— Ага… — протянул следователь, быстро окидывая его глазами. —
Тем лучше… Вы, следовательно, служили при управителе Фролове и его помощнике Горностаеве. Скажите, когда промывался казенный разрез в Выломках?
Неточные совпадения
У кабацкого крыльца сидели
те особенные люди, которые
лучше кабака не находят места.
— Не упомню, не
то сегодня, не
то вчера… Горюшко лютое, беда моя смертная пришла, Устинья Марковна. Разделились мы верами, а во мне душа полымем горит… Погляжу кругом, а все красное. Ах, тоска смертная… Фенюшка, родная, что ты сделала над своей головой?..
Лучше бы ты померла…
— Да, да… Опять не
то. Это ведь я скверный весь, и на душе у меня ночь темная… А Феня, она
хорошая… Голубка, Феня… родная!..
— Ах, сестричка Анна Родивоновна: волка ноги кормят. А что касаемо
того, что мы испиваем малость, так ведь и свинье бывает праздник. В кои-то годы Господь счастья послал… А вы, любезная сестричка, выпейте
лучше с нами за конпанию стаканчик сладкой водочки. Все ваше горе как рукой снимет… Эй, Яша, сдействуй насчет мадеры!..
У Мыльникова сложился в голове набор любимых слов, которые он пускал в оборот кстати и некстати: «конпания», «руководствовать», «модель» и т. д. Он любил поговорить по-хорошему с
хорошим человеком и обижался всякой невежливостью вроде
той, какую позволила себе любезная сестрица Анна Родионовна. Зачем же было плевать прямо в морду? Это уж даже совсем не модель, особенно в
хорошей конпании…
Это предсказание оправдалось скорее, чем можно было предполагать, именно: на Дернихе старатели, промывавшие старый отвал, наткнулись случайно на
хорошее содержание и прогнали компанейского штейгера, когда
тот хотел ограничить какую-то делянку.
— Господин следователь, вам небезызвестно, что и в казенном доме, и в частном есть масса таких формальностей, какие существуют только на бумаге, — это известно каждому. Я сделал не хуже не
лучше, чем все другие, как
те же мои предшественники… Чтобы проверить весь инвентарь такого сложного дела, как громадные промысла, потребовались бы целые годы, и затем…
Вот о чем задумывался он, проводя ночи на Рублихе. Тысячу раз мысль проходила по одной и
той же дороге, без конца повторяя
те же подробности и производя гнетущее настроение. Если бы открыть на Рублихе
хорошую жилу,
то тогда можно было бы оправдать себя в глазах компании и уйти из дела с честью: это было для него единственным спасением.
В кабацких завсегдатаях и пропойщиках проснулась и жалость к убиваемой женщине, и совесть, и страх, именно
те законно
хорошие чувства, которых недоставало в данный момент тайбольцам, знавшим обо всем, что делается в доме Кожина.
— И
лучше бы не надо… — соглашалась Окся авторитетным тоном настоящей бабы-хозяйки. — С молоком бы были, а
то всухомятку надоело…
Городничий.
Тем лучше: молодого скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт, а молодой весь наверху. Вы, господа, приготовляйтесь по своей части, а я отправлюсь сам или вот хоть с Петром Ивановичем, приватно, для прогулки, наведаться, не терпят ли проезжающие неприятностей. Эй, Свистунов!
— Скажите этому Чичикову, чтобы он убирался отсюда как можно поскорей, и чем дальше,
тем лучше. Его-то уже я бы никогда не простил.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на
то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое
хорошие правила и солидность в поступках.
Городничий (робея).Извините, я, право, не виноват. На рынке у меня говядина всегда
хорошая. Привозят холмогорские купцы, люди трезвые и поведения
хорошего. Я уж не знаю, откуда он берет такую. А если что не так,
то… Позвольте мне предложить вам переехать со мною на другую квартиру.
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не
то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все светские… Только я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в
хорошем обществе никогда не услышишь.
Осип. Да,
хорошее. Вот уж на что я, крепостной человек, но и
то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), — бог с ним! я человек простой».
Хлестаков (рисуется).А ваши глаза
лучше, нежели важные дела… Вы никак не можете мне помешать, никаким образом не можете; напротив
того, вы можете принесть удовольствие.