Неточные совпадения
Из передней одна дверь вела прямо
в уютную небольшую залу, другая —
в три совершенно отдельных
комнаты и третья —
в темный коридор, служивший границей собственно между половиной, где жили Заплатины, и пансионом.
Он лежал
в одной
из самых дальних
комнат, выходившей окнами
в сад.
Полинявшие дорогие ковры на полу, резная старинная мебель красного дерева, бронзовые люстры и канделябры, малахитовые вазы и мраморные столики по углам, старинные столовые часы
из матового серебра, плохие картины
в дорогих рамах, цветы на окнах и лампадки перед образами старинного письма — все это уносило его во времена детства, когда он был своим человеком
в этих уютных низеньких
комнатах.
— Вы очень кстати приехали к нам
в Узел, — говорил Веревкин, тяжело опускаясь
в одно
из кресел, которое только не застонало под этим восьмипудовым бременем. Он несколько раз обвел глазами
комнату, что-то отыскивая, и потом прибавил: — У меня сегодня ужасная жажда…
Легонько пошатываясь и улыбаясь рассеянной улыбкой захмелевшего человека, Бахарев вышел
из комнаты. До ушей Привалова донеслись только последние слова его разговора с самим собой: «А Привалова я полюбил… Ей-богу, полюбил! У него
в лице есть такое… Ах, черт побери!..» Привалов и Веревкин остались одни. Привалов задумчиво курил сигару, Веревкин отпивал
из стакана портер большими аппетитными глотками.
Алла уже выработала
в себе тот светский такт, который начинается с уменья вовремя выйти
из комнаты и заканчивается такими сложными комбинациями, которых не распутать никакому мудрецу.
Антонида Ивановна полупрезрительно посмотрела на пьяного мужа и молча вышла
из комнаты. Ей было ужасно жарко, жарко до того, что решительно ни о чем не хотелось думать; она уже позабыла о пьяном хохотавшем муже, когда вошла
в следующую
комнату.
Ляховский безнадежно махнул рукой на выходившего
из комнаты Половодова и зорко поглядел
в свои очки на сидевшего
в кресле Привалова, который спокойно ждал продолжения прерванных занятий.
Под смех, вызванный этим маленьким эпизодом, Половодов успел выбраться
из комнаты, и Привалов остался с глазу на глаз с Антонидой Ивановной, потому что Веревкин уплелся
в кабинет — «додернуть», как он выразился.
Верочка не торопясь вышла
из комнаты; болтовня и радость Хины неприятно поразили ее, и
в молодом сердце сказалась щемящая нотка. Чему она радуется? Неужели Хина успела уже разнюхать? Верочка закусила губу, чтобы не заплакать от злости.
— Скажите… Как жаль! Нынешние молодые люди совсем и на молодых людей не походят.
В такие ли годы хворать?.. Когда мне было шестнадцать лет… А все-таки такое странное совпадение: Привалов не выходит
из комнаты, занят или нездоровится… Nadine тоже…
Когда, проходя по передней
в своей шубке
из чернобурых лисиц, Половодова вопросительно посмотрела на дверь
в комнаты Привалова, Хиония Алексеевна обязательно сейчас же распахнула эту дверь и предложила гостье посмотреть помещение ее жильца.
Зося хотя и не отказывалась давать советы Альфонсу Богданычу, но у нее на душе совсем было не то. Она редко выходила
из своей
комнаты и была необыкновенно задумчива. Такую перемену
в характере Зоси раньше всех заметил, конечно, доктор, который не переставал осторожно наблюдать свою бывшую ученицу изо дня
в день.
Перед рождеством Привалов почти все время провел
в Гарчиках; к Бахаревым он заходил раза два, но все как-то неудачно:
в первый раз Надежда Васильевна не показалась
из своей
комнаты, во второй она куда-то уехала только что перед ним.
Nicolas подхватил Привалова под руку и потащил через ряд
комнат к буфету, где за маленькими столиками с зеленью — тоже затея Альфонса Богданыча, — как
в загородном ресторане, собралась самая солидная публика: председатель окружного суда, высокий старик с сердитым лицом и щетинистыми бакенбардами, два члена суда, один тонкий и длинный, другой толстый и приземистый; прокурор Кобяко с длинными казацкими усами и с глазами навыкате; маленький вечно пьяненький горный инженер; директор банка, женатый на сестре Агриппины Филипьевны; несколько золотопромышленников
из крупных, молодцеватый старик полицеймейстер с военной выправкой и седыми усами, городской голова
из расторговавшихся ярославцев и т. д.
Привалов вздохнул свободнее, когда вышел наконец
из буфета.
В соседней
комнате через отворенную дверь видны были зеленые столы с игроками. Привалов заметил Ивана Яковлича, который сдавал карты. Напротив него сидел знаменитый Ломтев, крепкий и красивый старик с длинной седой бородой, и какой-то господин с зеленым лицом и взъерошенными волосами. По бледному лицу Ивана Яковлича и по крупным каплям пота, которые выступали на его выпуклом облизанном лбу, можно было заключить, что шла очень серьезная игра.
