Неточные совпадения
А между
тем Виктор Николаич продолжал получать свои триста рублей в
год, хотя служил уже не в уездном суде, а топографом при узловской межевой канцелярии.
Привалова поразило больше всего
то, что в этом кабинете решительно ничего не изменилось за пятнадцать
лет его отсутствия, точно он только вчера вышел из него. Все было так же скромно и просто, и стояла все
та же деловая обстановка. Привалову необыкновенно хорошо казалось все: и кабинет, и старик, и даже самый воздух, отдававший дымом дорогой сигары.
Я еще понимаю, что дело о Холостове затянули на десять
лет и вытащили решение в
тот момент, когда Холостова уже нельзя было никуда сослать, кроме царствия небесного…
Я надеялся, что когда заводы будут под казенной опекой, — они если не поправятся,
то не будут приносить дефицита, а между
тем Масман в один
год нахлопал на заводы новый миллионный долг.
— Да ведь пятнадцать
лет не видались, Надя… Это вот сарафан полежит пятнадцать
лет, и у
того сколько новостей: тут моль подбила, там пятно вылежалось. Сергей Александрыч не в сундуке лежал, а с живыми людьми, поди, тоже жил…
Жизнь оставалась еще впереди, для нее откладывалось время
год за
годом, а между
тем приходилось уже вычеркивать из этой жизни целых тридцать
лет.
В результате оказалось, конечно,
то, что заводское хозяйство начало хромать на обе ноги, и заводы, по всей вероятности, пошли бы с молотка Но счастливый случай спас их: в половине сороковых
годов владельцу Шатровских заводов, Александру Привалову, удалось жениться на дочери знаменитого богача-золотопромышленника Павла Михайлыча Гуляева.
Несмотря на свою близость к старику Гуляеву, а также и на
то, что в течение многих
лет он вел все его громадные дела, Бахарев сам по себе ничего не имел, кроме знания приискового дела и несокрушимой энергии.
Сергей Привалов прожил в бахаревском доме до пятнадцати
лет, а затем вместе с своим другом Костей был отправлен в Петербург, где и прожил безвыездно до настоящего времени,
то есть больше пятнадцати
лет.
— Да как вам сказать… У нее совсем особенный взгляд на жизнь, на счастье. Посмотрите, как она сохранилась для своих
лет, а между
тем сколько она пережила… И заметьте, она никогда не пользовалась ничьей помощью. Она очень горда, хотя и выглядит такой простой.
— Знаю, вперед знаю ответ: «Нужно подумать… не осмотрелся хорошенько…» Так ведь? Этакие нынче осторожные люди пошли; не
то что мы: либо сена клок, либо вилы в бок! Да ведь ничего, живы и с голоду не умерли. Так-то, Сергей Александрыч… А я вот что скажу: прожил ты в Узле три недели и еще проживешь десять
лет — нового ничего не увидишь Одна канитель: день да ночь — и сутки прочь, а вновь ничего. Ведь ты совсем в Узле останешься?
— Если бы я отдал землю башкирам, тогда чем бы заплатил мастеровым, которые работали на заводах полтораста
лет?.. Земля башкирская, а заводы созданы крепостным трудом. Чтобы не обидеть
тех и других, я должен отлично поставить заводы и тогда постепенно расплачиваться с своими историческими кредиторами. В какой форме устроится все это — я еще теперь не могу вам сказать, но только скажу одно, — именно, что ни одной копейки не возьму лично себе…
Но Иван Яковлич так и остался при блестящих надеждах, не сделав никакой карьеры, хотя менял род службы раз десять, Агриппина Филипьевна дарила мужа исправно через каждый
год то девочкой,
то мальчиком.
Мы уже сказали, что старшая дочь Агриппины Филипьевны была замужем за Половодовым; следующая за нею по
летам, Алла, вступила уже в
тот цветущий возраст, когда ей неприлично было оставаться в недрах муравейника, и она была переведена в спальню maman, где и жила на правах совсем взрослой барышни.
Представьте себе, этот отчет просто все дело испортил, а между
тем мы тут ни душой, ни телом не виноваты: отчет составлен и теперь гуляет в опекунском совете второй
год.
Теперь Половодов получал в
год тысяч двадцать, но ведь это жалкие, нищенские крохи сравнительно с
тем, что он мог бы получить, если бы ему развязать руки.
— Позвольте… Главное заключается в
том, что не нужно терять дорогого времени, а потом действовать зараз и здесь и там. Одним словом, устроить некоторый дуэт, и все пойдет как по нотам… Если бы Сергей Привалов захотел, он давно освободился бы от опеки с обязательством выплатить государственный долг по заводам в известное число
лет. Но он этого не захотел сам…
— Я так и думала: до Ляховского ли. Легкое ли место, как отец-то наш тогда принял тебя… Горяч он стал больно:
то ли это от болезни его, или
годы уж такие подходят… не разберу ничего.
— А я так не скажу этого, — заговорил доктор мягким грудным голосом, пытливо рассматривая Привалова. — И не мудрено: вы из мальчика превратились в взрослого, а я только поседел. Кажется, давно ли все это было, когда вы с Константином Васильичем были детьми, а Надежда Васильевна крошечной девочкой, — между
тем пробежало целых пятнадцать
лет, и нам, старикам, остается только уступить свое место молодому поколению.
Несмотря на
то, что на дворе стояло
лето, почерневшие и запыленные зимние рамы не были выставлены из окон, и сам хозяин сидел в старом ваточном пальто.
