Неточные совпадения
Нужно отдать полную справедливость Хионии Алексеевне, что она
не отчаивалась относительно будущего: кто знает,
может быть, и на ее улице будет праздник — времена переменчивы.
С появлением девушек в комнату ворвались разные детские воспоминания, которые для постороннего человека
не имели никакого значения и
могли показаться смешными, а для действующих лиц были теперь особенно дороги.
— Будет вам, стрекозы, — строго остановила Марья Степановна, когда всеми овладело самое оживленное настроение, последнее было неприлично, потому что Привалов был все-таки посторонний человек и
мог осудить. — Мы вот все болтаем тут разные пустяки, а ты нам ничего
не расскажешь о себе, Сергей Александрыч.
Отношения его к зятю были немного странные: во-первых, он ничего
не дал за дочерью, кроме дома и богатого приданого; во-вторых, он
не выносил присутствия зятя, над которым смеялся в глаза и за глаза,
может быть, слишком жестоко.
Да, именно женщина, даже,
может быть, и
не одна, а две, три, дюжина.
Этим, конечно, Хиония Алексеевна ничего
не хотела сказать дурного о Привалове, который стоит выше всех этих сплетен и разных толков, но ведь в провинции ему покажется страшно скучно, и он
может увлечься, а если попадет в такое общество…
— Главное, Хина,
не нужно зарываться… Будь паинькой, а там и на нашей улице праздник будет. Посмотрим теперь, что будут поделывать Ляховские и Половодовы… Ха-ха!..
Может быть, придется и Хине поклониться, господа…
Она готова была сделать все для Привалова, даже сделать
не из корыстных видов, как она поступала обыкновенно, а просто потому, что это нужно было для Привалова, это
могло понравиться Привалову.
— Надя, мать — старинного покроя женщина, и над ней смеяться грешно. Я тебя ни в чем
не стесняю и выдавать силой замуж
не буду, только мать все-таки дело говорит: прежде отцы да матери устраивали детей, а нынче нужно самим о своей голове заботиться. Я только
могу тебе советовать как твой друг. Где у нас женихи-то в Узле? Два инженера повертятся да какой-нибудь иркутский купец, а Привалов совсем другое дело…
Это была длинная комната совсем без окон; человек, незнакомый с расположением моленной,
мог десять раз обойти весь дом и
не найти ее.
Привалов вдруг покраснел. Слова пьяного Бахарева самым неприятным образом подействовали на него, —
не потому, что выставляли в известном свете Марью Степановну, а потому, что имя дорогой ему девушки повторялось именно при Веревкине. Тот
мог подумать черт знает что…
— Как тертый калач
могу вам дать один золотой совет: никогда
не обращайте внимания на то, что говорят здесь про людей за спиной.
Но и этот, несомненно, очень ловкий modus vivendi [образ жизни (фр.).]
мог иметь свой естественный и скорый конец, если бы Агриппина Филипьевна, с одной стороны,
не выдала своей старшей дочери за директора узловско-моховского банка Половодова, а с другой — если бы ее первенец как раз к этому времени
не сделался одним из лучших адвокатов в Узле.
— Я
не понимаю, какая цель
могла быть в таком случае у Ляховского? Nicolas говорил, что в интересе опекунов иметь Тита Привалова налицо, иначе последует раздел наследства, и конец опеке.
Когда дверь затворилась за Приваловым и Nicolas, в гостиной Агриппины Филипьевны несколько секунд стояло гробовое молчание. Все думали об одном и том же — о приваловских миллионах, которые сейчас вот были здесь, сидели вот на этом самом кресле, пили кофе из этого стакана, и теперь ничего
не осталось… Дядюшка, вытянув шею, внимательно осмотрел кресло, на котором сидел Привалов, и даже пощупал сиденье, точно на нем
могли остаться следы приваловских миллионов.
— Дело
не в персоне, а в том… да вот лучше спроси Александра Павлыча, — прибавила Антонида Ивановна. — Он,
может быть, и откроет тебе секрет, как понравиться mademoiselle Sophie.
Из-за этого и дело затянулось, но Nicolas
может устроить на свой страх то, чего
не хочет Привалов, и тогда все ваше дело пропало, так что вам необходим в Петербурге именно такой человек, который
не только следил бы за каждым шагом Nicolas, но и парализовал бы все его начинания, и в то же время устроил бы конкурс…
Вот Зося Ляховская, та, конечно,
могла выполнить и
не такую задачу, но ее просто немыслимо привязать к такому делу, да притом в последнее время она какая-то странная стала, совсем кислая».
