Неточные совпадения
— Я, что же я?.. — удивлялся Прокопий. — Мое дело самое маленькое в дому:
пока держит Родион Потапыч, и спасибо. Ты — сын, Яков Родионыч: тебе много поближее… Конечно,
не всякий подступится к Родиону Потапычу, ежели он в сердцах…
И теща и жена отлично понимали, что Прокопий хочет скрыться от греха,
пока Родион Потапыч будет производить над бабами суд и расправу, но ничего
не сказали: что же, известное дело, зять… Всякому до себя.
Яша сразу обессилел: он совсем забыл про существование Наташки и сынишки Пети. Куда он с ними денется, ежели родитель выгонит на улицу?..
Пока большие бабы судили да рядили, Наташка
не принимала в этом никакого участия. Она пестовала своего братишку смирненько где-нибудь в уголке, как и следует сироте, и все ждала, когда вернется отец. Когда в передней избе поднялся крик, у ней тряслись руки и ноги.
Рабочие
не имели даже собственного выгона,
не имели усадеб — тем и другим они пользовались от компании условно,
пока находившаяся под выгоном и усадьбами земля
не была надобна для работ.
Пока в воскресенье Родион Потапыч ходил на золотопромывальную фабрику, дома придумали средство спасения, о котором раньше никому как-то
не пришло в голову.
Отец Акакий уже знал, в чем дело, и опять
не знал, что посоветовать. Конечно, воротить Феню можно, но к чему это поведет: сегодня воротили, а завтра она убежит.
Не лучше ли
пока ее оставить и подействовать на мужа: может, он перейдет из-за жены в православие.
Поравнявшись с кабаком, они замолчали, точно ехали по зачумленному месту. Родион Потапыч несколько раз волком посмотрел на кабацкую дверь и еще раз плюнул. Угнетенное настроение продолжалось на расстоянии целой улицы,
пока кабацкий глаз
не скрылся из виду.
Простые рабочие,
не владевшие даром «словесности», как Мыльников, довольствовались
пока тем, что забирали у городских охотников задатки и записывались зараз в несколько разведочных партий, а деньги, конечно, пропивали в кабаке тут же. Никто
не думал о том, чтобы завести новую одежду или сапоги. Все надежды возлагались на будущее, а в частности на Кедровскую дачу.
Дальше в избушке поднялся такой шум, что никто и ничего
не мог разобрать. Окся успела слетать за второй четвертью и на закуску принесла соленого максуна.
Пока другие пили водку, она успела стащить половину рыбы и разделила братьям и матери, сидевшим в холодных сенях.
— Вздор… Попробуют и бросят, поверь мне. Во всяком случае, я ничего страшного
пока еще
не вижу…
Он ни слова
не проронил,
пока Феня с причитаньями и слезами ползала у его ног, а только велел Прокопию запрячь лошадь.
У Кожина захолонуло на душе: он
не ожидал, что все обойдется так просто.
Пока баушка Лукерья ходила в заднюю избу за Феней, прошла целая вечность. Петр Васильич стоял неподвижно у печи, а Кожин сидел на лавке, низко опустив голову. Когда скрипнула дверь, он весь вздрогнул. Феня остановилась в дверях и
не шла дальше.
Пока все шло отлично, потому что грунт был устойчивый и
не было опасности, что шахта в одно прекрасное утро «сбочится», как это бывает при слоях песка-севуна или мягкой расплывающейся глины.
Но лиха беда заключалась в том, что
не хватало силы, а пустяками
не стоило
пока заниматься.
Кишкин бился на своей Сиротке до последней крайности,
пока можно было работать, но с первым снегом должен был отступить:
не брала сила.
—
Пока ничего
не обозначилось… Заложили рассечку на полдень — все тот же ребровик.
Пока в этом смысле все шло хорошо, хотя жилы
не было и звания, а только изредка попадались пустые прожилки кварца.
Этот спор продолжался и в землянке,
пока обедали рабочие. Сам Кишкин ни к чему
не притронулся и, лежа на нарах, продолжал охать.
Что было отвечать на такие змеиные слова? Баушка Лукерья молча принесла свое серебро, пересчитала его раз десять и даже прослезилась, отдавая сокровище искусителю.
Пока Кишкин рассовывал деньги по карманам, она старалась
не смотреть на него, а отвернулась к окошку.
