—
Да ведь мне-то обидно: лежал я здесь и о смертном часе сокрушался, а ты подошла — у меня все нутро точно перевернулось… Какой же я после этого человек есть, что душа у меня коромыслом? И весь-то грех в мир идет единственно через вас, баб, значит… Как оно зачалось, так, видно, и кончится. Адам начал, а антихрист кончит. Правильно я говорю?.. И с этакою-то нечистою душой должен я скоро предстать туда, где и ангелы не смеют взирати… Этакая нечисть, погань, скверность, — вот што я такое!
Неточные совпадения
— А как же Мосей сказывал, што везде уж воля прошла?.. А у вас, говорит, управители
да приказчики всё скроют. Так прямо и говорит Мосей-то, тоже
ведь он родной наш брат, одна кровь.
— Ничего, не мытьем, так катаньем можно донять, — поддерживал Овсянников своего приятеля Чебакова. —
Ведь как расхорохорился, проклятый француз!.. Велика корысть, что завтра все вольные будем: тот же Лука Назарыч возьмет
да со службы и прогонит… Кому воля, а кому и хуже неволи придется.
— Ну, что же ты ничего не скажешь? — заговорил с ним Мухин. — Ты понимаешь
ведь, что случилось,
да? Ты рад?
— У меня в позапрошлом году медведь мою кобылу хватал, — рассказывал Морок с самодовольным видом. — Только и хитра скотинка, эта кобыла самая… Он, медведь, как ее облапит, а она в чащу,
да к озеру,
да в воду, — ей-богу!.. Отстал
ведь медведь-то, потому удивила его кобыла своею догадкой.
— То-то вот, старички… А оно, этово-тово, нужно тебе хлеб, сейчас ступай на базар и купляй.
Ведь барин-то теперь шабаш, чтобы, этово-тово, из магазину хлеб выдавать… Пуд муки аржаной купил, полтины и нет в кармане, а ее еще добыть надо. Другое прочее — крупы, говядину, все купляй. Шерсть купляй, бабам лен купляй, овчину купляй,
да еще бабы ситцу поганого просят… так я говорю?
— Пусть переселяется, Петр Елисеич, а мое дело — сторона… Конешно, родителев мы должны уважать завсегда,
да только старики-то нас
ведь не спрашивали, когда придумали эту самую орду. Ихнее это дело, Петр Елисеич, а я попрежнему…
— Што ты, матушка!.. Страшно… сидим в потемках
да горюем.
Ведь мазаные-то ворота всем бабам проходу не дают, а не одной Аграфене…
—
Ведь все правда,
да? — спрашивал Петр Елисеич, размахивая черновой.
— А
ведь ты верно говоришь, — согласился обескураженный Петр Елисеич. — Как это мне самому-то в голову не пришло? А впрочем, пусть их думают, что хотят… Я сказал только то, что должен был сказать. Всю жизнь я молчал, Самойло Евтихыч, а тут прорвало… Ну,
да теперь уж нечего толковать: дело сделано. И я не жалею.
— Мы люди необразованные, — говорил он упавшим голосом, — учились на медные гроши… С нас и взыскивать нечего. Пусть другие лучше сделают… Это
ведь на бумаге легко разводы разводить.
Да…
— Чтой-то, Татьяна Ивановна, вы так себя на работе убиваете?..
Ведь краше в гроб кладут.
Да… А работы не переделаешь…
Да.
— Ну, и пусть сидит… Он
ведь везде эк-ту ходит
да высматривает. Вчерашний день потерял…
—
Да не пес ли? — изумилась Рачителиха. — А
ведь ты правильно сказал: быть ему в целовальниках… Теперь все обнюхал, все осмотрел, ну, и за стойку. А только как же я-то?
Другою заботой был караван, —
ведь чего будет стоить неудачный сплав, когда одной пшеницы нагружено девяносто тысяч пудов
да овса тысяч тридцать?
— Какая наша религия: какая-нибудь старуха почитает
да ладаном покурит — вот и все.
Ведь как не хотела Анфиса Егоровна переезжать в Мурмос, чуяло сердце, что помрет, а я точно ослеп и на своем поставил.
— Ну, теперь уж пешком пойдем, милые вы мои трудницы, — наговаривала Таисья. — По первоначалу-то оно будет и трудненько, а потом обойдется…
Да и то сказать, никто
ведь не гонит нас: пойдем-пойдем и отдохнем.
— Нет, я знаю, что презираете… и другие тоже.
Да и сам я себя презираю… Вот лежу и думаю, какой я скверный человек, Анна Петровна…
Ведь и я тоже понимаю.
—
Да. Но
ведь заводы не богоугодное заведение. Прежде всего принцип. Я последовательный человек. Необходимо съездить на Самосадку и в корне вырвать смуту.
По пути доктор захватил и Сидора Карпыча, которому теперь решительно негде было жить,
да и его присутствие действовало на Петра Елисеича самым успокоительным образом. Вася проводил больных до Мурмоса и привез оттуда весточку, что все благополучно. Нюрочка выслушала его с особенным вниманием и все смотрела на него, смотрела не одними глазами, а всем существом:
ведь это был свой, родной, любящий человек.
Неточные совпадения
Осип.
Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам,
да все, знаете, лучше уехать скорее:
ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Аммос Федорович.
Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете.
Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у того и у другого.
Хлестаков. А,
да! (Берет и рассматривает ассигнации.)Это хорошо.
Ведь это, говорят, новое счастье, когда новенькими бумажками.
Городничий. Ступай на улицу… или нет, постой! Ступай принеси…
Да другие-то где? неужели ты только один?
Ведь я приказывал, чтобы и Прохоров был здесь. Где Прохоров?
Анна Андреевна.
Да вам-то чего бояться?
ведь вы не служите.