— И тщеславие… Я не скрываю. Но знаете, кто сознает за собой известные недостатки, тот стоит на полдороге к исправлению. Если бы была такая рука, которая… Ах да, я очень тщеславна! Я преклоняюсь пред силой, я боготворю ее. Сила всегда оригинальна, она дает себя чувствовать во всем. Я желала бы быть рабой именно такой силы, которая выходит
из ряду вон, которая не нуждается вот
в этой мишуре, — Зося обвела глазами свой костюм и обстановку
комнаты, — ведь такая сила наполнит целую жизнь… она даст счастье.
Остальное помещение клуба состояло
из шести довольно больших
комнат, отличавшихся большей роскошью сравнительно с обстановкой нижнего этажа и танцевального зала;
в средней руки столичных трактирах можно встретить такую же вычурную мебель, такие же трюмо под орех, выцветшие драпировки на окнах и дверях. Одна
комната была отделана
в красный цвет, другая —
в голубой, третья —
в зеленый и т. д. На диванчиках сидели дамы и мужчины, провожавшие Привалова любопытными взглядами.
Несколько раз Надежда Васильевна выходила
из своей
комнаты с твердой решимостью сейчас же объясниться с отцом, но у нее опускались каждый раз руки, начинали дрожать колени, и она возвращалась опять
в свою
комнату, чтобы снова переживать свои тайные муки.
Старый бахаревский дом показался Привалову могилой или, вернее, домом,
из которого только что вынесли дорогого покойника. О Надежде Васильевне не было сказано ни одного слова, точно она совсем не существовала на свете. Привалов
в первый раз почувствовал с болью
в сердце, что он чужой
в этом старом доме, который он так любил. Проходя по низеньким уютным
комнатам, он с каким-то суеверным чувством надеялся встретить здесь Надежду Васильевну, как это бывает после смерти близкого человека.
Слабое движение руки, жалко опустившейся на одеяло, было ответом, да глаза раскрылись шире, и
в них мелькнуло сознание живого человека. Привалов посидел около больного с четверть часа; доктор сделал знак, что продолжение этого безмолвного визита может утомить больного, и все осторожно вышли
из комнаты. Когда Привалов начал прощаться, девушка проговорила...
Обстановка
комнаты придавала ей вид будуара: мягкая мебель, ковры, цветы. С потолка спускался розовый фонарь; на стене висело несколько картин с голыми красавицами. Оглядывая это гнездышко, Привалов заметил какие-то ноги
в одном сапоге, которые выставлялись из-под дивана.
«Спинджак» опять выиграл, вытер лицо платком и отошел к закуске. Косоглазый купец занял его место и начал проигрывать карту за картой; каждый раз, вынимая деньги, он стучал козонками по столу и тяжело пыхтел.
В гостиной послышался громкий голос и сиплый смех; через минуту из-за портьеры показалась громадная голова Данилушки. За ним
в комнату вошла Катерина Ивановна под руку с Лепешкиным.
Приятная дрожь охватит всего, когда
в такое утро выйдешь
из теплой
комнаты на улицу, а там заскрипят полозья, замелькает по сторонам бесконечная снежная поляна;
в небе чуть-чуть мигают звездочки, позванивает колокольчик под дугой…
— Ах, если б можно было написать про вас, мужчин, все, что я знаю, — говорила она, щелкая вальцами, и в ее глазах вспыхивали зеленоватые искры. Бойкая, настроенная всегда оживленно, окутав свое тело подростка в яркий китайский шелк, она, мягким шариком, бесшумно каталась
из комнаты в комнату, напевая французские песенки, переставляя с места на место медные и бронзовые позолоченные вещи, и стрекотала, как сорока, — страсть к блестящему у нее была тоже сорочья, да и сама она вся пестро блестела.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, —
из чего же ты споришь? (Кричит
в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до тех пор, пока не войдет
в комнату, ничего не расскажет!
Возвратившись домой, Грустилов целую ночь плакал. Воображение его рисовало греховную бездну, на дне которой метались черти. Были тут и кокотки, и кокодессы, и даже тетерева — и всё огненные. Один
из чертей вылез
из бездны и поднес ему любимое его кушанье, но едва он прикоснулся к нему устами, как по
комнате распространился смрад. Но что всего более ужасало его — так это горькая уверенность, что не один он погряз, но
в лице его погряз и весь Глупов.
На улице царили голодные псы, но и те не лаяли, а
в величайшем порядке предавались изнеженности и распущенности нравов; густой мрак окутывал улицы и дома; и только
в одной
из комнат градоначальнической квартиры мерцал далеко за полночь зловещий свет.
Когда затихшего наконец ребенка опустили
в глубокую кроватку и няня, поправив подушку, отошла от него, Алексей Александрович встал и, с трудом ступая на цыпочки, подошел к ребенку. С минуту он молчал и с тем же унылым лицом смотрел на ребенка; но вдруг улыбка, двинув его волоса и кожу на лбу, выступила ему на лицо, и он так же тихо вышел
из комнаты.
Она боялась оставаться одна теперь и вслед за человеком вышла
из комнаты и пошла
в детскую.