Неточные совпадения
— Я-то и хотел поговорить с тобой, Родион Потапыч, — заговорил Кишкин искательным тоном. — Дело, видишь, в чем. Я
ведь тогда на казенных ширфовках был,
так одно местечко заприметил: Пронькина вышка называется. Хорошие знаки оказывались… Вот бы заявку там хлопотнуть!
Помнишь старый разрез в Выломках, его еще рекрута работали, —
так мы его за новый списали, а
ведь за это, говорят, голеньких сорок тысяч рубликов казна заплатила.
— Взорвет? Божья воля… Только
ведь наше дело привычное. Я когда и сплю,
так диомид под постель к себе кладу.
— Шишка и есть: ни конца ни краю не найдешь. Одним словом, двухорловый!.. Туда же, золота захотел!.. Ха-ха!..
Так я ему и сказал, где оно спрятано. А у меня есть местечко… Ох какое местечко, Яша!.. Гляди-ка,
ведь это кабатчик Ермошка на своем виноходце закопачивает? Он… Ловко. В город погнал с краденым золотом…
—
Так ты нам с начала рассказывай, Мина, — говорил Тарас, усаживая старика в передний угол. — Как у вас все дело было…
Ведь ты тогда в партии был, когда при казне по Мутяшке ширпы били?
— А мы его найдем, самородок-то, — кричал Мыльников, — да к Ястребову… Ха-ха!.. Ловко… Комар носу не подточит.
Так я говорю, Петр Васильич? Родимый мой…
Ведь мы-то с тобой еще в свойстве состоим по бабушкам.
— Я-то
ведь не неволю, а приехала вас же жалеючи… И Фене-то не сладко жить, когда родители хуже чужих стали. А
ведь Феня-то все-таки своя кровь, из роду-племени не выкинешь.
— И увезу, а ты мне сруководствуй деляночку на Краюхином увале, — просил в свою очередь Мыльников. — Кедровскую-то дачу бросил я, Фенюшка… Ну ее к черту! И конпания у нас была: пришей хвост кобыле. Все врозь, а главный заводчик Петр Васильич.
Такая кривая ерахта!.. С Ястребовым снюхался и золото для него скупает… Да
ведь ты знаешь, чего я тебе-то рассказываю. А ты деляночку-то приспособь… В некоторое время пригожусь, Фенюшка. Без меня, как без поганого ведра, не обойдешься…
— Мне, главная причина, выманить Феню-то надо было… Ну, выпил стакашик господского чаю, потому как зачем же я буду обижать барина напрасно? А теперь приедем на Фотьянку: первым делом самовар… Я как домой к баушке Лукерье, потому моя Окся утвердилась там заместо Фени.
Ведь поглядеть,
так дура набитая, а тут ловко подвернулась… Она уж во второй раз с нашего прииску убежала да прямо к баушке, а та без Фени как без рук. Ну, Окся и соответствует по всем частям…
— Мамынька, что же это
такое? — взмолился Петр Васильич. — Я
ведь, пожалуй, и шею искостыляю, коли на то пошло. Кто у нас в дому хозяин?..
— Хуже… Тарас-то Мыльников
ведь натакался на жилу. Верно тебе говорю… Сказывают, золото
так лепешками и сидит в скварце, хоть ногтями его выколупывай. Этакой жилки, сказывают, еще не бывало сроду. Окся эта самая робила в дудке и нашла…
— Нет… Я про одного человека, который не знает, куда ему с деньгами деваться, а пришел старый приятель, попросил денег на дело,
так нет.
Ведь не дал… А школьниками вместе учились, на одной парте сидели. А дельце-то какое: повернее в десять раз, чем жилка у Тараса. Одним словом, богачество… Уж я это самое дело вот как знаю, потому как еще за казной набил руку на промыслах. Сотню тысяч можно зашибить, ежели с умом…
Ведь жена — это особенное существо, меньше всего похожее на всех других женщин, особенно на тех, с которыми Карачунский привык иметь дело, а мать — это
такое святое и чистое слово, для которого нет сравнения.
