Неточные совпадения
Катре было лет семнадцать. Красивое смуглое лицо так и смеялось из-под кумачного платка, кокетливо надвинутого на лоб. Она посторонилась, чтобы дать Егору дорогу, и с недоумением
посмотрела ему вслед своими бархатными
глазами, — «кержак, а пан велел прямо в кабинет провести».
Он
посмотрел лукавыми темными
глазами на кучера Семку, на Домнушку и хотел благоразумно скрыться.
Нюрочка все
смотрела на светлые пуговицы исправника, на трясущуюся голову дьячка Евгеньича с двумя смешными косичками, вылезавшими из-под засаленного ворота старого нанкового подрясника, на молившийся со слезами на
глазах народ и казачьи нагайки. Вот о. Сергей начал читать прерывавшимся голосом евангелие о трехдневном Лазаре, потом дьячок Евгеньич уныло запел: «Тебе бога хвалим…» Потом все затихло.
Великая и единственная минута во всей русской истории свершилась… Освобожденный народ стоял на коленях. Многие плакали навзрыд. По загорелым старым мужицким лицам катились крупные слезы, плакал батюшка о. Сергей, когда начали прикладываться ко кресту, а Мухин закрыл лицо платком и ничего больше не видел и не слышал. Груздев старался спрятать свое покрасневшее от слез лицо, и только один Палач сурово
смотрел на взволнованную и подавленную величием совершившегося толпу своими красивыми темными
глазами.
Горбатый
посмотрел на приятеля слезившимися
глазами и покачал головой.
Бабье сердце так и заныло от жалости, и целовальничиха
смотрела на всех троих такими ласковыми
глазами.
Окулко только мотнул головой Рачителихе, и та налила Мороку второй стаканчик. Она терпеть не могла этого пропойцу, потому что он вечно пьянствовал с Рачителем, и теперь
смотрела на него злыми
глазами.
Нюрочка перебегала из столовой в залу и
смотрела в окно на галдевшую на дворе толпу. Ей опять было весело, и она только избегала встречаться с Иваном Семенычем, которого сразу разлюбила. Добрый старик замечал эту детскую ненависть и не знал, как опять подружиться с Нюрочкой. Улучив минуту, когда она проходила мимо него, он поймал ее за какую-то оборку и прошептал, указывая
глазами на Овсянникова...
Убежит Никитич под домну,
посмотрит «в
глаз», [
Глазом у доменной печи называют отверстие для выпуска шлаков и чугуна. (Прим. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)] откуда сочился расплавленный шлак, и опять к лестнице. Слепень бормотал ему сверху, как осенний глухарь с листвени.
Теперь все корпуса были закрыты, кроме доменного, и Сидор Карпыч
смотрел на доменный
глаз, светившийся огненно-красною слезой.
Довольный произведенным впечатлением, Самоварник поднялся на ноги и размахивал своим халатом под самым носом у Никитича, точно петух. Казачок Тишка
смотрел своими большими
глазами то на дядю, то на развоевавшегося Самоварника и, затаив дыхание, ждал, что скажет дядя.
Этот шум обратил на себя внимание литухов, которые тоже бегали в кабак ловить Окулка и теперь сбились в одну кучку в воротах доменного корпуса. Они помирали со смеху над Самоварником, и только один Сидор Карпыч был невозмутим и попрежнему
смотрел на красный
глаз печи.
Илюшка молчал и только
смотрел на Пашку широко раскрытыми
глазами. Он мог, конечно, сейчас же исколотить приятеля, но что-то точно связывало его по рукам и по ногам, и он ждал с мучительным любопытством, что еще скажет Пашка. И злость, и слезы, и обидное щемящее чувство захватывали ему дух, а Пашка продолжал свое, наслаждаясь мучениями благоприятеля. Ему страстно хотелось, чтобы Илюшка заревел и даже побил бы его. Вот тебе, хвастун!
В пестрядинном сарафане своей домашней работы из домашнего холста, она имела что-то внушительное, а старушечье лицо
смотрело серыми
глазами так строго и холодно.
