Неточные совпадения
— Ах, господи… что
же это
такое?.. Да Виктор Николаич… Ах, господи!.. — причитала Заплатина, бестолково бросаясь из угла в угол.
— Отчего
же он не остановился у Бахаревых? — соображала Заплатина, заключая свои кости в корсет. — Видно, себе на уме… Все-таки сейчас поеду к Бахаревым. Нужно предупредить Марью Степановну… Вот и партия Nadine. Точно с неба жених свалился! Этакое счастье этим богачам: своих денег не знают куда девать, а тут, как снег на голову, зять миллионер… Воображаю: у Ляховского дочь, у Половодова сестра, у Веревкиных дочь, у Бахаревых целых две… Вот извольте тут разделить между ними одного жениха!..
«Вот этой жениха не нужно будет искать: сама найдет, — с улыбкой думала Хиония Алексеевна, провожая глазами убегавшую Верочку. — Небось не закиснет в девках, как эти принцессы, которые умеют только важничать… Еще считают себя образованными девушками, а когда пришла пора выходить замуж, —
так я
же им и ищи жениха. Ох, уж эти мне принцессы!»
Я как услышала, что Привалов приехал,
так сейчас
же и перекрестилась: вот, думаю, господь какого жениха Nadine послал…
— Как
же это
так… скоро… вдруг, — говорила растерявшаяся Марья Степановна. — Верочка, беги скорее к отцу… скажи… Ах, чего это я горожу!
— В чем
же это Привалов
так провинился пред тобой? — с добродушной улыбкой спрашивал Василий Назарыч.
После долгой борьбы она все-таки сдалась для сыновей, дочерей
же не позволяла ни под каким видом «басурманить».
Нашлись, конечно, сейчас
же такие люди, которые или что-нибудь видели своими глазами, или что-нибудь слышали собственными ушами; другим стоило только порыться в своей памяти и припомнить, что было сказано кем-то и когда-то; большинство ссылалось без зазрения совести на самых достоверных людей, отличных знакомых и близких родных, которые никогда не согласятся лгать и придумывать от себя, а имеют прекрасное обыкновение говорить только одну правду.
— Конечно, только пока… — подтверждала Хиония Алексеевна. — Ведь не будет
же в самом деле Привалов жить в моей лачуге… Вы знаете, Марья Степановна, как я предана вам, и если хлопочу, то не для своей пользы, а для Nadine. Это
такая девушка,
такая… Вы не знаете ей цены, Марья Степановна! Да… Притом, знаете, за Приваловым все будут ухаживать, будут его ловить… Возьмите Зосю Ляховскую, Анну Павловну, Лизу Веревкину — ведь все невесты!.. Конечно, всем им далеко до Nadine, но ведь чем враг не шутит.
— О нет, зачем
же!.. Не стоит говорить о
таких пустяках, Сергей Александрыч. Было бы только для вас удобно, а я все готова сделать. Конечно, я не имею возможности устроить с
такой роскошью, к какой вы привыкли…
«Чему она
так радуется?» — думал Привалов и в то
же время чувствовал, что любит эту добрую Павлу Ивановну, которую помнил как сквозь сон.
Зачем
же имя этой девушки было произнесено этим Виктором Васильичем с
такими безжалостными пояснениями и собственными комментариями?
— А что, Сергей Александрыч, — проговорил Бахарев, хлопая Привалова по плечу, — вот ты теперь третью неделю живешь в Узле, поосмотрелся? Интересно знать, что ты надумал… а? Ведь твое дело молодое, не то что наше, стариковское: на все четыре стороны скатертью дорога. Ведь не сидеть
же такому молодцу сложа руки…
— И отлично; значит, к заводскому делу хочешь приучать себя? Что
же, хозяйский глаз да в
таком деле — первее всего.
— Что
же, ты, значит, хочешь возвратить землю башкирам? Да ведь они ее все равно продали бы другому, если бы пращур-то не взял… Ты об этом подумал? А теперь только отдай им землю,
так завтра
же ее не будет… Нет, Сергей Александрыч, ты этого никогда не сделаешь…
— Конечно, он вам зять, — говорила Хиония Алексеевна, откидывая голову назад, — но я всегда скажу про него: Александр Павлыч — гордец… Да, да. Лучше не защищайте его, Агриппина Филипьевна. Я знаю, что он и к вам относится немного критически… Да-с. Что он директор банка и приваловский опекун,
так и, господи боже, рукой не достанешь! Ведь не всем
же быть директорами и опекунами, Агриппина Филипьевна?
