— Мне тяжело ехать, собственно, не к Ляховскому, а в этот
старый дом, который построен дедом, Павлом Михайлычем. Вам, конечно, известна история тех безобразий, какие творились в стенах этого дома. Моя мать заплатила своей жизнью за удовольствие жить в нем…
Старый бахаревский дом показался Привалову могилой или, вернее, домом, из которого только что вынесли дорогого покойника. О Надежде Васильевне не было сказано ни одного слова, точно она совсем не существовала на свете. Привалов в первый раз почувствовал с болью в сердце, что он чужой в этом
старом доме, который он так любил. Проходя по низеньким уютным комнатам, он с каким-то суеверным чувством надеялся встретить здесь Надежду Васильевну, как это бывает после смерти близкого человека.
Неточные совпадения
Однажды, когда Привалов сидел у Бахаревых, зашла речь о старухе Колпаковой, которая жила в своем
старом, развалившемся гнезде, недалеко от бахаревского
дома.
Дом Колпаковой представлял собой совершенную развалину; он когда-то был выстроен в том помещичьем вкусе, как строили в доброе
старое время Александра I.
Половодов служил коноводом и был неистощим в изобретении маленьких летних удовольствий: то устраивал ночное катанье на лодках по Узловке, то маленький пикник куда-нибудь в окрестности, то иллюминовал
старый приваловский сад, то садился за рояль и начинал играть вальсы Штрауса, под которые кружилась молодежь в высоких залах приваловского
дома.
— Ах,
старый хрен, успел уж набрехать по всему
дому, — проговорил он, косясь на Луку. — Здравствуйте, барышня… Хорошеете, сударыня, да цветете.
Здесь все было по-старому, в том строгом порядке, как это ведется только в богатых раскольничьих
домах.
Все эти хлопоты, которые переживались всеми в
старом приваловском
доме, как-то не касались только самого хозяина, Игнатия Львовича. Ему было не до того. Пролетка Веревкина чуть не каждый день останавливалась пред подъездом, сам Nicolas грузно высаживал свою «натуру» из экипажа и, поднявшись с трудом во второй этаж, медведем вваливался в кабинет Игнатия Львовича.
Тяжелые дни переживались в
старом бахаревском
доме.
Общественный клуб помещался в двухэтажном каменном
доме, который выходил на Нагорную улицу, через квартал от
старого приваловского
дома.
Старый приваловский
дом в Узле переделывался заново.
Сотни рабочих с утра до ночи суетились по
дому, как муравьи, наполняя
старые приваловские стены веселым трудовым шумом.
Дела на приисках у старика Бахарева поправились с той быстротой, какая возможна только в золотопромышленном деле. В течение весны и лета он заработал крупную деньгу, и его фонды в Узле поднялись на прежнюю высоту. Сделанные за последнее время долги были уплачены, заложенные вещи выкуплены, и прежнее довольство вернулось в
старый бахаревский
дом, который опять весело и довольно глядел на Нагорную улицу своими светлыми окнами.
Только один человек во всем
доме вполне искренне и горячо оплакивал барышню — это был, конечно,
старый Лука, который в своей каморке не раз всплакнул потихоньку от всех. «Ну, такие ее счастки, — утешал самого себя старик, размышляя о мудреной судьбе старшей барышни, — от своей судьбы не уйдешь… Не-ет!.. Она тебя везде сыщет и придавит ногой, ежели тебе такой предел положон!»
— Марья Степановна, вы, вероятно, слыхали, как в этом
доме жил мой отец, сколько там было пролито напрасно человеческой крови, сколько сделано подлостей. В этом же
доме убили мою мать, которую не спасла и
старая вера.
— А так. Обошли его, обманули!.. По ихнему доброму характеру эту проклятую польку и подсунули — ну, Сереженька и женился. Я так полагаю — приворожила она его, сударь… Сам приезжал сюда объявляться Марье Степановне, ну, а они его учали маненько корить — куды, сейчас на дыбы, и прочее. С месяц, как свадьбу сыграли. Дом-то
старый заново отстроили, только, болтают, неладно у них с первого дня пошло.
Собственно,
дом был разделен на две половины: Ляховские остались в своем
старом помещении, а Приваловы заняли новое.
Старый Палька последовал, конечно, за молодым барином, а его место в швейцарской приваловского
дома занял выписанный из Гарчиков Ипат.
Оставшись только вдвоем с женой в
старом отцовском
доме, Привалов надеялся, что теперь Зося вполне освободится от влияния прежней семейной обстановки и переменит образ своей жизни.
Весной, пока Виктор Васильич жил на поруках у отца, Веревкин бывал в
старом бахаревском
доме почти каждый день.
Но в течение какого-нибудь месяца Веревкин сделался почти своим человеком в бахаревском
доме, и прежде всех сдался на капитуляцию
старый Лука.
В
старом приваловском
доме шла прежняя жизнь, с той разницей, что присутствие Тита Привалова накладывало на нее цыганский отпечаток.
— Я бросил на мягкое, — сердито отозвался Самгин, лег и задумался о презрении некоторых людей ко всем остальным. Например — Иноков. Что ему право, мораль и все, чем живет большинство, что внушается человеку государством, культурой? «Классовое государство ремонтирует
старый дом гнилым деревом», — вдруг вспомнил он слова Степана Кутузова. Это было неприятно вспомнить, так же как удачную фразу противника в гражданском процессе. В коридоре все еще беседовали, бас внушительно доказывал:
И вспомнил он свою Полтаву, // Обычный круг семьи, друзей, // Минувших дней богатство, славу, // И песни дочери своей, // И
старый дом, где он родился, // Где знал и труд и мирный сон, // И всё, чем в жизни насладился, // Что добровольно бросил он, // И для чего?
Прочими книгами в
старом доме одно время заведовала Вера, то есть брала, что ей нравилось, читала или не читала, и ставила опять на свое место. Но все-таки до книг дотрогивалась живая рука, и они кое-как уцелели, хотя некоторые, постарее и позамасленнее, тронуты были мышами. Вера писала об этом через бабушку к Райскому, и он поручил передать книги на попечение Леонтия.
Неточные совпадения
А день сегодня праздничный, // Куда пропал народ?..» // Идут селом — на улице // Одни ребята малые, // В
домах — старухи
старые, // А то и вовсе заперты // Калитки на замок.
Пришла старуха
старая, // Рябая, одноглазая, // И объявила, кланяясь, // Что счастлива она: // Что у нее по осени // Родилось реп до тысячи // На небольшой гряде. // — Такая репа крупная, // Такая репа вкусная, // А вся гряда — сажени три, // А впоперечь — аршин! — // Над бабой посмеялися, // А водки капли не дали: // «Ты
дома выпей,
старая, // Той репой закуси!»
Сам Левин не помнил своей матери, и единственная сестра его была старше его, так что в
доме Щербацких он в первый раз увидал ту самую среду
старого дворянского, образованного и честного семейства, которой он был лишен смертью отца и матери.
В Левинском, давно пустынном
доме теперь было так много народа, что почти все комнаты были заняты, и почти каждый день
старой княгине приходилось, садясь зa стол, пересчитывать всех и отсаживать тринадцатого внука или внучку за особенный столик. И для Кити, старательно занимавшейся хозяйством, было не мало хлопот о приобретении кур, индюшек, уток, которых при летних аппетитах гостей и детей выходило очень много.
— А я стеснен и подавлен тем, что меня не примут в кормилицы, в Воспитательный
Дом, — опять сказал
старый князь, к великой радости Туровцына, со смеху уронившего спаржу толстым концом в соус.