Илюшка продолжал молчать; он стоял спиной к окну и равнодушно
смотрел в сторону, точно мать говорила стене. Это уже окончательно взбесило Рачителиху. Она выскочила за стойку и ударила Илюшку по щеке. Мальчик весь побелел от бешенства и, глядя на мать своими большими темными
глазами, обругал ее нехорошим мужицким словом.
В избу начали набиваться соседи, явившиеся
посмотреть на басурмана: какие-то старухи, старики и ребятишки, которых Мухин никогда не видал и не помнил. Он ласково здоровался со всеми и спрашивал, чьи и где живут. Все его знали еще ребенком и теперь
смотрели на него удивленными
глазами.
Эта встреча произвела на Петра Елисеича неприятное впечатление, хотя он и не видался с Мосеем несколько лет. По своей медвежьей фигуре Мосей напоминал отца, и старая Василиса Корниловна поэтому питала к Мосею особенную привязанность, хотя он и жил в отделе. Особенностью Мосея, кроме слащавого раскольничьего говора, было то, что он никогда не
смотрел прямо в
глаза, а куда-нибудь в угол. По тому, как отнеслись к Мосею набравшиеся в избу соседи, Петр Елисеич видел, что он на Самосадке играет какую-то роль.
Оленка
смотрела на Нюрочку испуганными
глазами и готова была разреветься благим матом каждую минуту.
Наступила тяжелая минута общего молчания. Всем было неловко. Казачок Тишка стоял у стены, опустив
глаза, и только побелевшие губы у него тряслись от страха: ловко скрутил Кирилл Самойлу Евтихыча… Один Илюшка
посматривал на всех с скрытою во взгляде улыбкой: он был чужой здесь и понимал только одну смешную сторону в унижении Груздева. Заболотский инок
посмотрел кругом удивленными
глазами, расслабленно опустился на свое место и, закрыв лицо руками, заплакал с какими-то детскими всхлипываниями.
Ее красивое, точно восковое лицо
смотрело на всех с печальною строгостью, а темные
глаза задумчиво останавливались на какой-нибудь одной точке.
Аграфена вдруг замолкла,
посмотрела испуганно на мастерицу своими большими серыми
глазами, и видно было только, как вся она дрожала, точно в лихорадке.
— Хоть бы ты, Таисьюшка, когда заглянула, — пеняла Анфиса Егоровна. — Все же женский
глаз, а то смотреть-то тошнехонько. И та постыдилась бы чужого-то человека… Величка ли девочка, а тут… ох, и говорить-то так нехорошо!..
Присутствовавшие за ужином дети совсем не слушали, что говорили большие. За день они так набегались, что засыпали сидя. У Нюрочки сладко слипались
глаза, и Вася должен был ее щипать, чтобы она совсем не уснула. Груздев с гордостью
смотрел на своего молодца-наследника, а Анфиса Егоровна потихоньку вздыхала, вглядываясь в Нюрочку. «Славная девочка, скромная да очестливая», — думала она матерински. Спать она увела Нюрочку в свою комнату.
Лицо у ней сделалось совсем белое, как воск; только
глаза по-прежнему
смотрели неприступно-строго.
Когда ей делалось особенно тяжело, старуха посылала за басурманочкой и сейчас же успокаивалась. Нюрочка не любила только, когда бабушка упорно и долго
смотрела на нее своими строгими
глазами, — в этом взгляде выливался последний остаток сил бабушки Василисы.
Нюрочка в первую минуту смутилась и
посмотрела на Аглаиду злыми
глазами, а потом бросилась к ней на шею и громко зарыдала. Когда Аглаида узнала, в чем дело, она опустила
глаза и сказала...
Таисья
посмотрела какими-то удивленными
глазами на Кирилла и ничего не ответила. Она еще с вечера все прислушивалась к чему-то и тревожно поглядывала под гору, на дорогу из Самосадки, точно поджидала кого. Во время чтения Аглаиды она первая услышала топот лошадиных копыт.