По наружному виду едва ли можно было определить сразу, сколько
лет было Ляховскому, — он принадлежал к разряду
тех одеревеневших и высохших, как старая зубочистка, людей, о которых вернее сказать, что они совсем не имеют определенного возраста, всесокрушающее колесо времени катится, точно минуя их.
Такие засохшие люди сохраняются в одном положении десятки
лет, как
те старые, гнилые пни, которые держатся одной корой и готовы рассыпаться в пыль при малейшем прикосновении.
— Ах, как это чувствительно и… смешно. Веревкин справедливо говорит про вас, что вы влюбляетесь по сезонам: весной — шатенки, зимой — брюнетки, осенью — рыжие, а так как я имею несчастье принадлежать к белокурым,
то вы дарите меня своим сочувствием
летом.
О странностях Ляховского, о его страшной скупости ходили тысячи всевозможных рассказов, и нужно сознаться, что большею частью они были справедливы. Только, как часто бывает в таких случаях, люди из-за этой скупости и странностей не желают видеть
того, что их создало. Наживать для
того, чтобы еще наживать, — сделалось
той скорлупой, которая с каждым
годом все толще и толще нарастала на нем и медленно хоронила под своей оболочкой живого человека.
— Очень редко… Ведь мама никогда не ездит туда, и нам приходится всегда тащить с собой папу. Знакомых мало, а потом приедешь домой, — мама дня три дуется и все вздыхает. Зимой у нас бывает бал… Только это совсем не
то, что у Ляховских. Я в прошлом
году в первый раз была у них на балу, — весело, прелесть! А у нас больше купцы бывают и только пьют…
Самой замечательной способностью Шелехова было
то, что, стоило ему только раз вырваться с прииска и попасть куда-нибудь в город, — он разом спускал все, что копил в течение нескольких
лет. С ним не было в этих случаях никакого сладу, и Бахарев терпеливо ждал
того момента, когда у загулявшего Данилы Семеныча вылетит из кармана последний грош.
Та самая Половодова, которая в течение долгих
лет была только обидно вежлива с Хионией Алексеевной,
та Половодова, которая не заплатила ей визита.
Чтобы вырваться из этой системы паразитизма, воспитываемой в течение полутораста
лет, нужны нечеловеческие усилия,
тем более что придется до основания разломать уже существующие формы заводской жизни.
Отыскали покладистых старичков,
те под пьяную руку подмахнули за все общество уставную грамоту, и дело пошло гулять по всем мытарствам. Мастеровые и крестьяне всеми способами старались доказать неправильность составленной уставной грамоты и
то, что общество совсем не уполномачивало подписывать ее каких-то сомнительных старичков. Так дело и тянулось из
года в
год. Мужики нанимали адвокатов, посылали ходоков, спорили и шумели с мировым посредником, но из этого решительно ничего не выходило.
— Мне иногда хочется умереть… — заговорила Зося тихим, прерывающимся голосом; лицо у нее покрылось розовыми пятнами, глаза потемнели. — Проходят лучшие молодые
годы, а между
тем найдется ли хоть одна такая минута, о которой можно было бы вспомнить с удовольствием?.. Все бесцельно и пусто, вечные будни, и ни одной светлой минуты.
Все уверены в
том, что, будь вы сами на приисках прошлое
лето, ничего не произошло бы.
Публика начала съезжаться на воды только к концу мая. Конечно, только половину этой публики составляли настоящие больные, а другая половина ехала просто весело провести время,
тем более что
летом жизнь в пыльных и душных городах не представляет ничего привлекательного.
Дела на приисках у старика Бахарева поправились с
той быстротой, какая возможна только в золотопромышленном деле. В течение весны и
лета он заработал крупную деньгу, и его фонды в Узле поднялись на прежнюю высоту. Сделанные за последнее время долги были уплачены, заложенные вещи выкуплены, и прежнее довольство вернулось в старый бахаревский дом, который опять весело и довольно глядел на Нагорную улицу своими светлыми окнами.
В его груди точно что-то растаяло, и ему с болезненной яркостью представилась мысль: вот он, старик, доживает последние
годы, не сегодня завтра наступит последний расчет с жизнью, а он накануне своих дней оттолкнул родную дочь, вместо
того чтобы простить ее.
Итак, приходилось ждать и следить за деятельностью Половодова. Вся трудность задачи заключалась в
том, что следить за действиями конкурса нельзя было прямо, а приходилось выискивать подходящие случаи. Первый свой отчет Половодов должен был подать будущей осенью, когда кончится заводский
год.
— Я думал об этом, Надежда Васильевна, и пришел к
тому убеждению, что самое лучшее будет вам отправиться в Гарчики, на мельницу. У Привалова там есть хорошенький флигелек, в котором вы отлично можете провести
лето. Если хотите, я переговорю с Сергеем Александрычем.
— Мне странным кажется только
то, — говорил Привалов, — почему Половодов сразу зарвался, тогда как ему гораздо выгоднее было обобрать заводы в течение нескольких
лет на гораздо большую сумму…
— Теперь все… Компания приобрела заводы с рассрочкой платежа на тридцать семь
лет,
то есть немного больше, чем даром. Кажется, вся эта компания — подставное лицо, служащее прикрытием ловкой чиновничьей аферы.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на
то, чтобы ей было восемнадцать
лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Бобчинский. В
том самом номере, где прошлого
года подрались проезжие офицеры.
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь.
То есть, не
то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что
лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Хлестаков, молодой человек
лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из
тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты,
тем более он выиграет. Одет по моде.
«Он, говорит, вор; хоть он теперь и не украл, да все равно, говорит, он украдет, его и без
того на следующий
год возьмут в рекруты».