Неточные совпадения
Над
каждой ямой стоял небольшой деревянный ворот, которым «выхаживали» деревянную бадью
с песком или пустой породой двое «воротников» или «вертелов».
Кишкин смотрел на оборванную кучку старателей
с невольным сожалением: совсем заморился народ. Рвань какая-то, особенно бабы, которые точно сделаны были из тряпиц. У мужиков лица испитые, озлобленные. Непокрытая приисковая голь глядела из
каждой прорехи. Пока Зыков был занят доводкой, Кишкин подошел к рябому старику
с большим горбатым носом.
— Ты уж лучше
с Петром Васильичем поговори! Он у нас грамотный. А мы — темные люди,
каждого пня боимся…
Утром на другой день Карачунский послал в Тайболу за Кожиным и запиской просил его приехать по важному делу вместе
с женой. Кожин поставлял одно время на золотопромывальную фабрику ремни, и Карачунский хорошо его знал. Посланный вернулся, пока Карачунский совершал свой утренний туалет, отнимавший у него по меньшей мере час. Он
каждое утро принимал холодную ванну, подстригал бороду, протирался косметиками, чистил ногти и внимательно изучал свое розовое лицо в зеркале.
К суровому старику относились
с глубоким уважением именно потому, что он видел
каждое дело насквозь, и не было никакой возможности обмануть его в ничтожных пустяках.
Сквозь строй гоняли
каждое воскресенье, а для большего эффекта приводили народ для этого случая даже
с Фотьянки.
Кроме всего этого, к кабаку Ермошки
каждый день подъезжали таинственные кошевки из города. Из такой кошевки вылезал какой-нибудь пробойный городской мещанин или мелкотравчатый купеческий брат и для отвода глаз сначала шел в магазин, а уж потом, будто случайно, заводил разговор
с сидевшими у кабака старателями.
Он прошел наверх к Ермошке и долго о чем-то беседовал
с ним. Ермошка и Ястребов были заведомые скупщики краденого
с Балчуговских промыслов золота. Все это знали; все об этом говорили, но никто и ничего не мог доказать: очень уж ловкие были люди, умевшие хоронить концы. Впрочем, пьяный Ястребов — он пил запоем, — хлопнув Ермошку по плечу,
каждый раз говорил...
Каждый вечер происходили эти тихие любовные речи, и Феня все больше проникалась сознанием правоты баушки Лукерьи. А
с другой стороны, ее тянуло в Тайболу мертвой тягой: свернулась бы птицей и полетела… Хоть бы один раз взглянуть, что там делается!
Когда взошло солнце, оно осветило собравшиеся на Миляевом мысу партии. Они сбились кучками,
каждая у своего огонька. Все устали после ночной схватки. Рабочие улеглись спать, а бодрствовали одни хозяева, которым было не до сна. Они зорко следили друг за другом, как слетевшиеся на добычу хищные птицы. Кишкин сидел у своего огня и вполголоса беседовал
с Миной Клейменым.
Родион Потапыч только вздыхал. Находил же время Карачунский ездить на Дерниху чуть не
каждый день, а тут от Фотьянки рукой подать: и двух верст не будет. Одним словом, не хочет, а Оникова подослал назло. Нечего делать, пришлось мириться и
с Ониковым и делать по его приказу, благо немного он смыслит в деле.
— Тятенька, золотой, возьми меня
с собой! —
каждый раз просила Наташка. — Тошнехонько мне здесь…
Только
с отцом и отводила Наташка свою детскую душу и провожала его
каждый раз горькими слезами. Яша и сам плакал, когда прощался со своим гнездом.
Каждое утро и
каждый вечер Наташка горячо молилась, чтобы Бог поскорее послал тятеньке золота.
По предварительному уговору
с внешней стороны Петр Васильич и Ястребов продолжали разыгрывать комедию взаимной вражды. Петр Васильич привязывался к
каждому пустяку в качестве хозяина и ругал Ястребова при всем народе.
Первого он в настоящую трудную минуту даже любил, потому что Карачунский в достаточной степени заразился верой в эту самую Рублиху и
с лихорадочным вниманием следил за
каждым шагом вперед.
Никто не знал только одного: Окся
каждый раз выносила из дудки куски кварца
с золотом, завернутые в разном тряпье, а потом прятала их в дедушкиной конторке, — безопаснее места не могло и быть. Она проделывала всю операцию
с ловкостью обезьяны и бесстрастным спокойствием лунатика.
Поднялись разговоры о земельном наделе, как в других местах, о притеснениях компании, которая собакой лежит на сене, о других промыслах, где у рабочих есть и усадьбы, и выгон, и покосы, и всякое угодье, о посланных ходоках «
с бумагой», о «члене», который наезжал
каждую зиму ревизовать волостное правление.
Старик не подавал никакого признака беспокойства или волнения и вел свою работу
с прежним ожесточением, точно боялся за
каждый новый день.
Таким образом, Марья торжествовала. Она обещала привезти Наташку и привезла. Кишкин, по обыкновению, разыграл комедию: накинулся на Марью же и долго ворчал, что у него не богадельня и что всей Марьиной родни до Москвы не перевешать. Скоро этак-то ему придется и Тараса Мыльникова кормить, и Петра Васильича. На Наташку он не обращал теперь никакого внимания и даже как будто сердился. В этой комедии ничего не понимал один Семеныч и ужасно конфузился
каждый раз, когда жена цеплялась зуб за зуб
с хозяином.
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому
каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом
с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Дай только, боже, чтобы сошло
с рук поскорее, а там-то я поставлю уж такую свечу, какой еще никто не ставил: на
каждую бестию купца наложу доставить по три пуда воску.
За
каждым стулом девочка, // А то и баба
с веткою — // Обмахивает мух. // А под столом мохнатые // Собачки белошерстые. // Барчонки дразнят их…
Солдат опять
с прошением. // Вершками раны смерили // И оценили
каждую // Чуть-чуть не в медный грош. // Так мерил пристав следственный // Побои на подравшихся // На рынке мужиках: // «Под правым глазом ссадина // Величиной
с двугривенный, // В средине лба пробоина // В целковый. Итого: // На рубль пятнадцать
с деньгою // Побоев…» Приравняем ли // К побоищу базарному // Войну под Севастополем, // Где лил солдатик кровь?
У
каждого помещика // Сто гончих в напуску, // У
каждого по дюжине // Борзовщиков верхом, // При
каждом с кашеварами, //
С провизией обоз.