Неточные совпадения
—
А больно хороша река,
вот и глядел… ах, хороша!.. Другой такой, пожалуй, и не найти… Сердце радуется.
— Да што с ним разговаривать-то! — лениво заметил мельник Ермилыч, позевывая. — Вели его в темную, Флегонт Василич,
а завтра разберешь…
Вот мы с отцом Макаром о чае соскучились. Мало ли бродяжек шляющих по нашим местам…
— И писарь богатимый… Не разберешь, кто кого богаче. Не житье им здесь,
а масленица… Мужики богатые,
а земля — шуба шубой. Этого и званья нет, штобы навоз вывозить на пашню: земля-матушка сама родит.
Вот какие места здесь… Крестьяны государственные, наделы у них большие, — одним елевом, пшеничники. Рожь сеют только на продажу… Да тебе-то какая печаль?
Вот привязался человек!
— Ну, это пустяки! Я ему покажу… Ступай теперь в волость,
а я приду, только
вот чаю напьюсь.
—
Вот так фунт! — ахнул Харитон Артемьич, не вполне доверяя словам странного человека. — Слыхивал я про твои чудеса, Михей Зотыч,
а все-таки оно тово…
— Один сын — не сын, два сына — полсына,
а три сына — сын… Так старинные люди сказывали, Харитон Артемьич. Зато
вот у тебя три дочери.
—
Вот это ты напрасно, Харитон Артемьич. Все такой припас, што хуже пороху. Грешным делом, огонек пыхнет, так костер костром, — к слову говорю,
а не беду накликаю.
— Да стыдно мне, Михей Зотыч, и говорить-то о нем: всему роду-племени покор. Ты
вот только помянул про него,
а мне хуже ножа… У нас Анна-то и за дочь не считается и хуже чужой.
— Одна мебель чего мне стоила, — хвастался старик, хлопая рукой по дивану. —
Вот за эту орехову плачено триста рубликов… Кругленькую копеечку стоило обзаведенье,
а нельзя супротив других ниже себя оказать. У нас в Заполье по-богатому все дома налажены, так оно и совестно свиньей быть.
«
Вот гостя господь послал: знакомому черту подарить, так назад отдаст, — подумал хозяин, ошеломленный таким неожиданным ответом. —
Вот тебе и сват. Ни с которого краю к нему не подойдешь. То ли бы дело выпили, разговорились, — оно все само бы и наладилось,
а теперь разводи бобы всухую. Ну, и сват, как кривое полено: не уложишь ни в какую поленницу».
— У нас между первой и второй не дышат, — объяснил он. — Это по-сибирски выходит. У нас все в Заполье не дураки выпить. Лишнее в другой раз переложим,
а в компании нельзя.
Вот я и стар,
а компании не порчу… Все бросить собираюсь.
—
Вот што, милая, — обратился гость к стряпке, — принеси-ка ты мне ломтик ржаного хлебца черствого да соли крупной, штобы с хрустом… У вас, Анфуса Гавриловна, соль на дворянскую руку: мелкая,
а я привык по-крестьянски солить.
—
Вот это я люблю! — поддержал его хозяин. — Я сам, брат, не люблю все эти трень-брень,
а все бабы моду придумывают. Нет лучше закуски, как ржаная корочка с сольцой да еще с огурчиком.
— Стрела,
а не девка! — еще больше некстати похвалил ее захмелевший домовладыка. —
Вот посмотри, Михей Зотыч, она и мне ложку деревянную приволокет: знает мой карахтер. Еще не успеешь подумать,
а она уж сделала.
А теперь
вот этих трех надо замуж выдать.
— Хороши твои девушки, хороши красные… Которую и брать, не знаю,
а начинают с краю. Серафима Харитоновна, видно, богоданной дочкой будет… Галактиона-то моего видела? Любимый сын мне будет, хоша мы не ладим с ним… Ну,
вот и быть за ним Серафиме. По рукам, сватья…
— Ладно и здесь, Михей Зотыч. Как-то обжился,
а там пусто, наверху-то.
Вот, когда гости наберутся, так наверх зову.
— Другие и пусть живут по-другому,
а нам и так ладно. Кому надо, так и моих маленьких горниц не обегают. Нет, ничего, хорошие люди не брезгуют… Много у нас в Заполье этих других-то развелось. Модники… Смотреть-то на них тошно, Михей Зотыч.
