Неточные совпадения
Оставив с Нюрочкой горничную Катрю, Петр Елисеич вернулся к гостям. Радостный день был для него испорчен этим эпизодом: в
душе поднялись старые воспоминания. Иван Семеныч старался не смотреть
на него.
— Ах ты, святая
душа на костылях!.. Да ежели, напримерно, я загулял? Теперь я прямо к Василисе Корниловне, потому хочу уважить сродственницу…
— Эй ты, святая
душа на костылях! — кричал снизу Вася, окруженный целою толпой пристанских ребятишек.
И нынче все
на покосе Тита было по-старому, но работа как-то не спорилась: и встают рано и выходят
на работу раньше других, а работа не та, — опытный стариковский глаз Тита видел это, и
душа его болела.
Самосадские и ключевские раскольники хорошо знали дорогу в Таисьину избу, хотя в шутку и называли хозяйку «святою
душой на костылях».
— Вот как ноне честные-то девушки поживают! — орала
на всю улицу Марька, счастливая позором своего бывшего любовника. — Вся только слава
на нас, а отецкие-то дочери потихоньку обгуливаются… Эй ты, святая
душа, куда побежала?
В это же время контора отказала всем в выдаче дарового хлеба из заводских магазинов, как это делалось раньше, когда шел хлебный провиант
на каждую крепостную
душу.
Это был лучший метод, действовавший
на детскую
душу неотразимо.
Долго стоял Коваль
на мосту, провожая глазами уходивший обоз. Ему было обидно, что сват Тит уехал и ни разу не обернулся назад. Вот тебе и сват!.. Но Титу было не до вероломного свата, — старик не мог отвязаться от мысли о дураке Терешке, который все дело испортил. И откуда он взялся, подумаешь: точно из земли вырос… Идет впереди обоза без шапки, как ходил перед покойниками. В
душе Тита этот пустой случай вызвал первую тень сомнения: уж ладно ли они выехали?
— Хорошо, хорошо… Мы это еще увидим. А что за себя каждый — это ты верно сказал. Вот у Никона Авдеича (старик ткнул
на Палача) ни одной
души не ушло, а ты ползавода распустил.
Она любила думать о себе, как о мертвой: лежит она, раба божия Татьяна, в сосновом гробу, скрестив
на груди отработавшие руки, тихо и Мирно лежит, и один бог видит ее материнскую
душу.
Ненависть Морока объяснялась тем обстоятельством, что он подозревал Самоварника в шашнях с Феклистой, работавшей
на фабрике. Это была совсем некрасивая и такая худенькая девушка, у которой
душа едва держалась в теле, но она как-то пришлась по сердцу Мороку, и он следил за ней издали. С этою Феклистой он не сказал никогда ни одного слова и даже старался не встречаться с ней, но за нее он чуть не
задушил солдатку Аннушку только потому, что не терял надежды
задушить ее в свое время.
Про черный день у Петра Елисеича было накоплено тысяч двенадцать, но они давали ему очень немного. Он не умел купить выгодных бумаг, а чтобы продать свои бумаги и купить новые — пришлось бы потерять очень много
на комиссионных расходах и
на разнице курса. Предложение Груздева пришлось ему по
душе. Он доверялся ему вполне. Если что его и смущало, так это груздевские кабаки. Но ведь можно уговориться, чтобы он его деньги пустил в оборот по другим операциям, как та же хлебная торговля.
Всем, кажется, удоволили мать Енафу
на Самосадке: и холста подарили, и меду кадушку, и деньгами
на помин
души да
на неугасимую.
Эти разговоры глубоко запали в
душу Артема, и он осторожно расспрашивал Мосея про разные скиты. Так незаметно в разговорах и время прошло. Шестьдесят верст прошли без малого в сутки: утром рано вышли с Самосадки, шли целый день, а
на другое утро были уже под Горюном. По реке нужно было проплыть верст двести.
— Это под Горюном проклятый солдат ему подвел девку, — объясняла Парасковья Ивановна, знавшая решительно все, не выходя из комнаты. — Выискался пес… А еще как тосковал-то Самойло Евтихыч, вчуже жаль, а тут вон
на какое художество повернул. Верь им, мужчинам, после этого. С Анфисой-то Егоровной
душа в
душу всю жизнь прожил, а тут сразу обернул
на другое… Все мужики-то, видно,
на одну колодку. Я вот про своего Ефима Андреича так же думаю: помри я, и…
— Ох, горе
душам нашим! — повторяла сокрушенно Таисья. — Все-то мы в потемках ходим, как слепцы… Все-то нам мало, всё о земном хлопочем, а с собой ничего не возьмем: все останется
на земле, кроме душеньки.
Адам «начертан» богом пятого марта в шестом часу дня; без
души он пролетал тридцать лет, без Евы жил тридцать дней, а в раю всего был от шестого часу до девятого; сатана зародился
на море Тивериадском, в девятом валу, а
на небе он был не более получаса; болезни в человеке оттого, что диавол «истыкал тело Адама» в то время, когда господь уходил
на небо за
душой, и т. д., и т. д.
Нюрочка бросилась Парасковье Ивановне
на шею и целовала ее со слезами
на глазах. Один Ефим Андреич был недоволен, когда узнал о готовившейся экспедиции. Ему еще не случалось оставаться одному. А вдруг что-нибудь случится с Парасковьей Ивановной? И все это придумала проклятая Таисья, чтобы ей ни дна ни покрышки… У ней там свои дела с скитскими старцами и старицами, а зачем Парасковью Ивановну с Нюрочкой волокет за собой? Ох, неладно удумала святая
душа на костылях!
— И скажу, все скажу… Зачем ты меня в скиты отправляла, матушка Таисья? Тогда у меня один был грех, а здесь я их, может, нажила сотни… Все тут обманом живем. Это хорошо, по-твоему? Вот и сейчас добрые люди со всех сторон
на Крестовые острова собрались
души спасти, а мы перед ними как представленные… Вон Капитолина с вечера
на все голоса голосит, штоб меня острамить. Соблазн один…
— Отметаются все твои старые грехи, Конон, — сказал Гермоген, кладя руку
на голову новообращенного. — Взыщутся старые грехи
на иноке Кирилле, а раб божий Конон светлеет
душой перед господом.
Твои грехи остались
на рабе божией Аграфене, а раба божия Авгарь тоже светлеет
душой, как и раб божий Конон.
—
На том свете не будет ни родителей, ни детей, — объяснял Конон. — Глеб тебе такой же духовный брат, как и я… Не мы с тобой дали ему
душу.
Уедет Гурий и кантует где-нибудь
на стороне, а Енафа в скиту его грехи замаливает да свою
душу спасает.
— Успокой ты мою
душу, скажи… — молила она, ползая за ним по избушке
на коленях. — Ведь я каждую ночь слышу, как ребеночек плачет… Я это сначала
на отца Гурия думала, а потом уж догадалась. Кононушко, братец, скажи только одно слово: ты его убил? Ах, нет, и не говори лучше, все равно не поверю… ни одному твоему слову не поверю, потому что вынял ты из меня
душу.
Это слово точно придавило Макара, и он бессильно опустился
на лавку около стола. Да, он теперь только разглядел спавшего
на лавке маленького духовного брата, — ребенок спал, укрытый заячьей шубкой. У Макара заходили в глазах красные круги, точно его ударили обухом по голове. Авгарь, воспользовавшись этим моментом, выскользнула из избы, но Макар даже не пошевелился
на лавке и смотрел
на спавшего ребенка, один вид которого повернул всю его
душу.
Один момент — и детская
душа улетела бы из маленького тельца, как легкий вздох, но в эту самую минуту за избушкой раздался отчаянный, нечеловеческий крик. Макар бросился из избушки, как был без шапки. Саженях в двадцати от избушки, в мелкой березовой поросли копошились в снегу три человеческих фигуры. Подбежав к ним, Макар увидел, как солдат Артем одною рукой старался оттащить голосившую Аграфену с лежавшего ничком в снегу Кирилла, а другою рукой ощупывал убитого, отыскивая что-то еще
на теплом трупе.
— Порешили! — спокойно ответил Мосей, стараясь затоптать капли крови
на снегу. — Волка убили, Макар. Сорок грехов с
души сняли.
Эта жадность возмутила Мосея до глубины
души, и он с удовольствием порешил бы и солдата вместе с вероотступником Кириллом. Два сапога — пара… И Макар тоже хорош: этакое дело сделали, а он за бабенкой увязался! Непременно и ее убить надо, а то еще объявит после. Все эти мысли пронеслись в голове Мосея с быстротой молнии, точно там бушевала такая же метель, как и
на Чистом болоте.
— Груня, Грунюшка, опомнись… — шептал Макар, стоя перед ней. — Ворога твоего мы порешили… Иди и объяви начальству, што это я сделал: уйду в каторгу… Легче мне будет!.. Ведь три года я муку-мученическую принимал из-за тебя…
душу ты из меня выняла, Груня. А что касаемо Кирилла, так слухи о нем пали до меня давно, и я еще по весне с Гермогеном тогда
на могилку к отцу Спиридонию выезжал, чтобы его достигнуть.
Нюрочка чуть не расхохоталась, но Вася сдвинул брови и показал глазами
на Таисью. Пусть ее спит, святая
душа на костылях. Нюрочка почувствовала, что Вася именно так и подумал, как называл Таисью развеселившийся Самойло Евтихыч. Ей теперь ужасно захотелось рассказать про Голиковского, какой это смешной человек, но Таисья пошевелилась, и Нюрочка вспорхнула, как птичка.
Эти разговоры о поездке Нюрочки отзывались в
душе Васи режущею болью, и
на время эта чудная девушка точно умирала для него.
— А вот по этому самому… Мы люди простые и живем попросту. Нюрочку я считаю вроде как за родную дочь, и жить она у нас же останется, потому что и деться-то ей некуда. Ученая она, а тоже простая… Девушка уж
на возрасте, и пора ей свою судьбу устроить. Ведь правильно я говорю? Есть у нас
на примете для нее и подходящий человек… Простой он, невелико за ним ученье-то, а только, главное,
душа в ём добрая и хороших родителей притом.