Неточные совпадения
Чтобы довершить характеристику
той жизни, какая шла в домике Заплатиных, нужно
сказать, что французский язык был его душой, альфой
и омегой.
Верочка нехотя вышла из комнаты. Ей до смерти хотелось послушать, что будет рассказывать Хиония Алексеевна. Ведь она всегда привозит с собой целую кучу рассказов
и новостей, а тут еще сама
сказала, что ей «очень
и очень нужно видеть Марью Степановну». «Этакая мамаша!» — думала девушка, надувая
и без
того пухлые губки.
Девушка знаками объяснила глухонемой, что над ней пошутили
и что никакого жениха нет
и не будет. Досифея недоверчиво покачала головой
и объяснила знаками, что это ей
сказала «сама»,
то есть Марья Степановна.
— Да начать хоть с Хины, папа. Ну,
скажи, пожалуйста, какое ей дело до меня? А между
тем она является с своими двусмысленными улыбками к нам в дом, шепчет мне глупости, выворачивает глаза
то на меня,
то на Привалова.
И положение Привалова было самое глупое,
и мое тоже не лучше.
Мы уже
сказали, что у Гуляева была всего одна дочь Варвара, которую он любил
и не любил в одно
и то же время, потому что это была дочь, тогда как упрямому старику нужен был сын.
Марья Степановна решилась переговорить с дочерью
и выведать от нее, не было ли у них чего. Раз она заметила, что они о чем-то так долго разговаривали; Марья Степановна нарочно убралась в свою комнату
и сказала, что у нее голова болит: она не хотела мешать «божьему делу», как она называла брак. Но когда она заговорила с дочерью о Привалове,
та только засмеялась, странно так засмеялась.
— Да как вам
сказать… У нее совсем особенный взгляд на жизнь, на счастье. Посмотрите, как она сохранилась для своих лет, а между
тем сколько она пережила…
И заметьте, она никогда не пользовалась ничьей помощью. Она очень горда, хотя
и выглядит такой простой.
В самых глупостях, которые говорил Nicolas Веревкин с совершенно серьезным лицом, было что-то особенное:
скажи то же самое другой, — было бы смешно
и глупо, а у Nicolas Веревкина все сходило с рук за чистую монету.
«Что он этим хотел
сказать? — думал Привалов, шагая по своему кабинету
и искоса поглядывая на храпевшего Виктора Васильича. — Константин Васильич может иметь свое мнение, как я свое… Нет, я уж, кажется, немного
того…»
— Знаю, вперед знаю ответ: «Нужно подумать… не осмотрелся хорошенько…» Так ведь? Этакие нынче осторожные люди пошли; не
то что мы: либо сена клок, либо вилы в бок! Да ведь ничего, живы
и с голоду не умерли. Так-то, Сергей Александрыч… А я вот что
скажу: прожил ты в Узле три недели
и еще проживешь десять лет — нового ничего не увидишь Одна канитель: день да ночь —
и сутки прочь, а вновь ничего. Ведь ты совсем в Узле останешься?
— Если бы я отдал землю башкирам, тогда чем бы заплатил мастеровым, которые работали на заводах полтораста лет?.. Земля башкирская, а заводы созданы крепостным трудом. Чтобы не обидеть
тех и других, я должен отлично поставить заводы
и тогда постепенно расплачиваться с своими историческими кредиторами. В какой форме устроится все это — я еще теперь не могу вам
сказать, но только
скажу одно, — именно, что ни одной копейки не возьму лично себе…
Мы уже
сказали, что старшая дочь Агриппины Филипьевны была замужем за Половодовым; следующая за нею по летам, Алла, вступила уже в
тот цветущий возраст, когда ей неприлично было оставаться в недрах муравейника,
и она была переведена в спальню maman, где
и жила на правах совсем взрослой барышни.
Агриппина Филипьевна посмотрела на своего любимца
и потом перевела свой взгляд на Привалова с
тем выражением, которое говорило: «Вы уж извините, Сергей Александрыч, что Nicolas иногда позволяет себе такие выражения…» В нескольких словах она дала заметить Привалову, что уже кое-что слышала о нем
и что очень рада видеть его у себя; потом
сказала два слова о Петербурге, с улыбкой сожаления отозвалась об Узле, который, по ее словам, был уже на пути к известности, не в пример другим уездным городам.
— Как вам
сказать:
и верю
и не верю… Пустяки в нашей жизни играют слишком большую роль,
и против них иногда мы решительно бессильны. Они опутывают нас по рукам
и по ногам, приносят массу самых тяжелых огорчений
и служат неиссякаемым источником других пустяков
и мелочей. Вы сравните: самый страшный враг —
тот, который подавляет нас не единичной силой, а количеством. В тайге охотник бьет медведей десятками, —
и часто делается жертвой комаров. Я не отстаиваю моей мысли, я только высказываю мое личное мнение.
— А я так не
скажу этого, — заговорил доктор мягким грудным голосом, пытливо рассматривая Привалова. —
И не мудрено: вы из мальчика превратились в взрослого, а я только поседел. Кажется, давно ли все это было, когда вы с Константином Васильичем были детьми, а Надежда Васильевна крошечной девочкой, — между
тем пробежало целых пятнадцать лет,
и нам, старикам, остается только уступить свое место молодому поколению.
—
И отлично, — соглашался Половодов. — Теперь нам остается только перейти,
то есть, вернее
сказать, переехать от фотографии к оригиналу. Тонечка, ты извини нас с Сергеем Александрычем: мы сейчас отправляемся к Ляховскому.