А все через баб… Испотачили бабешек,
вот и мутят: подавай им все по-модному.
— Есть и такой грех. Не пожалуемся на дела, нечего бога гневить. Взысканы через число… Только опять и то сказать, купца к купцу тоже не применишь. Старинного-то, кондового купечества немного осталось,
а развелся теперь разный мусор. Взять
вот хоть этих степняков, — все они с бору да с сосенки набрались. Один приказчиком был, хозяина обворовал и на воровские деньги в люди вышел.
— Ох, пью, миленький… И грешно,
а пью. Великий соблазн,
а пью… По нашей-то вере это даже
вот как нехорошо.
— Да ты не бойся, Устюша, — уговаривал он дичившуюся маленькую хозяйку. — Михей Зотыч,
вот и моя хозяйка. Прошу любить да жаловать…
Вот ты не дождался нас,
а то мы бы как раз твоему Галактиону в самую пору. Любишь чужого дедушку, Устюша?
—
Вот ращу дочь,
а у самого кошки на душе скребут, — заметил Тарас Семеныч, провожая глазами убегавшую девочку. — Сам-то стар становлюсь,
а с кем она жить-то будет?..
Вот нынче какой народ пошел: козырь на козыре. Конечно, капитал будет,
а только деньгами зятя не купишь, и через золото большие слезы льются.
—
А то как же… И невесту уж высмотрел. Хорошая невеста,
а женихов не было. Ну,
вот я и пришел… На вашей Ключевой женюсь.
—
А уж это как бог приведет…
Вот еще как мои-то помощники. Емельян-то, значит, большак, из воли не выходит,
а на Галактиона как будто и не надеюсь. Мудреный он у меня.
— Ведь
вот вы все такие, — карал он гостя. — Послушать, так все у вас как по-писаному, как следует быть… Ведь
вот сидим вместе, пьем чай, разговариваем,
а не съели друг друга. И дела раньше делали… Чего же Емельяну поперек дороги вставать? Православной-то уж ходу никуда нет… Ежели уж такое дело случилось, так надо по человечеству рассудить.
Хозяин только развел руками.
Вот тут и толкуй с упрямым старичонкой. Не угодно ли дожидаться, когда он умрет,
а Емельяну уж под сорок. Скоро седой волос прошибет.
Емельян, по обыкновению, молчал, точно его кто на ключ запер. Ему было все равно: Суслон так Суслон,
а хорошо и на устье.
Вот Галактион другое, — у того что-то было на уме, хотя старик и не выпытывал прежде времени.
— Пароходную пристань
вот тут,
а повыше буян для склада всяких товаров…
Вот что!
—
А для кого я хлопотал-то, дерево ты стоеросовое?.. Ты что должен сделать, идол каменный? В ноги мне должен кланяться, потому как я тебе судьбу устраиваю. Ты
вот считаешь себя умником,
а для меня ты вроде дурака… Да. Ты бы хоть спросил, какая невеста-то?.. Ах, бесчувственный ты истукан!
Эта сцена более всего отозвалась на молчавшем Емельяне. Большак понимал, что это он виноват, что отец самовольно хочет женить Галактиона на немилой, как делывалось в старину. Боится старик, чтобы Галактион не выкинул такую же штуку, как он, Емельян.
Вот и торопится… Совестно стало большаку, что из-за него заедают чужой век. И что это накатилось на старика?
А Галактион выдержал до конца и ничем не выдал своего настроения.
— Ты у меня поговори, Галактион!..
Вот сынка бог послал!.. Я о нем же забочусь,
а у него пароходы на уме.
Вот тебе и пароход!.. Сам виноват, сам довел меня. Ох, согрешил я с вами: один умнее отца захотел быть и другой туда же… Нет, шабаш! Будет веревки-то из меня вить… Я и тебя, Емельян, женю по пути. За один раз терпеть-то от вас. Для кого я хлопочу-то, галманы вы этакие?
Вот на старости лет в новое дело впутываюсь, петлю себе на шею надеваю,
а вы…
Анфуса Гавриловна все это слышала из пятого в десятое, но только отмахивалась обеими руками: она хорошо знала цену этим расстройным свадебным речам. Не одно хорошее дело рассыпалось
вот из-за таких бабьих шепотов. Лично ей жених очень нравился, хотя она многого и не понимала в его поведении.
