Неточные совпадения
Вспышка у Мухина прошла так же быстро, как появилась. Конечно, он напрасно погорячился, но зачем Палач устраивает посмешище из сумасшедшего
человека? Пусть же он узнает, что есть
люди, которые думают иначе. Пора им всем узнать то, чего не знали до нынешнего
дня.
Знакомый
человек, хлеб-соль водили, — ну, я ему и говорю: «Сидор Карпыч, теперь ты будешь бумаги в правление носить», а он мне: «Не хочу!» Я его посадил на три
дня в темную, а он свое: «Не хочу!» Что же было мне с ним делать?
Худой, изможденный учитель Агап, в казинетовом пальтишке и дырявых сапогах, добыл из кармана кошелек с деньгами и послал Рачителя за новым полуштофом: «Пировать так пировать, а там пусть дома жена ест, как ржавчина». С этою счастливою мыслью были согласны Евгеньич и Рачитель, как
люди опытные в житейских
делах.
Около Самоварника собралась целая толпа, что его еще больше ободрило. Что же, пустой он
человек, а все-таки и пустой
человек может хорошим словом обмолвиться. Кто в самом
деле пойдет теперь в огненную работу или полезет в гору? Весь кабак загалдел, как пчелиный улей, а Самоварник орал пуще всех и даже ругал неизвестно кого.
— Вот я, Окулко, раньше всех волю получил… Уж драли-драли, тиранили-тиранили, Палач выбился из сил, а я все-таки устоял… Вот каков я есть
человек, Окулко!.. Разе ищо ошарашить стаканчик за твое здоровье? Больно уж меня избили третьева
дни… на смерть били.
Единственный
человек, который мог
разделить и горе и радость великого
дня, не мог даже ответить.
— Вон добрые
люди в орду собираются уезжать, а ты лежишь, как колода, — корила обезумевшая Мавра единственную работницу. — Хоть бы умереть… Хлеба вон осталась одна-разъединая корочка, как хошь ее
дели на троих-то.
— Уж это што и говорить, — соглашались все. — Как по другим прочиим местам добрые
люди делают, так и мы. Жалованье зададим ходокам, чтобы им не обидно было и чтобы неустойки не вышло. Тоже задарма кому охота болтаться… В аккурате надо
дело делать.
Прежде чем приступить к
делу, старички поговорили о разных посторонних предметах, как и следует серьезным
людям; не прямо же броситься на
человека и хватать его за горло.
— Собаке собачья и смерть!.. Женатый
человек да на этакое
дело пошел… тьфу!.. Чужой головы не пожалел — свою подставляй… А ты, беспутная, его же еще и жалеешь, погубителя-то твоего?
— А ежели, напримерно, у меня свое
дело?.. Никого я не боюсь и весь ваш Кержацкий конец разнесу… Вот я каков есть
человек!
— Знаем, какое у тебя
дело, родимый мой… Совсем хорошее твое
дело, Макарушко, ежели на всю улицу похваляешься. Про худые-то
дела добрые
люди молчат, а ты вон как пасть разинул… А где у тебя шапка-то?
Нюрочке делалось совестно за свое любопытство, и она скрывалась, хотя ее так и тянуло в кухню, к живым
людям. Петр Елисеич половину
дня проводил на фабрике, и Нюрочка ужасно скучала в это время, потому что оставалась в доме одна, с глазу на глаз все с тою же Катрей. Сидор Карпыч окончательно переселился в сарайную, а его комнату временно занимала Катря. Веселая хохлушка тоже заметно изменилась, и Нюрочка несколько раз заставала ее в слезах.
Груздев приехал перед масленицей и остановился в господском доме. Петр Елисеич обрадовался ему, как дорогому гостю, потому что мог с ним отвести душу. Он вытащил черновые посланного проекта и торопливо принялся объяснять суть
дела, приводя выдержки из посланной рукописи. Груздев слушал его со вниманием заинтересованного
человека.
А между тем выходит такая штука: сто пятьдесят дроворубов при двухстах лошадях останутся без
дела, да около шестидесяти
человек поденщиц-дровосушек.
— Это ты верно… — рассеянно соглашался Груздев. — Делами-то своими я уж очень раскидался: и кабаки, и лавки с красным товаром, и караван, и торговля хлебом. Одних приказчиков да целовальников больше двадцати
человек, а за каждым нужен глаз… Наше
дело тоже аховое: не кормя, не поя, ворога не наживешь.
— Ах, какое
дело!.. — повторял время от времени сам Груздев. — Разве так можно с
людьми поступать?.. Вот у меня сколько на службе приказчиков… Ежели
человек смышленый и не вороватый, так я им дорожу. Берегу его, а не то чтобы, например, в шею.
Но что значит он, прогнанный со службы управитель, когда
дело идет, быть может, о тысячах
людей?