От нечего делать он рассматривал красивую ореховую мебель, мраморные вазы, красивые драпировки на дверях и окнах, пестрый ковер, лежавший у дивана, концертную рояль у стены, картины, — все было необыкновенно изящно и подобрано с большим вкусом; каждая вещь была поставлена
так, что рекомендовала сама себя с самой лучшей стороны и еще служила в то
же время необходимым фоном, объяснением и дополнением других вещей.
«Отчего
же не прийти? — думал Привалов, спускаясь по лестнице. — Агриппина Филипьевна, кажется,
такая почтенная дама…»
Иван Яковлич ничего не отвечал, а только посмотрел на дверь, в которую вышел Привалов «Эх, хоть бы частичку
такого капитала получить в наследство, — скромно подумал этот благочестивый человек, но сейчас
же опомнился и мысленно прибавил: — Нет, уж лучше
так, все равно отобрали бы хористки, да арфистки, да Марья Митревна, да та рыженькая… Ах, черт ее возьми, эту рыженькую… Препикантная штучка!..»
— Ведь надо
же было случиться
такому казусу… а?..
— Отчего
же, я с удовольствием взялся бы похлопотать… У меня даже есть план, очень оригинальный план. Только с одним условием: половина ваша, а другая — моя. Да… Но прежде чем я вам его раскрою, скажите мне одно: доверяете вы мне или нет?
Так и скажите, что думаете в настоящую минуту…
— Но можно устроить
так, что вы в одно и то
же время освободитесь от Ляховского и ни на волос не будете зависеть от наследников… Да.
Из-за этого и дело затянулось, но Nicolas может устроить на свой страх то, чего не хочет Привалов, и тогда все ваше дело пропало,
так что вам необходим в Петербурге именно
такой человек, который не только следил бы за каждым шагом Nicolas, но и парализовал бы все его начинания, и в то
же время устроил бы конкурс…
— Сергей Александрыч, куда
же вы
так бежите? — окликнул его голос Антониды Ивановны. — Александр Павлыч сейчас должен вернуться.
— Вы приехали как нельзя более кстати, — продолжал Ляховский, мотая головой, как фарфоровый китаец. — Вы, конечно, уже слышали, какой переполох устроил этот мальчик, ваш брат… Да, да Я удивляюсь. Профессор Тидеман —
такой прекрасный человек… Я имею о нем самые отличные рекомендации. Мы как раз кончили с Альфонсом Богданычем кой-какие счеты и теперь можем приступить прямо к делу… Вот и Александр Павлыч здесь. Я, право,
так рад,
так рад вас видеть у себя, Сергей Александрыч… Мы сейчас
же и займемся!..
Как искусный дипломат, он начал с самых слабых мест и сейчас
же затушевал их целым лесом цифровых данных; были тут целые столбцы цифр, средние выводы за трехлетия и пятилетия, сравнительные итоги приходов и расходов, цифровые аналогии, сметы, соображения, проекты; цифры
так и сыпались, точно Ляховский задался специальной целью наполнить ими всю комнату.
— Не могу знать!.. А где я тебе возьму денег? Как ты об этом думаешь… а? Ведь ты думаешь
же о чем-нибудь, когда идешь ко мне? Ведь думаешь… а? «Дескать, вот я приду к барину и буду просить денег, а барин запустит руку в конторку и вытащит оттуда денег, сколько мне нужно…» Ведь
так думаешь… а? Да у барина-то, умная твоя голова, деньги-то разве растут в конторке?..
Положение Пальки было настолько прочно, что никому и в голову не приходило, что этот откормленный и упитанный хлоп мог
же что-нибудь делать, кроме того, что отворять и затворять двери и сортировать проходивших на две рубрики: заслуживающих внимания и
таких, про которых он говорил только «пхе!..».
— Нет, батенька, едемте, — продолжал Веревкин. — Кстати, Тонечка приготовила
такой ликерчик, что пальчики оближете. Я ведь знаю, батенька, что вы великий охотник до
таких ликерчиков. Не отпирайтесь, быль молодцу не укор. Едем сейчас
же, время скоротечно. Эй, Ипат! Подавай барину одеваться скорее, а то барин рассердится.