А главное, очень уж пришелся он по душе невесте. Чего же еще надо? Серафимочка точно помолодела лет на пять и была совершенно счастлива.
Можно себе представить общее удивление. Писарь настолько потерялся, что некоторое время не мог выговорить ни одного слова. Да и все другие точно онемели.
Вот так гостя бог послал!.. Не успели все опомниться,
а мудреный гость уже в дверях.
— Ничего, светленько живете, отец Макар… Дай бог так-то всякому. Ничего, светленько…
Вот и я вырос на ржаном хлебце, все зубы съел на нем,
а под старость захотел пшенички. Много ли нужно мне, старику?
— Отлично. Нам веселее… Только
вот старичонко-то того… Я его просто боюся. Того гляди, какую-нибудь штуку отколет. Блаженный не блаженный,
а около этого. Такие-то
вот странники больше по папертям стоят с ручкой.
Вот с отцом у Галактиона вышел с первого раза крупный разговор. Старик стоял за место для будущей мельницы на Шеинской курье, где его взяли тогда суслонские мужики,
а Галактион хотел непременно ставить мельницу в так называемом Прорыве, выше Шеинской курьи версты на три, где Ключевая точно была сдавлена каменными утесами.
Писарь выгнал Вахрушку с позором,
а когда вернулся домой, узнал, что и стряпка Матрена отошла.
Вот тебе и новые порядки! Писарь уехал на мельницу к Ермилычу и с горя кутил там целых три дня.
—
А ежели у нас темнота? Будут деньги, будет и торговля. Надо же и купцу чем-нибудь жить.
Вот и тебе, отец Макар, за требы прибавка выйдет, и мне, писарю. У хлеба не без крох.
—
Вот главное, чтобы хлеб-то был, во-первых,
а во-вторых, будущее неизвестно. С деньгами-то надобно тоже умеючи,
а зря ничего не поделаешь. Нет, я сомневаюсь, поколику дело не выяснится.
—
Вот и вышел дурачок,
а еще солдат: жалованье по жалованью. Что заслужишь, то и получишь.
— Поглянулся ты мне,
вот главная причина, — шутил Михей Зотыч. —
А есть одна у тебя провинка.
— Ты
вот что, хозяин, — заявил Вахрушка на другой день своей службы, — ты не мудри,
а то…
— Разе это работа, Михей Зотыч? На два вершка в глубину пашут… Тьфу! Помажут кое-как сверху —
вот и вся работа. У нас в Чердынском уезде земелька-то по четыре рублика ренды за десятину ходит, — ну, ее и холят. Да и какая земля — глина да песок.
А здесь одна божецкая благодать… Ох, бить их некому, пшеничников!
— Тоже
вот и насчет водки, Михей Зотыч… Солдату плепорция казенная,
а отставному где взять в голодный-то год?
Вахрушка так и замер от страха.
А колокольчики так и заливаются. Ближе, ближе, —
вот уж совсем близко.
— Нет, я так, к примеру. Мне иногда делается страшно. Сама не знаю отчего,
а только страшно, страшно, точно
вот я падаю куда-то в пропасть. И плакать хочется, и точно обидно за что-то. Ведь ты сначала меня не любил. Ну, признайся.
— Ты это что же затеваешь-то? — ворчал Михей Зотыч. — Мы тут
вот мучку мелем,
а ты хлеб собираешься изводить на проклятое зелье.
Бойкая жизнь Поволжья просто ошеломила Галактиона.
Вот это, называется, живут вовсю. Какими капиталами ворочают, какие дела делают!..
А здесь и развернуться нельзя: все гужом идет. Не ускачешь далеко.
А там и чугунка и пароходы. Все во-время, на срок. Главное, не ест перевозка, — нет месячных распутиц, весенних и осенних, нет летнего ненастья и зимних вьюг, — везде скатертью дорога.
С одной стороны,
вот мы с вами, как сила, ищущая своего приложения,
а с другой — благодатный край, переполненный сырьем.
— Э, дела найдем!.. Во-первых, мы можем предоставить вам некоторые подряды,
а потом… Вы знаете, что дом Харитона Артемьича на жену, — ну, она передаст его вам:
вот ценз. Вы на соответствующую сумму выдадите Анфусе Гавриловне векселей и дом… Кроме того, у вас уже сейчас в коммерческом мире есть свое имя, как дельного человека,
а это большой ход. Вас знают и в Заполье и в трех уездах… О, известность — тоже капитал!