До Петрова
дня оставались еще целые сутки, а на росстани народ уже набирался. Это были все дальние богомольцы, из глухих раскольничьих углов и дальних мест. К о. Спиридонию шли благочестивые
люди даже из Екатеринбурга и Златоуста, шли целыми неделями. Ключевляне и самосадчане приходили последними, потому что не боялись опоздать. Это было на руку матери Енафе: она побаивалась за свою Аглаиду… Не вышло бы чего от ключевлян, когда узнают ее. Пока мать Енафа мало с кем говорила, хотя ее и знали почти все.
После Ильина
дня добрые
люди считают уже осень.
— А вот и пойдет… Заводская косточка, не утерпит: только помани. А что касаемо обиды, так опять свои
люди и счеты свои… Еще в силе
человек, без
дела сидеть обидно, а главное — свое ведь кровное заводское-то
дело! Пошлют кого другого — хуже будет… Сам поеду к Петру Елисеичу и буду слезно просить. А уж я-то за ним — как таракан за печкой.
— Ломаный я
человек, родитель, — отвечал Артем без запинки. — Ты думаешь, мне это приятно без
дела слоняться? Может, я в другой раз и жисти своей не рад… Поработаю — спина отымается, руки заболят, ноги точно чужие сделаются. Завидно на других глядеть, как добрые
люди над работой убиваются.
Собственно громадные убытки от «убившего каравана» не могли здесь идти в счет: они подорвали груздевские
дела очень серьезно, но за ним оставалась еще репутация деятельного, оборотистого
человека, известное доверие и, наконец, кредит.
Адам «начертан» богом пятого марта в шестом часу
дня; без души он пролетал тридцать лет, без Евы жил тридцать
дней, а в раю всего был от шестого часу до девятого; сатана зародился на море Тивериадском, в девятом валу, а на небе он был не более получаса; болезни в
человеке оттого, что диавол «истыкал тело Адама» в то время, когда господь уходил на небо за душой, и т. д., и т. д.
— Ох, грешный я
человек! — каялась она вслух в порыве своего восторженного настроения. — Недостойная раба… Все равно, как собака, которая сорвалась с цепи: сама бежит, а цепь за ней волочится, так и мое
дело. Страшно, голубушка, и подумать-то, што там будет, на том свете.
Общее впечатление главный управляющий произвел на своих будущих сослуживцев неблагоприятное. Не успел
человек приехать и сейчас к
делам бросился. «Погоди, брат, упыхаешься, а новая метла только сначала чисто метет». Наружность тоже не понравилась, особенно правый глаз… Старик бухгалтер, когда начальство ушло, заявил, что «в царствии святых несть рыжих, а косых, а кривых и подавно».
— Да, да, понимаю… У нас везде так: нет
людей, а деловые
люди не у
дел. Важен дух, душа, а остальное само собой.
Это была еще первая тяжелая разлука в жизни Нюрочки. До этого времени для нее
люди приблизительно были одинаковы, а все привязанности сосредоточивались дома. Чтобы отдалить прощание с Парасковьей Ивановной, Нюрочка упросила отца отложить переезд хоть на один
день.
— Ничего я не знаю, Дунюшка… Не моего это ума
дело. Про солдата не поручусь — темный
человек, — а Макар не из таковских, чтобы душу загубить.
Старик, конечно, кое-что слышал стороной, но относился к разговорам совершенно безучастно, точно
дело шло о чужих
людях.
Человек, наводивший трепет на тысячи
людей, ездит специально для нее из Мурмоса через каждые три
дня.
Какой он смешной, и притом это совсем другой
человек, а не тот главный управляющий Голиковский, о котором Нюрочка слышала раньше так много дурного, наконец, не тот Голиковский, который ездил к ним через три
дня.
— Все это сентиментальности, Петр Елисеич! — смеялся Голиковский. — В доброе старое время так и делали: то шкуру с
человека спустят, то по головке погладят. А нужно смотреть на
дело трезво, и прежде всего принцип.
— Я очень уважаю вас, Лука Назарыч, но не люблю, когда
люди суются в чужие
дела.
— Не было бы, родимый мой… Все равно, как пустой дам: стоит и сам валится. Пока живут — держится, а запустел — и конец. Ежели здорового
человека, напримерно, положить в лазарет, так он беспременно помрет… Так и это
дело.
— Да уж такое… Все науки произошел, а тут и догадаться не можешь?.. Приехал ты к нам, Иван Петрович, незнаемо откуда и, может, совсем хороший
человек, — тебе же лучше. А вот напрасно разговорами-то своими девушку смущаешь. Девичье
дело, как невитое сено… Ты вот поговоришь-поговоришь, сел в повозку, да и был таков, поминай как звали, а нам-то здесь век вековать. Незавидно живем, а не плачем, пока бог грехам терпит…