— Мамынька, ради Христа, прости
меня дурака… — взмолился опомнившийся Гордей Евстратыч, кланяясь старухе в ноги. — Это я так… дурость нашла.
— Вы, братец, напрасно такие слова выговариваете, — со смирением возражал Зотушка. —
Я дурак про себя, а не про других. Вы вот себя умным считаете, а такую ошибочку делаете…
Неточные совпадения
—
Дурак!.. Ну-с, так как это у вас все случилось, расскажите. А предварительно мы для разговору по единой пропустим. У
меня уж такое правило, и ты не думай кочевряжиться. Сенька двухголовый! Подать нам графин водки и закусить балычка, или икорки, или рыжичков солененьких…
— Ты
меня учить… а?!. Вон, пьяница и
дурак!.. Из дома моего вон!.. И чтобы духу твоего не было!.. Слышал?..
—
Я ведь не о себе, братец… Польстились вы на золото, — как бы старых пожитков не растерять. И вы, мамынька, тоже… Послушайте
меня,
дурака.
— Ничего, мамочка. Все дело поправим. Что за беда, что девка задумываться стала! Жениха просит, и только. Найдем, не беспокойся. Не чета Алешке-то Пазухину… У
меня есть уж один на примете. А что относительно Зотушки, так это даже лучше, что он догадался уйти от вас. В прежней-то темноте будет жить, мамынька, а в богатом дому как показать этакое чучело?.. Вам, обнаковенно, Зотушка сын, а другим-то он
дурак не
дурак, а сроду так. Только один срам от него и выходит братцу Гордею Евстратычу.
— Вот каков у тебя муженек-то! — рассказывал Гордей Евстратыч безответной Арише о подвигах Михалки. — А
мне тебя жаль, Ариша… Совсем напрасно ты бедуешь с этим
дураком.
Я его за делом посылаю в город, а он там от арфисток не отходит. Уж не знаю, что и делать с вами! Выкинуть на улицу, так ведь с голоду подохнете вместе и со своим щенком.
«Черт возьми! — продолжал он почти вслух, — говорит со смыслом, а как будто… Ведь и
я дурак! Да разве помешанные не говорят со смыслом? А Зосимов-то, показалось мне, этого-то и побаивается! — Он стукнул пальцем по лбу. — Ну что, если… ну как его одного теперь пускать? Пожалуй, утопится… Эх, маху я дал! Нельзя!» И он побежал назад, вдогонку за Раскольниковым, но уж след простыл. Он плюнул и скорыми шагами воротился в «Хрустальный дворец» допросить поскорее Заметова.
Не любишь ты меня, естественное дело: // С другими я и так и сяк, // С тобою говорю несмело, // Я жалок, я смешон, я неуч,
я дурак.
— Ты все выпытываешь меня, Клим Иванов! А, конечно, сам лучше, чем я, все знаешь. Чего же выпытывать? Насколько
я дурак, я сам знаю, ты помоги мне понять: почему я дурак?
— Нет, нет, — перебил он и торопливо поерошил голову, — не говорите этого. Лучше назовите
меня дураком, но я честный, честный, честный! Я никому не позволю усомниться… Никто не смеет!
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь,
дурак! Ты привык там обращаться с другими:
я, брат, не такого рода! со
мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)
Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий (бьет себя по лбу).Как
я — нет, как
я, старый
дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Хлестаков.
Я с тобою,
дурак, не хочу рассуждать. (Наливает суп и ест.)Что это за суп? Ты просто воды налил в чашку: никакого вкусу нет, только воняет.
Я не хочу этого супу, дай
мне другого.
Городничий. Ах, боже мой!
Я, ей-ей, не виноват ни душою, ни телом. Не извольте гневаться! Извольте поступать так, как вашей милости угодно! У
меня, право, в голове теперь…
я и сам не знаю, что делается. Такой
дурак теперь сделался, каким еще никогда не бывал.
Хлестаков. Ну что, видишь,
дурак, как
меня угощают и принимают? (Начинает писать.)