Мир перед ее
глазами расстилался в грехе и несовершенствах, как библейская юдоль плача, а на себя она
смотрела как на гостью, которая пришла, повернулась и должна уже думать о возвращении в неизвестное и таинственное «домой».
Она
смотрела на Нюрочку какими-то жадными
глазами и все говорила, рассказывая о великих трудничках, почивавших на Крестовых островах, о скитском житии, о скитницах, у которых отрастали ангельские крылья.
Макар ничего не отвечал, а только загородил своею фигурой дверь, когда Авгарь поднялась и сделала попытку вырваться из избушки. Она остановилась против него и быстро
посмотрела прямо в
глаза каким-то остановившимся взглядом, точно хотела еще раз убедиться, что это он.
Это слово точно придавило Макара, и он бессильно опустился на лавку около стола. Да, он теперь только разглядел спавшего на лавке маленького духовного брата, — ребенок спал, укрытый заячьей шубкой. У Макара заходили в
глазах красные круги, точно его ударили обухом по голове. Авгарь, воспользовавшись этим моментом, выскользнула из избы, но Макар даже не пошевелился на лавке и
смотрел на спавшего ребенка, один вид которого повернул всю его душу.
Авгарь поднялась,
посмотрела на Макара страшными
глазами и проговорила...
Нюрочка сильно смутилась, — у ней в голове мелькнул образ того черного ангела, который запечатлелся в детской памяти с особенною рельефностью. Она припомнила дальше, как ей сделалось больно, когда она увидела этого черного ангела разговаривающим у ворот с обережным Матюшкой. И теперь на нее
смотрели те же удивительные, глубокие серые
глаза, так что ей сделалось жутко. Да, эта была она, Аглаида, а Парасковья Ивановна называет ее Авгарью.
Нюрочка ответила несколько раз совсем невпопад, так что о. Сергей
посмотрел на нее какими-то печальными
глазами.
Федорка все-таки молчала и только старалась не
смотреть в
глаза матери.
Потом он что-то такое спросил ее, вероятно невпопад, потому что она
посмотрела на него удивленными
глазами. Что она ответила, он не понимал, а только видел, как она вышла из комнаты грациозною походкой, как те редкие сновидения, какие заставляют молодеть. Голиковский сидел несколько времени один и старался припомнить, зачем он приехал сюда и как вообще очутился в этой комнате. Из раздумья вывел его Петр Елисеич, за которым уже успели послать на фабрику.
Привели и верховую лошадь, которая пробежала в Туляцкий конец с оборванными поводьями. Она вся дрожала и пугливо вздрагивала от малейшего шороха, косясь горячим
глазом. Это был великолепный караковый киргизский иноходец, костлявый и горбоносый, с поротыми ушами. Нюрочка нарочно выходила
посмотреть красавицу лошадь и долго гладила бархатную морду с раздувавшимися ноздрями.
Нюрочка
посмотрела на отца и опустила
глаза. Ей ужасно хотелось
посмотреть, какой стал теперь Вася, и вместе с тем она понимала, что такое любопытство в настоящую минуту просто неприлично. Человек болен, а она пойдет
смотреть на него, как на редкого зверя. Когда после обеда отец лег в кабинете отдохнуть, Нюрочка дождалась появления Таисьи. Мастерица прошла на цыпочках и сообщила шепотом...
Но кобыла великодушно отказалась от еды, а только
посмотрела на хозяина потухавшим большим
глазом.
По пути доктор захватил и Сидора Карпыча, которому теперь решительно негде было жить, да и его присутствие действовало на Петра Елисеича самым успокоительным образом. Вася проводил больных до Мурмоса и привез оттуда весточку, что все благополучно. Нюрочка выслушала его с особенным вниманием и все
смотрела на него,
смотрела не одними
глазами, а всем существом: ведь это был свой, родной, любящий человек.
Окулко поднял голову и внимательно
посмотрел на Палача. Их
глаза встретились. Палач выпил второй стакан, вытер губы рукой и спросил Окулка...