По наружному виду едва ли можно было определить сразу, сколько лет было Ляховскому, — он принадлежал к разряду
тех одеревеневших
и высохших, как старая зубочистка, людей, о которых вернее
сказать, что они совсем не имеют определенного возраста, всесокрушающее колесо времени катится, точно минуя их.
Она принадлежала к
тому редкому типу, о котором можно
сказать столько же, сколько о тонком аромате какого-нибудь редкого растения или об оригинальной мелодии, — слово здесь бессильно, как бессильны краски
и пластика.
— Я не буду говорить о себе, а
скажу только о вас. Игнатий Львович зарывается с каждым днем все больше
и больше. Я не
скажу, чтобы его курсы пошатнулись от
того дела, которое начинает Привалов; но представьте себе: в одно прекрасное утро Игнатий Львович серьезно заболел,
и вы… Он сам не может знать хорошенько собственные дела,
и в случае серьезного замешательства все состояние может уплыть, как вода через прорванную плотину. Обыкновенная участь таких людей…
Но войдите в мое положение
и скажите, не сделали бы вы
то же самое, что я сделал?
— Видишь, Надя, какое дело выходит, — заговорил старик, — не сидел бы я, да
и не думал, как добыть деньги, если бы мое время не ушло. Старые друзья-приятели кто разорился, кто на
том свете, а новых трудно наживать. Прежде стоило рукой повести Василию Бахареву,
и за капиталом дело бы не стало, а теперь… Не знаю вот, что еще в банке
скажут: может,
и поверят. А если не поверят, тогда придется обратиться к Ляховскому.
«Что
скажут опекуны», «все зависит от опекунов» — эти фразы были для Привалова костью в горле,
и он никогда так не желал развязаться с опекой во что бы
то ни стало, как именно теперь.
— Ах, боже мой! Как ты не можешь понять такой простой вещи! Александр Павлыч такой забавный, а я люблю все смешное, — беззаботно отвечала Зося. — Вот
и Хину люблю тоже за это… Ну, что может быть забавнее, когда их сведешь вместе?.. Впрочем, если ты ревнуешь меня к Половодову,
то я тебе
сказала раз
и навсегда…
— Ах, да, конечно! Разве ее можно не любить? Я хотел совсем другое
сказать: надеетесь ли вы… обдумали ли вы основательно, что сделаете ее счастливой
и сами будете счастливы с ней. Конечно, всякий брак — лотерея, но иногда полезно воздержаться от риска… Я верю вам,
то есть хочу верить,
и простите отцу… не могу! Это выше моих сил… Вы говорили с доктором? Да, да. Он одобряет выбор Зоси, потому что любит вас. Я тоже люблю доктора…
—
То есть как тебе
сказать; ведь мы, собственно, не ссорились, так что
и мириться нечего было. Просто приехал к родителю,
и вся недолга. Он сильно переменился за это время…
— Ах, извините, mon ange… Я боялась вам высказаться откровенно, но теперь должна сознаться, что Сергей Александрыч действительно немного
того… как вам
сказать… ну, недалек вообще (Хина повертела около своего лба пальцем). Если его сравнить, например, с Александром Павлычем… Ах, душечка, вся наша жизнь есть одна сплошная ошибка! Давно ли я считала Александра Павлыча гордецом… Помните?.. А между
тем он совсем не горд, совсем не горд… Я жестоко ошиблась. Не горд
и очень умен…
— Вы простите меня за
то, что я слишком много говорю о самом себе, — говорил Привалов останавливаясь. — Никому
и ничего я не говорил до сих пор
и не
скажу больше… Мне случалось встречать много очень маленьких людей, которые вечно ко всем пристают со своим «я», — это очень скучная
и глупая история. Но вы выслушайте меня до конца; мне слишком тяжело, больше чем тяжело.
— Я думал об этом, Надежда Васильевна,
и могу вам
сказать только
то, что Зося не имеет никакого права что-нибудь говорить про вас, — ответил доктор. — Вы, вероятно, заметили уже, в каком положении семейные дела Зоси… Я с своей стороны только могу удивляться, что она еще до сих пор продолжает оставаться в Узле. Самое лучшее для нее — это уехать отсюда.
—
Скажу тебе прямо, Надя… Прости старика за откровенность
и за
то, что он суется не в свои дела. Да ведь ты-то моя, кому же
и позаботиться о дочери, как не отцу?.. Ты вот растишь теперь свою дочь
и пойми, чего бы ты ни сделала, чтобы видеть ее счастливой.
— Я не говорю: сейчас, завтра… — продолжал он
тем же шепотом. — Но я всегда
скажу тебе только
то, что Привалов любил тебя раньше
и любит теперь… Может быть, из-за тебя он
и наделал много лишних глупостей! В другой раз нельзя полюбить, но ты можешь привыкнуть
и уважать второго мужа… Деточка, ничего не отвечай мне сейчас, а только
скажи, что подумаешь, о чем я тебе говорил сейчас. Если хочешь, я буду тебя просить на коленях…
Неточные совпадения
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой отец упрям
и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо
скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не
те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что
тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь
скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да
и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе…
И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит,
и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Осип (выходит
и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту,
и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да
скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону,
скажи, барин не плотит: прогон, мол,
скажи, казенный. Да чтоб все живее, а не
то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо не готово.
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения
и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу
сказать. Да
и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено,
и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Бобчинский. Да если этак
и государю придется,
то скажите и государю, что вот, мол, ваше императорское величество, в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинскнй.