Неточные совпадения
Устюжаниновы повели заводское
дело сильною рукой, а так как на Урале
в то время рабочих рук было мало,
то они охотно принимали беглых раскольников и просто бродяг, тянувших на Урал из далекой помещичьей «Расеи».
— Кто рано встает,
тому бог подает, Иван Семеныч, — отшучивался Груздев, укладывая спавшего на руках мальчика на полу
в уголку, где кучер разложил дорожные подушки. — Можно один-то
день и не поспать: не много таких
дней насчитаешь. А я, между прочим, Домнушке наказал самоварчик наставить… Вот оно сон-то как рукой и снимет. А это кто там спит? А, конторская крыса Овсянников… Чего-то с дороги поясницу разломило, Иван Семеныч!
Положение Татьяны
в семье было очень тяжелое. Это было всем хорошо известно, но каждый смотрел на это, как на что-то неизбежное. Макар пьянствовал, Макар походя бил жену, Макар вообще безобразничал, но где
дело касалось жены — вся семья молчала и делала вид, что ничего не видит и не слышит. Особенно фальшивили
в этом случае старики, подставлявшие несчастную бабу под обух своими руками. Когда соседки начинали приставать к Палагее, она подбирала строго губы и всегда отвечала одно и
то же...
Петр Елисеич был другого мнения, которое старался высказать по возможности
в самой мягкой форме.
В Западной Европе даровой крепостной труд давно уже не существует, а между
тем заводское
дело процветает благодаря машинам и улучшениям
в производстве. Конечно, сразу нельзя обставить заводы, но постепенно все устроится. Даже будет выгоднее и для заводов эта новая система хозяйства.
Прошел и успеньев
день. Заводские служащие, отдыхавшие летом, заняли свои места
в конторе, как всегда, — им было увеличено жалованье, как мастерам и лесообъездчикам. За контору никто и не опасался, потому что служащим, поколениями выраставшим при заводском
деле и не знавшим ничего другого, некуда было и деваться, кроме своей конторы. Вся разница теперь была
в том, что они были вольные и никакой Лука Назарыч не мог послать их
в «гору». Все смотрели на фабрику, что скажет фабрика.
Аграфену оставили
в светелке одну, а Таисья спустилась с хозяйкой вниз и уже там
в коротких словах обсказала свое
дело. Анфиса Егоровна только покачивала
в такт головой и жалостливо приговаривала: «Ах, какой грех случился… И девка-то какая, а вот попутал враг. То-то лицо знакомое: с первого раза узнала. Да такой другой красавицы и с огнем не сыщешь по всем заводам…» Когда речь дошла до ожидаемого старца Кирилла, который должен был увезти Аграфену
в скиты, Анфиса Егоровна только всплеснула руками.
За
день лошадь совсем отдохнула, и сани бойко полетели обратно, к могилке о. Спиридона, а от нее свернули на дорогу к Талому. Небо обложили низкие зимние облака, и опять начал падать мягкий снежок… Это было на руку беглецам. Скоро показался и Талый,
то есть свежие пеньки, кучи куренных дров-долготья, и где-то
в чаще мелькнул огонек. Старец Кирилл молча добыл откуда-то мужицкую ушастую шапку и велел Аграфене надеть ее.
Нюрочке делалось совестно за свое любопытство, и она скрывалась, хотя ее так и тянуло
в кухню, к живым людям. Петр Елисеич половину
дня проводил на фабрике, и Нюрочка ужасно скучала
в это время, потому что оставалась
в доме одна, с глазу на глаз все с
тою же Катрей. Сидор Карпыч окончательно переселился
в сарайную, а его комнату временно занимала Катря. Веселая хохлушка тоже заметно изменилась, и Нюрочка несколько раз заставала ее
в слезах.
За этим
делом Петр Елисеич совсем забыл окружающих и даже о
том, что
в последнее время отравляло ему жизнь.
Оставался Груздев, с которым Петра Елисеича связывало землячество, но и
тот показывался
в Ключевском заводе редко и вечно торопился по своим бесконечным
делам.
— А ведь ты верно говоришь, — согласился обескураженный Петр Елисеич. — Как это мне самому-то
в голову не пришло? А впрочем, пусть их думают, что хотят… Я сказал только
то, что должен был сказать. Всю жизнь я молчал, Самойло Евтихыч, а тут прорвало… Ну, да теперь уж нечего толковать:
дело сделано. И я не жалею.
