Неточные совпадения
— Ничего,
слава богу… Ногами все скудается, да поясницу к ненастью ломит. И то оказать: старо уж место. Наказывала больно кланяться тебе… Говорит: хоть он и табашник и бритоус, а все-таки кланяйся. Моя, говорит, кровь, обо всех матерьнее сердце болит.
Когда старый Коваль вернулся вечером из кабака домой, он прямо объявил жене Ганне, что,
слава богу, просватал Федорку. Это известие старая хохлушка приняла за обыкновенные выкрутасы и не обратила внимания на подгулявшего старика.
— Мать, опомнись, что ты говоришь? — застонал Мухин, хватаясь за голову. — Неужели тебя радует, что несчастная женщина умерла?.. Постыдись хоть той девочки, которая нас слушает!.. Мне так тяжело было
идти к тебе, а ты опять за старое… Мать,
бог нас рассудит!
— Погостили у баушки Василисы, Петр Елисеич? — спрашивала Анфиса Егоровна. — И
слава богу… Сколько лет не видались, а старушка уж старенькая стаёт… Не сегодня-завтра и помрет, а теперь ей все же легче…
Сваты даже легонько повздорили и разошлись недовольные друг другом. Особенно недоволен был Тит: тоже
послал бог свата, у которого семь пятниц на неделе. Да и бабы хороши! Те же хохлы наболтали, а теперь валят на баб. Во всяком случае, дело выходит скверное: еще не начали, а уж разговор
пошел по всему заводу.
— Ну, вот и
слава богу, мужик нашелся, — радовалась она. — А ты, Наташка, совсем затощала, лица на тебе нет… Ай да Окулко! Тоже и придумал ловко.
— Ведь не померли,
слава богу, и не помрем раньше смерти.
— Да ведь сам-то я разве не понимаю, Петр Елисеич? Тоже,
слава богу, достаточно видали всяких людей и свою темноту видим… А как подумаю, точно сердце оборвется. Ночью просыпаюсь и все думаю… Разве я первый переезжаю с одного места на другое, а вот поди же ты… Стыдно рассказывать-то!
— Ну,
слава богу! — говорила она Наташке. — Сказал одно слово Самойло Евтихыч и будет твой Тараско счастлив на всю жизнь.
Пошли ему, господи, хоть он и кержак. Не любит он отказывать, когда его вот так поперек дороги попросят.
— Это ты верно… Конешно, как не жаль добра: тоже горбом, этово-тово, добро-то наживали. А только нам не способно оставаться-то здесь… все купляй… Там, в орде, сторона вольная, земли сколько хошь… Опять и то сказать, што пригнали нас сюда безо всего, да,
слава богу, вот живы остались.
Бог даст, и там управимся.
— Ничего,
слава богу, Петр Елисеич… Ежели с умом, так везде жить можно.
— И думать тут не о чем, — настаивал Груздев, с радостью ухватившись за счастливую мысль. — Не чужие,
слава богу… Сочтемся…
— Ничего,
слава богу, — нехотя отвечала Енафа, поглядывая искоса на обогревшихся мужиков. — Вот что, Кирилл, сведи-ка ты гостя к девицам в келью, там уж его и ухлебите, а ты, Мосеюшко, не взыщи на нашем скитском угощении.
— Жив еще, дедушка? — спрашивал Кирилл, вытирая ему лицо каким-то бабьим платком. — Ну,
слава богу… Макарушка, ты его вот на бок поверни, этак… Ах, звери, как изуродовали человека!
Сохрани
бог упустить шахту, да тогда вся бы Пеньковка по миру
пошла, пока «отводились» бы с упущенною шахтой.
— Штой-то, Ефим Андреич, не на пасынков нам добра-то копить.
Слава богу, хватит и смотрительского жалованья… Да и по чужим углам на старости лет муторно жить. Вон курицы у нас, и те точно сироты бродят… Переехали бы к себе в дом, я телочку бы стала выкармливать… На тебя-то глядеть, так сердечушко все изболелось! Сам не свой ходишь, по ночам вздыхаешь… Долго ли человеку известись!
— Свой-то глаз не заменишь, Самойло Евтихыч… Я и без тебя поправилась бы. Не первой хворать-то:
бог милости
пошлет, так и без тебя встану.
— А в Мурмос ездил, родитель… Позаимствовал вот лошадку и съездил,
слава богу. Дельце одно обмозговал.
Если бы получить четверть своей цены, и то
слава богу.
— А ничего, все,
слава богу,
идет своим чередом… — по-солдатски бойко отвечал Артем. — Ужо к осени управимся, нагрузим хлеб на полубарки и сгоним книзу. Все будет форменно, Самойло Евтихыч!
— Што ты, матушка, Парасковья Ивановна, и скажешь! — совестила ее Таисья. — Тебе-то грешно…
Слава богу, живете да радуетесь.
— И это понимаю! Что я
пойду с пустыми-то руками к твоему Петру Елисеичу? Кругом моя вина, а меня
бог убил.
— Ты думаешь, что я потому не
иду к тебе, что совестно за долг? — спросил Груздев, выпив водки. — Конечно, совестно… Только я тут не виноват, — божья воля.
Бог дал,
бог и взял… А тяжело было мне просто видеть тебя, потому как ты мне больше всех Анфису Егоровну напоминаешь. Как вспомню про тебя, так кровью сердце и обольется.
— Нет, я сам,
слава богу, грамоте немного учился и привык все делать своими руками.
— Купчихой буду, Нюрочка…
Слава богу, вот и Палача выгнали, а вы опять в старое гнездышко. Какая вы большая, барышня, стали… Совсем невеста. Ужо, того гляди, жених подкатит…
— Живу, родимый мой, как сизый голубь… День прошел, и
слава богу.
—
Слава богу, не чужие, — повторял он и в порыве нежности по-отечески поцеловал Нюрочку в голову. — Умница вы моя, все мы так-то… живем-живем, а потом господь и
пошлет испытание… Не нужно падать духом.
«Телеграмма» вернулась, а за ней пришла и Нюрочка. Она бросилась на шею к Самойлу Евтихычу, да так и замерла, — очень уж обрадовалась старику, которого давно не видала. Свой, родной человек… Одета она была простенько, в ситцевую кофточку, на плечах простенький платок, волосы зачесаны гладко. Груздев долго гладил эту белокурую головку и прослезился:
бог счастье
послал Васе за родительские молитвы Анфисы Егоровны. Таисья отвернулась в уголок и тоже плакала.
«Нет, я не так, — говорил Чичиков, очутившись опять посреди открытых полей и пространств, — нет, я не так распоряжусь. Как только, даст Бог, все покончу благополучно и сделаюсь действительно состоятельным, зажиточным человеком, я поступлю тогда совсем иначе: будет у меня и повар, и дом, как полная чаша, но будет и хозяйственная часть в порядке. Концы сведутся с концами, да понемножку всякий год будет откладываться сумма и для потомства, если только
Бог пошлет жене плодородье…» — Эй ты — дурачина!