— И не говори: беда… Объявить не знаем как, а сегодня выйдет домой к вечеру. Мамушка уж ездила в Тайболу, да
ни с чем выворотилась, а теперь меня заслала… Может, и оборочу Феню.
У Карачунского слово было законом, и Мыльников ушел бы
ни с чем, но, когда Карачунский проходил к себе в кабинет, его остановила Феня.
Неточные совпадения
— Ну,
что он? Поди, из лица весь выступил? А? Ведь ему это без смерти смерть. Как другая цепная собака:
ни во двор,
ни со двора не пущает. Не поглянулось ему? А?.. Еще сродни мне приходится по мамыньке — ну, да мне-то это все едино. Это уж мамынькино дело: она
с ним дружит. Ха-ха!.. Ах, андел ты мой, Андрон Евстратыч! Пряменько тебе скажу: вдругорядь нашу Фотьянку
с праздником делаешь, — впервой, когда россыпь открыл, а теперь — словечком своим озолотил.
— Бог не без милости, Яша, — утешал Кишкин. — Уж такое их девичье положенье: сколь девку
ни корми, а все чужая… Вот
что, други, надо мне
с вами переговорить по тайности: большое есть дело. Я тоже до Тайболы, а оттуда домой и к тебе, Тарас, по пути заверну.
— И любезное дело, — согласилась баушка, подмигивая Устинье Марковне. — Одной-то мне, пожалуй, и опасливо по нонешнему времю ездить, а сегодня еще воскресенье… Пируют у вас на Балчуговском, страсть пируют. Восетта еду я также на вершной, а навстречу мне ваши балчуговские парни идут. Совсем молодые, а пьяненькие… Увидали меня, озорники, и давай галиться: «Тпру, баушка!..» Ну, я их нагайкой, а они меня обозвали
что ни есть хуже, да еще
с седла хотели стащить…
Мыльников приводил свою Оксю два раза, и она оба раза бежала. Одним словом,
с бабой дело не клеилось, хотя Петр Васильич и обещал раздобыть таковую во
что бы то
ни стало.
Новая история
с Феней была тут
ни при
чем.
Петр Васильич даже застонал от мысли,
что ведь и он мог взять у Ястребова это самое болото
ни за грош
ни за копеечку, а прямо даром.
С горя он спросил второй полуштоф.
— Перестань, Анна, — оговорила дочь Устинья Марковна, — не одни наши мужики помутились
с золотом-то, а Тарас тут
ни при
чем…
Оников объявил непримиримую войну этому исконному промысловому злу и поклялся вырвать его
с корнем во
что бы то
ни стало.
С Кишкиным действительно случилась большая перемена. Первое время своего богатства он ходил в своем старом рваном пальто и
ни за
что не хотел менять на новое. Знакомые даже стыдили его. А потом вдруг поехал в город и вернулся оттуда щеголем, во всем новом, и первым делом к баушке Лукерье.
Переговоры
с Ониковым по этому поводу тоже
ни к
чему не повели. Он остался при своем мнении, ссылаясь на прямой закон, воспрещающий старательские работы. Конечно, здесь дело заключалось только в игре слов: старательские работы уставом о частной золотопромышленности действительно запрещены, но в виде временной меры разрешались работы «отрядные» или «золотничные»,
что в переводе значило то же самое.
Идите вы к чиновнику, // К вельможному боярину, // Идите вы к царю, // А женщин вы не трогайте, — // Вот Бог!
ни с чем проходите // До гробовой доски!
Он начал говорить, желал найти те слова, которые могли бы не то что разубедить, но только успокоить ее. Но она не слушала его и
ни с чем не соглашалась. Он нагнулся к ней и взял ее сопротивляющуюся руку. Он поцеловал ее руку, поцеловал волосы, опять поцеловал руку, — она всё молчала. Но когда он взял ее обеими руками за лицо и сказал: «Кити!» — вдруг она опомнилась, поплакала и примирилась.
Но это, однако ж, несообразно! это несогласно
ни с чем! это невозможно, чтобы чиновники так могли сами напугать себя; создать такой вздор, так отдалиться от истины, когда даже ребенку видно, в чем дело!
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться
с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще
ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)
Что это за жаркое? Это не жаркое.
А вы — стоять на крыльце, и
ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите,
что идет кто-нибудь
с просьбою, а хоть и не
с просьбою, да похож на такого человека,
что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Городничий. Ах, боже мой, вы всё
с своими глупыми расспросами! не дадите
ни слова поговорить о деле. Ну
что, друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да
что в самом деле? Я такой! я не посмотрю
ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но
с почтением поддерживается чиновниками.)
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы
с Христианом Ивановичем взяли свои меры:
чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б
с ними изъясняться: он по-русски
ни слова не знает.