Царь наш, юный музыкант, // На тромбоне трубит, // Его царственный талант // Ноту «ре» не любит. // Чуть министр преподнесет //
Новую реформу, // «Ре» он мигом зачеркнет // И оставит «форму».
Лена очень обрадовалась, узнав, что теперь подошла
новая реформа и ее отца зовут опять туда, где родилась, где жила, где любила ее мать, где она лежит в могиле… Лена думала, что она тоже будет жить там и после долгих лет, в которых, как в синей мреющей дали, мелькало что-то таинственное, как облако, яркое, как зарница, — ляжет рядом с матерью. Она дала слово умиравшей на Песках няне, что непременно привезет горсточку родной земли на ее могилу на Волковом кладбище.
У самих дверей сидели два духовные лица, городской кладбищенский священник и сельский дьякон, и рассуждали между собою, как придется
новая реформа приходским и кладбищенским.
Саша, юный музыкант. // На тромбоне трубит, // Его барственный талант // Ноту «ре» не любит. // Чуть ему кто поднесет //
Новую реформу, // «Ре» он мигом зачеркнет // И оставит «форму».
В это именно время подоспела
новая реформа, и Семена Афанасьевича озарило новое откровение. Да, это как раз то, что нужно. Пора домой, к земле, к народу, который мы слишком долго оставляли в жертву разночинных проходимцев и хищников, Семен Афанасьевич навел справки о своем имении, о сроках аренды, о залогах, кое-кому написал, кое-кому напомнил о себе… И вот его «призвали к новой работе на старом пепелище»… Ничто не удерживало в столице, и Семен Афанасьевич появился в губернии.
Неточные совпадения
Скучно становилось, тоскливо. Помещики, написавши уставные грамоты, покидали родные гнезда и устремлялись на поиски за чем-то неведомым. Только мелкота крепко засела, потому что идти было некуда, да Струнников не уезжал, потому что нес службу, да и кредиторы следили за ним. На
новое трехлетие его опять выбрали всемишарами, но на следующее выбрали уже не его, а Митрофана Столбнякова. Наступившая судебная
реформа начала оказывать свое действие.
Мы приняли эту
реформу довольно беззаботно, пожалуй, даже с удовольствием, — это вводило к нам нечто
новое, — но причины, вызвавшие ее, оставались нам чужды.
Такие ростки я, должно быть, вынес в ту минуту из беззаботных, бесцельных и совершенно благонамеренных разговоров «старших» о непопулярной
реформе. Перед моими глазами были лунный вечер, сонный пруд, старый замок и высокие тополи. В голове, может быть, копошились какие-нибудь пустые мыслишки насчет завтрашнего дня и начала уроков, но они не оставили никакого следа. А под ними прокладывали себе дорогу
новые понятия о царе и верховной власти.
Это была скромная, теперь забытая, неудавшаяся, но все же
реформа, и блестящий вельможа, самодур и сатрап, как все вельможи того времени, не лишенный, однако, некоторых «благих намерений и порывов», звал в сотрудники скромного чиновника, в котором признавал
нового человека для
нового дела…
Старик сердился на Мухина за его выходку на Медном руднике, но смирил себя и обратился к нему с заказом составить докладную записку по поводу необходимых
реформ заводского дела, сообразно с требованиями и условиями
нового положения.