Чтобы заслужить бессмертие, нужно жить, а не
умирать; нужно на земле, в земной человеческой истории совершить дело спасения; нужно связать себя с историей
вселенной, идти к воскресению, утверждать плоть в ее нетленности, одухотворять ее.
Он видел, как все, начиная с детских, неясных грез его, все мысли и мечты его, все, что он выжил жизнию, все, что вычитал в книгах, все, об чем уже и забыл давно, все одушевлялось, все складывалось, воплощалось, вставало перед ним в колоссальных формах и образах, ходило, роилось кругом него; видел, как раскидывались перед ним волшебные, роскошные сады, как слагались и разрушались в глазах его целые города, как целые кладбища высылали ему своих мертвецов, которые начинали жить сызнова, как приходили, рождались и отживали в глазах его целые племена и народы, как воплощалась, наконец, теперь, вокруг болезненного одра его, каждая мысль его, каждая бесплотная греза, воплощалась почти в миг зарождения; как, наконец, он мыслил не бесплотными идеями, а целыми мирами, целыми созданиями, как он носился, подобно пылинке, во всем этом бесконечном, странном, невыходимом мире и как вся эта жизнь, своею мятежною независимостью, давит, гнетет его и преследует его вечной, бесконечной иронией; он слышал, как он
умирает, разрушается в пыль и прах, без воскресения, на веки веков; он хотел бежать, но не было угла во всей
вселенной, чтоб укрыть его.
Любовь!.. Но знаешь ли, какое // Блаженство на земле второе // Тому, кто всё похоронил, // Чему он верил; что любил! // Блаженство то верней любови, // И только хочет слез да крови. // В нем утешенье для людей, // Когда
умрет другое счастье; // В нем преступлений сладострастье, // В нем ад и рай души моей. // Оно при нас всегда, бессменно; // То мучит, то ласкает нас… // Нет, за единый мщенья час, // Клянусь, я не взял бы
вселенной!
— Видели, господа, звезды какие? Ехал, — все время глаз не сводил. Люблю на звезды смотреть, — сколько жизни запасено во
вселенной! Мы
умрем, все
умрут, земля разобьется вдребезги, а жизнь все останется. Весело подумать!