— Этакая мудреная эта приваловская природа! — заговорил он. — Смотреть на них, так веревки из них вей, а уж что
попадет в голову — кончено. Прошлую-то зиму, говорят, кутил он сильно?
Неточные совпадения
— Виктор отличный парень, только уж как
попало ему
в голову — и понес всякую чепуху, — говорил Веревкин, делая вид, что не замечает смущения Привалова.
После этой сцены Привалов заходил
в кабинет к Василию Назарычу, где опять все время разговор шел об опеке. Но, несмотря на взаимные усилия обоих разговаривавших, они не могли
попасть в прежний хороший и доверчивый тон, как это было до размолвки. Когда Привалов рассказал все, что сам узнал из бумаг, взятых у Ляховского, старик недоверчиво покачал
головой и задумчиво проговорил...
При виде улыбавшейся Хины у Марьи Степановны точно что оборвалось
в груди. По блудливому выражению глаз своей гостьи она сразу угадала, что их разорение уже известно целому городу, и Хиония Алексеевна залетела
в их дом, как первая ворона, почуявшая еще теплую
падаль. Вся кровь бросилась
в голову гордой старухи, и она готова была разрыдаться, но вовремя успела собраться с силами и протянуть гостье руку с своей обыкновенной гордой улыбкой.
Бахарев опустился
в свое кресло, и седая
голова бессильно
упала на грудь; припадок бешенства истощил последние силы, и теперь хлынули бессильные старческие слезы.
Пока Половодов шел до спальни, Антонида Ивановна успела уничтожить все следы присутствия постороннего человека
в комнате и сделала вид, что
спит. Привалов очутился
в самом скверном положении, какое только можно себе представить. Он
попал на какое-то кресло и сидел на нем, затаив дыхание; кровь прилила
в голову, и колени дрожали от волнения. Он слышал, как Половодов нетвердой походкой вошел
в спальню, поставил свечу на ночной столик и, не желая тревожить спавшей жены, осторожно начал раздеваться.
Она осталась спокойной по отношению к поведению дочери, потому что вся вина
падала на
голову Василия Назарыча, как главного устроителя всяких новшеств
в доме, своими руками погубившего родную дочь.
— Да, да… Что мы живем здесь,
в этой трущобе, — говорила Хиония Алексеевна, покачивая
головой. — Так и умрешь, ничего не видавши. Ах, Париж, Париж… Вот куда я желала бы
попасть!.. И Александр Павлыч то же самое говорит, что не умрет спокойно, если не побывает
в Париже.
Но взмахи хвоста были так порывисты, что
попасть в голову было трудно и удары все приходились по спине, а это ей, по-видимому, нипочем.
Затем кой-кто подъехал, и, разумеется, в числе первых явился Цыбуля. Он сиял таким отвратительным здоровьем, он был так омерзительно доволен собою, усы у него были так подло нафабрены, голова так холопски напомажена, он с такою денщицкою самоуверенностью чмокнул руку баронессы и потом оглядел осовелыми глазами присутствующих (после именинного обеда ему, очевидно,
попало в голову), что я с трудом мог воздержаться…
— Я не в состоянии. Сестра Надина в этом случае мне помогает. Она читает ему нотации по целым дням. Первое время это была решительно моя спасительница; он ее как-то побаивался, а теперь и на ту не смотрит; как
попадет в голову, сейчас начнет смеяться и бранить ее почти в глаза; она, бедная, все терпит.
Неточные совпадения
Он
спал на
голой земле и только
в сильные морозы позволял себе укрыться на пожарном сеновале; вместо подушки клал под
головы́ камень; вставал с зарею, надевал вицмундир и тотчас же бил
в барабан; курил махорку до такой степени вонючую, что даже полицейские солдаты и те краснели, когда до обоняния их доходил запах ее; ел лошадиное мясо и свободно пережевывал воловьи жилы.
Долго раздумывал он, кому из двух кандидатов отдать преимущество: орловцу ли — на том основании, что «Орел да Кромы — первые воры», — или шуянину — на том основании, что он «
в Питере бывал, на полу сыпал и тут не
упал», но наконец предпочел орловца, потому что он принадлежал к древнему роду «Проломленных
Голов».
И ровно
в ту минуту, как середина между колесами поравнялась с нею, она откинула красный мешочек и, вжав
в плечи
голову,
упала под вагон на руки и легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колена.
Француз
спал или притворялся, что
спит, прислонив
голову к спинке кресла, и потною рукой, лежавшею на колене, делал слабые движения, как будто ловя что-то. Алексей Александрович встал, хотел осторожно, но, зацепив за стол, подошел и положил свою руку
в руку Француза. Степан Аркадьич встал тоже и, широко отворяя глава, желая разбудить себя, если он
спит, смотрел то на того, то на другого. Всё это было наяву. Степан Аркадьич чувствовал, что у него
в голове становится всё более и более нехорошо.
И точно, дорога опасная: направо висели над нашими
головами груды снега, готовые, кажется, при первом порыве ветра оборваться
в ущелье; узкая дорога частию была покрыта снегом, который
в иных местах проваливался под ногами,
в других превращался
в лед от действия солнечных лучей и ночных морозов, так что с трудом мы сами пробирались; лошади
падали; налево зияла глубокая расселина, где катился поток, то скрываясь под ледяной корою, то с пеною прыгая по черным камням.