— Послушайте, Родион Потапыч,
ведь мы попали на
так называемую блуждающую жилу? Это совершенно ясно… Мы бьемся над пустым местом. Лучшее доказательство — шахта Мыльникова…
— Да не дурак ли… а? Да
ведь тебе, идолу, башку твою надо пустую расшибить вот за
такие слова.
— Мы как нищие… — думал вслух Карачунский. — Если бы настоящие работы поставить в одной нашей Балчуговской даче,
так не хватило бы пяти тысяч рабочих…
Ведь сейчас старатель сам себе в убыток работает, потому что не пропадать же ему голодом. И компании от его голода тоже нет никакой выгоды… Теперь мы купим у старателя один золотник и наживем на нем два с полтиной, а тогда бы мы нажили полтину с золотника, да зато нам бы принесли вместо одного пятьдесят золотников.
— Ох, помирать скоро, Андрошка… О душе надо подумать. Прежние-то люди больше нас о душе думали: и греха было больше, и спасения было больше, а мы ни богу свеча ни черту кочерга. Вот хоть тебя взять: напал на деньги и съежился весь. Из пушки тебя не прошибешь, а
ведь подохнешь — с собой ничего не возьмешь. И все мы
такие, Андрошка… Хороши, пока голодны, а как насосались — и конец.
— Нет, братцы,
так нельзя! — выкрикивал он своим хриплым кабацким голосом. — Душа
ведь в человеке, а они ремнями к стене… За это, брат, по головке не погладят.
— Не отдаст он тебе, жила собачья. Вот попомни мое слово… Как он меня срамил-то восетта, мамынька: «Ты, — грит, — с уздой-то за чужим золотом не ходи…»
Ведь это что же
такое? Ястребов вон сидит в остроге,
так и меня в пристяжки к нему запречь можно эк-то.
— Да
ведь я
так… У тебя все хи-хи да ха-ха, а мне и полсмеха нет.
— Да
ведь я
так, Андрон Евстратыч… по бабьей своей глупости. Петр Васильич уж больно меня сомущал… Не отдаст, грит, тебе Кишкин денег!
Ведь один раз найти золото-то, —
так думают все, а
так же думал и Матюшка.
— А
ведь оно тово, действительно, Марья Родивоновна, статья подходящая… ей-богу!..
Так уж вы тово, не оставьте нас своею милостью… Ужо подарочек привезу. Только вот Дарья бы померла, а там живой рукой все оборудуем. Федосья-то Родивоновна в город переехала… Я как-то ее встретил. Бледная
такая стала да худенькая…
— Я твоего Петруньку тоже устрою, — говорила Марья, испытующе глядя на свою жертву. — Много ли парнишке надо. Покойница-баушка все взъедалась на него, а я
так рада: пусть себе живет. Не чужие
ведь…
Да оставь я иного-то господина совсем одного: не бери я его и не беспокой, но чтоб знал он каждый час и каждую минуту, или по крайней мере подозревал, что я все знаю, всю подноготную, и денно и нощно слежу за ним, неусыпно его сторожу, и будь он у меня сознательно под вечным подозрением и страхом,
так ведь, ей-богу, закружится, право-с, сам придет, да, пожалуй, еще и наделает чего-нибудь, что уже на дважды два походить будет, так сказать, математический вид будет иметь, — оно и приятно-с.
Неточные совпадения
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее:
ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться, что
так замешкались.
Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Хлестаков. А мне нравится здешний городок. Конечно, не
так многолюдно — ну что ж?
Ведь это не столица. Не правда ли,
ведь это не столица?
А
ведь долго крепился давича в трактире, заламливал
такие аллегории и екивоки, что, кажись, век бы не добился толку.
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да
ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит…
Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Городничий.
Ведь оно, как ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно большой чин зашибить, потому что он запанибрата со всеми министрами и во дворец ездит,
так поэтому может
такое производство сделать, что со временем и в генералы влезешь. Как ты думаешь, Анна Андреевна: можно влезть в генералы?