нюшу из неловкого положения выручила
сама бабушка Татьяна, которая в этот момент вошла в горницу. Старуха прищуренными глазами посмотрела на замявшихся при ее появлении молодых
людей и сухо спросила Михалку...
Так прошел весь медовый месяц. Павел Митрич оказался
человеком веселого нрава, любил ездить по гостям и к себе возил гостей. Назовет кого попало, а потом и посылает жену тормошить бабушку насчет угощенья.
Сам никогда слова не скажет, а все через жену.