Дальше Половодов задумался о дамах узловского полусвета, но здесь на каждом шагу просто была мерзость, и решительно ни на что нельзя было рассчитывать. Разве одна Катя Колпакова
может иметь еще временный успех, но и это сомнительный вопрос. Есть в Узле одна вдова, докторша, шустрая бабенка, только и с ней каши
не сваришь.
«Уж
не болен ли, говорит, Сереженька с дороги-то, или,
может, на нас сердится…» А я ей прямо так и сказал: «Вздор, за задние ноги приволоку тебе твоего Сереженьку…» Нет, кроме шуток, едем поскорее, мне, право, некогда.
— А ведь я чего
не надумалась здесь про тебя, — продолжала Марья Степановна, усаживая гостя на низенький диванчик из карельской березы, — и болен-то ты, и на нас-то на всех рассердился, и бог знает какие пустяки в голову лезут. А потом и
не стерпела: дай пошлю Витю, ну, и послала,
может, помешала тебе?
— Да я его
не хаю, голубчик,
может, он и хороший человек для тебя, я так говорю. Вот все с Виктором Васильичем нашим хороводится… Ох-хо-хо!.. Был, поди, у Веревкиных-то?
— Помилуйте, Антонида Ивановна, —
мог только проговорить Привалов, пораженный необыкновенной любезностью хозяйки. — Я хорошо помню улицу, по которой действительно проходил третьего дня, но вашего экипажа я
не заметил. Вы ошиблись.
— Этот зал стоит совершенно пустой, — объяснял Ляховский, — да и что с ним делать в уездном городишке. Но сохранять его в настоящем виде — это очень и очень дорого стоит. Я
могу вам представить несколько цифр.
Не желаете? В другой раз когда-нибудь.
— Да уж так-с, Софья Игнатьевна. Никак
не могу-с… Как-нибудь в другой раз, ежели милость будет.
— Отчего же
не теперь?
Может быть, у вас дела?
Они
не были ни злыми, ни глупыми, ни подлецами, но всякую минуту
могли быть тем, и другим, и третьим в силу именно своей бесхарактерности.
Никто, кажется,
не подумал даже, что
могло бы быть, если бы Альфонс Богданыч в одно прекрасное утро взял да и забастовал, то есть
не встал утром с пяти часов, чтобы несколько раз обежать целый дом и обругать в несколько приемов на двух диалектах всю прислугу;
не пошел бы затем в кабинет к Ляховскому, чтобы получить свою ежедневную порцию ругательств, крика и всяческого неистовства,
не стал бы сидеть ночи за своей конторкой во главе двадцати служащих, которые,
не разгибая спины, работали под его железным началом, если бы, наконец, Альфонс Богданыч
не обладал счастливой способностью являться по первому зову, быть разом в нескольких местах, все видеть, и все слышать, и все давить, что попало к нему под руку.
Положение Пальки было настолько прочно, что никому и в голову
не приходило, что этот откормленный и упитанный хлоп
мог же что-нибудь делать, кроме того, что отворять и затворять двери и сортировать проходивших на две рубрики: заслуживающих внимания и таких, про которых он говорил только «пхе!..».
После говорят Ляховскому: «Как же это вы, Игнатий Львович, пятачка пожалели, а целого дома
не жалеете?» А он: «Что же я
мог сделать, если бы десятью минутами раньше приехал, — все равно весь дом сгорел бы и пятачок напрасно бы истратил».
— Почему вы думаете, Антонида Ивановна, что я избегаю вашего общества? — спрашивал Привалов. — Наоборот, я с таким удовольствием слушал ваше пение сейчас…
Могу сказать откровенно, что никогда ничего подобного
не слышал.
— Да как вам сказать: год…
может быть полтора, и никак
не больше. Да пойдемте, я вас сейчас познакомлю с Лоскутовым, — предлагал Ляховский, — он сидит у Зоси…
—
Не беспокойтесь и
не сомневайтесь, дорогой Игнатий Львович. Вы
можете быть совершенно откровенны с Оскаром Филипычем: я объяснил ему все относительно приваловской опеки…
— Прежде чем объяснить все всякому постороннему человеку, вам
не мешало бы посоветоваться со мною, Александр Павлыч, — глухо заговорил Ляховский, подбирая слова. —
Может быть, я
не желаю ничьего постороннего вмешательства…
Может быть, я
не соглашусь посвящать никого в мои дела!
Может быть… наконец…
У Марьи Степановны
не было тайн от немой, и последняя иногда делилась ими с Лукой, хотя с большой осторожностью, потому что Лука иногда
мог и сболтнуть лишнее, особенно под пьяную руку.