— Ну, а вы что
же молчите? Какую
такую пользу вы можете принести нашему делу? На что вы надеетесь?
— Я бы устроила
так, чтобы всем было весело… Да!.. Мама считает всякое веселье грехом, но это неправда. Если человек работает день, отчего
же ему не повеселиться вечером? Например: театр, концерты, катание на тройках… Я люблю шибко ездить,
так, чтобы дух захватывало!
— Папа кричит
так страшно… Надя, голубчик, беги скорее, ради бога, скорее!.. У них что-то произошло… Лука плачет… Господи, да что
же это
такое?!
— Папа, зачем
же ты
так волнуешься? Ведь этим дела не поправить… Нужно успокоиться, а потом и обсудить все обстоятельства.
— Ах, mon ange, mon ange… Я
так соскучилась о вас! Вы себе представить не можете… Давно рвалась к вам, да все проклятые дела задерживали: о том позаботься, о другом, о третьем!.. Просто голова кругом… А где мамаша? Молится? Верочка, что
же это вы
так изменились? Уж не хвораете ли, mon ange?..
— Слышал… Что
же, в добрый час… Кажется, Надя что-то
такое писала о какой-то мельнице, — старался припомнить Бахарев, наливая стаканы.
— А если я сознаю, что у меня не хватает силы для
такой деятельности, зачем
же мне браться за непосильную задачу, — отвечал Привалов. — Да притом я вообще против насильственного культивирования промышленности. Если разобрать,
так такая система, кроме зла, нам ничего не принесла.
— Однако что
же такое, по-твоему, этот Лоскутов?
— Но как
же вы воспользуетесь этими нравственными силами? — спрашивал Привалов. — Опять-таки должна существовать форма, известная организация…
Молодые собаки испытывают то
же самое на первой охоте, но Привалову показалось
такое сравнение слишком грубым.
— А то как
же? Конечно, она. Ведь взбредет
же человеку
такая блажь… Я
так полагаю, что Зося что-нибудь придумала. Недаром возится с этим сумасшедшим.
— Вот уж этому никогда не поверю, — горячо возразила Половодова, крепко опираясь на руку Привалова. — Если человек что-нибудь захочет, всегда найдет время. Не правда ли? Да я, собственно, и не претендую на вас, потому что кому
же охота скучать. Я сама ужасно скучала все время!..
Так, тоска какая-то… Все надоело.
— А сознайтесь, ведь вы никогда даже не подозревали, что я могу задумываться над чем-нибудь серьезно… Да? Вы видели только, как я дурачилась, а не замечали тех причин, которые заставляли меня дурачиться…
Так узнайте
же, что мне все это надоело, все!.. Вся эта мишура, ложь, пустота давят меня…
— Если человек, которому я отдала все, хороший человек, то он и
так будет любить меня всегда… Если он дурной человек, — мне
же лучше: я всегда могу уйти от него, и моих детей никто не смеет отнять от меня!.. Я не хочу лжи, папа… Мне будет тяжело первое время, но потом все это пройдет. Мы будем жить хорошо, папа… честно жить. Ты увидишь все и простишь меня.
Привалов, конечно, был тут
же, и все видели своими глазами, как он перевертывал страницы нот, когда Алла исполняла свою сонату, Хиония Алексеевна была особенно в ударе и развернулась: французские фразы
так и сыпались с ее языка, точно у нее рот был начинен ими.
— Что
же ты стоишь
таким дураком? — шепнула Антонида Ивановна и вытолкнула его в соседнюю комнату. — Сиди здесь… он пьян и скоро заснет, а тогда я тебя успею выпустить.
— Что
же, вы
так и думаете пропадать в сельских попах? — спрашивала Зося своего оригинального гостя.
Доктор считал Привалова немного бесхарактерным человеком, но этот его недостаток, в его глазах, выкупался его искренней, гуманной и глубоко честной натурой. Именно
такой человек и нужен был Зосе, чтобы уравновесить резкости ее характера, природную злость и наклонность к самовольству. Сама Зося говорила доктору в припадке откровенности то
же самое, каялась в своих недостатках и уверяла, что исправится, сделавшись m-me Приваловой.
— А
так, как обнаковенно по семейному делу случается: он в одну сторону тянет, а она в другую… Ну, вздорят промежду себя, а потом Сереженька
же у нее и прощения просят… Да-с. Уж
такой грех, сударь, вышел,
такой грех!..