— А кто его любит? Самое поганое
дело… Целовальники, и
те все разбежались бы, если бы ихняя воля. А только
дело верное, поэтому за него и держимся… Ты думаешь, я много на караване заводском наживу? Иной год и из кармана уплывет, а кабаками и раскроюсь. Ежели бог пошлет счастки
в Мурмосе, тогда и кабаки побоку… Тоже выходит причина, чтобы не оставаться на Самосадке. Куда ни кинь, везде выходит, что уезжать.
В господский дом для увещания
в тот же
день были вызваны оба ходока и волостные старички. С небольшими изменениями повторилась приблизительно
та же сцена, как и тогда, когда ходоков приводили «судиться к приказчику». Каждый повторял свое и каждый стоял на своем. Особенно
в этом случае выдвинулся упрямый Тит Горбатый.
В это время обыкновенно
в Туляцком конце «играли свадьбы», а нынче только Чеботаревы выдали одну дочь, да и
то все
дело свертели на скорую руку, так что свадьба походила на пожар.
День сегодня тянулся без конца, и Кузьмич точно забыл свой свисток. Аннушка уже несколько раз приставала к Наташке, чтобы
та сбегала
в паровой корпус и попросила Кузьмича отдать свисток.
— Ах, какое
дело!.. — повторял время от времени сам Груздев. — Разве так можно с людьми поступать?.. Вот у меня сколько на службе приказчиков… Ежели человек смышленый и не вороватый, так я им дорожу. Берегу его, а не
то чтобы, например,
в шею.
— Што хорошо,
то хорошо, — заметил Артем, пряча деньги
в особый сундучок, который привез с собой из службы. — Денежка первое
дело.
— Вот и с старушкой кстати прощусь, — говорил за чаем Груздев с грустью
в голосе. — Корень была, а не женщина… Когда я еще босиком бегал по пристани, так она частенько началила меня…
То за вихры поймает,
то подзатыльника хорошего даст. Ох, жизнь наша, Петр Елисеич… Сколько ни живи, а все помирать придется. Говори мне спасибо, Петр Елисеич, что я тогда тебя помирил с матерью. Помнишь? Ежели и помрет старушка, все же одним грехом у тебя меньше. Мать — первое
дело…
Так прошла вся ночь. Таисья
то и
дело уходила справляться
в избу Егора, как здоровье бабушки Василисы. Петр Елисеич дремал
в кресле у себя
в кабинете. Под самое утро Таисья тихонько разбудила его.
Про черный
день у Петра Елисеича было накоплено тысяч двенадцать, но они давали ему очень немного. Он не умел купить выгодных бумаг, а чтобы продать свои бумаги и купить новые — пришлось бы потерять очень много на комиссионных расходах и на разнице курса. Предложение Груздева пришлось ему по душе. Он доверялся ему вполне. Если что его и смущало, так это груздевские кабаки. Но ведь можно уговориться, чтобы он его деньги пустил
в оборот по другим операциям, как
та же хлебная торговля.
В скитах ждали возвращения матери Енафы с большим нетерпением. Из-под горы Нудихи приплелась даже старая схимница Пульхерия и сидела
в избе матери Енафы уже второй
день. Федосья и Акулина
то приходили,
то уходили, сгорая от нетерпения. Скитские подъехали около полуден. Первой вошла Енафа, за ней остальные, а последним вошел Мосей, тащивший
в обеих руках разные гостинцы с Самосадки.
Вася был отправлен сейчас же к матери
в Мурмос, а Груздев занялся караваном с своею обычною энергией. Во время сплава он иногда целую неделю «ходил с
теми же глазами»,
то есть совсем не спал, а теперь ему приходилось наверстывать пропущенное время. Нужно было повернуть
дело дня в два. Нанятые для сплава рабочие роптали, ссылаясь на отваливший заводский караван. Задержка у Груздева вышла
в одной коломенке, которую при спуске на воду «избочило», — надо было ее поправлять, чтобы получилась правильная осадка.
В самый
день похорон, — хоронили покойницу ночью, чтобы не производить соблазна, — прискакал с Самосадки нарочный с известием, что груздевский караван разбился. Это грозило полным разорением, а между
тем Груздев отнесся к этому несчастию совершенно спокойно, точно
дело шло о десятке рублей.
— И не обернуть бы, кабы не померла матушка Палагея. Тошнехонько стало ему
в орде, родителю-то, — ну, бабы и зачали его сомущать да разговаривать. Агафью-то он любит, а Агафья ему: «Батюшко, вот скоро женить Пашку надо будет, а какие здесь
в орде невесты?.. Народ какой-то морный, обличьем
в татар, а
то ли
дело наши девки на Ключевском?» Побил, слышь, ее за эти слова раза два, а потом, после святой, вдруг и склался.