— Все это правда, Родион Потапыч, но
не всякую правду можно говорить. Особенно
не любят ее виноватые люди. Я понимаю вас, как никто другой, и все-таки должен сказать одно: ссориться нам с Ониковым
не приходится
пока. Он нам может очень повредить… Понимаете?.. Можно ссориться с умным человеком, а
не с дураком…
Семеныч вообще держал себя на особицу и мало «якшил» [Якшить (от татарского слова «якши» — «да») — поддакивать, дружить. (Примеч. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)] с остальными родственниками. Впрочем, это продолжалось только до тех пор,
пока Мыльников
не сообразил о тайных делах Семеныча с сестрицей Марьей и, немедленно приобщив к лику своих родственников, перестал платить исправно.
— Ох, помирать скоро, Андрошка… О душе надо подумать. Прежние-то люди больше нас о душе думали: и греха было больше, и спасения было больше, а мы ни богу свеча ни черту кочерга. Вот хоть тебя взять: напал на деньги и съежился весь. Из пушки тебя
не прошибешь, а ведь подохнешь — с собой ничего
не возьмешь. И все мы такие, Андрошка… Хороши,
пока голодны, а как насосались — и конец.
Убьет жену Кожин — сам и ответит, а
пока жена в живности — никого это
не касаемо, потому муж, хоша и сводный.
Кедровская дача нынешнее лето из конца в конец кипела промысловой работой.
Не было такой речки или ложка, где
не желтели бы кучки взрытой земли и
не чернели заброшенные шурфы, залитые водой. Все это были разведки, а настоящих работ поставлено было
пока сравнительно немного. Одни места оказались
не стоящими разработки, по малому содержанию золота, другие
не были еще отведены в полной форме, как того требовал горный устав. Работало десятка три приисков, из которых одна Богоданка прославилась своим богатством.
Заявлять свой прииск он
не хотел, потому что много хлопот с такими заявками, да и ждать приходилось,
пока сделают отвод.
К общему удивлению, Окся заступилась за отца и обругала Петра Васильича.
Не его дело соваться в чужие дела. Знал бы свои весы,
пока в тюрьму вместе с Кожиным
не посадили. Хорошее ремесло тоже выискал.
Пока реформы нового управляющего
не касались одной шахты Рублихи, где по-прежнему «руководствовал» один Родион Потапыч, и все с нетерпением ждали момента, когда встретятся старый штейгер и новый главный управляющий.
Неточные совпадения
Влас наземь опускается. // «Что так?» — спросили странники. // — Да отдохну
пока! // Теперь
не скоро князюшка // Сойдет с коня любимого! // С тех пор, как слух прошел, // Что воля нам готовится, // У князя речь одна: // Что мужику у барина // До светопреставления // Зажату быть в горсти!..
Не только
не гнушалися // Крестьяне Божьим странником, // А спорили о том, // Кто первый приютит его, //
Пока их спорам Ляпушкин // Конца
не положил: // «Эй! бабы! выносите-ка // Иконы!» Бабы вынесли;
В воротах с ними встретился // Лакей, какой-то буркою // Прикрытый: «Вам кого? // Помещик за границею, // А управитель при смерти!..» — // И спину показал. // Крестьяне наши прыснули: // По всей спине дворового // Был нарисован лев. // «Ну, штука!» Долго спорили, // Что за наряд диковинный, //
Пока Пахом догадливый // Загадки
не решил: // «Холуй хитер: стащит ковер, // В ковре дыру проделает, // В дыру просунет голову // Да и гуляет так!..»
— А кто сплошал, и надо бы // Того тащить к помещику, // Да все испортит он! // Мужик богатый… Питерщик… // Вишь, принесла нелегкая // Домой его на грех! // Порядки наши чудные // Ему
пока в диковину, // Так смех и разобрал! // А мы теперь расхлебывай! — // «Ну… вы его
не трогайте, // А лучше киньте жеребий. // Заплатим мы: вот пять рублей…»
— Уж будто вы
не знаете, // Как ссоры деревенские // Выходят? К муженьку // Сестра гостить приехала, // У ней коты разбилися. // «Дай башмаки Оленушке, // Жена!» — сказал Филипп. // А я
не вдруг ответила. // Корчагу подымала я, // Такая тяга: вымолвить // Я слова
не могла. // Филипп Ильич прогневался, // Пождал,
пока поставила // Корчагу на шесток, // Да хлоп меня в висок! // «Ну, благо ты приехала, // И так походишь!» — молвила // Другая, незамужняя // Филиппова сестра.