С этого разговора песни Наташки полились каждый вечер, а
днем она
то и
дело попадала Груздеву на глаза. Встретится, глаза опустит и даже покраснеет. Сейчас видно, что очестливая девка, не халда какая-нибудь. Раз вечерком Груздев сказал Артему, чтобы он позвал Наташку к нему
в балаган: надо же ее хоть чаем напоить, а
то что девка задарма горло дерет?
Адам «начертан» богом пятого марта
в шестом часу
дня; без души он пролетал тридцать лет, без Евы жил тридцать
дней, а
в раю всего был от шестого часу до девятого; сатана зародился на море Тивериадском,
в девятом валу, а на небе он был не более получаса; болезни
в человеке оттого, что диавол «истыкал тело Адама»
в то время, когда господь уходил на небо за душой, и т. д., и т. д.
— Ох, грешный я человек! — каялась она вслух
в порыве своего восторженного настроения. — Недостойная раба… Все равно, как собака, которая сорвалась с цепи: сама бежит, а цепь за ней волочится, так и мое
дело. Страшно, голубушка, и подумать-то, што там будет, на
том свете.
— Прости ты ее, матушка, — молила Таисья, кланяясь Енафе
в пояс. — Не от ума вышло это самое
дело… Да и канун надо начинать, а
то анбашские, гляди, кончат.
Крестился инок Кирилл на озере
в самый
день крещения, прямо
в проруби. Едва не замерз
в ледяной воде. Сестру Авгарь окрестил он раннею весной
в том же озере, когда еще оставались забереги и лед рассыпался сосульками.
Эта жадность возмутила Мосея до глубины души, и он с удовольствием порешил бы и солдата вместе с вероотступником Кириллом. Два сапога — пара… И Макар тоже хорош: этакое
дело сделали, а он за бабенкой увязался! Непременно и ее убить надо, а
то еще объявит после. Все эти мысли пронеслись
в голове Мосея с быстротой молнии, точно там бушевала такая же метель, как и на Чистом болоте.
Беседа затянулась на несколько часов, причем Голиковский засыпал нового друга вопросами. Петра Елисеича неприятно удивило
то, что новый управляющий главное внимание обращал больше всего на формальную сторону
дела,
в частности — на канцелярские тонкости. Мимоходом он дал понять, что это уже не первый случай, когда ему приходится отваживаться с обессиленным заводом, как доктору с больным.
— А мы его
в волости отдерем, ежели што… Не моги перечить родителю, и конец
тому делу.
Желание отца было приведено
в исполнение
в тот же
день. Нюрочка потащила
в сарайную целый ворох книг и торжественно приготовилась к своей обязанности чтицы. Она читала вслух недурно, и, кроме Васи, ее внимательно слушали Таисья и Сидор Карпыч. Выбор статей был самый разнообразный, но Васе больше всего нравились повести и романы из русской жизни.
В каждой героине он видел Нюрочку и
в каждом герое себя, а пока только не спускал глаз с своей сиделки.
Когда Тит уж не мог больше притворяться,
то обещал отдуть Пашку черемуховою палкой, что нисколько не удовлетворило Никитича. Старики долго перекорялись и спорили, а потом отправились решать свое
дело в кабак к Рачителихе. У стойки сидел старый Коваль, такой грустный и невеселый.
— Все это сентиментальности, Петр Елисеич! — смеялся Голиковский. —
В доброе старое время так и делали:
то шкуру с человека спустят,
то по головке погладят. А нужно смотреть на
дело трезво, и прежде всего принцип.
Петр Елисеич отмалчивался, что еще больше раздражало Голиковского. Старик исправник тоже молча курил сигару; это был администратор нового типа, который понимал, что самое лучшее положение
дел в уезде
то, когда нет никаких
дел. Создавать такие бунты просто невыгодно:
в случае чего, он же и останется
в ответе, а пусть Голиковский сам расхлебывает кашу, благо получает ровно
в пять раз больше жалованья.
— Других? Нет, уж извините, Леонид Федорыч, других таких-то вы
днем с огнем не сыщете… Помилуйте, взять хоть
тех же ключевлян! Ах, Леонид Федорович, напрасно-с… даже весьма напрасно: ведь это полное разорение. Сила уходит, капитал, которого и не нажить… Послушайте меня, старика, опомнитесь. Ведь это похуже крепостного права, ежели уж никакого житья не стало… По душе надо сделать… Мы наказывали, мы и жалели при случае. Тоже
в каждом своя совесть есть…
Конечно,
дело тут было не
в ноге, а
в том влиянии, которое произвела на него Нюрочка.