Неточные совпадения
Ко
всему этому нужно прибавить еще одно благоприятное условие, именно, что ни Зауралье, населенное наполовину башкирами, наполовину государственными крестьянами, ни степь, ни казачьи земли совсем не знали крепостного права, и экономическая
жизнь громадного края шла и развивалась вполне естественным путем, минуя всякую опеку и вмешательство.
Бойкая
жизнь Поволжья просто ошеломила Галактиона. Вот это, называется, живут вовсю. Какими капиталами ворочают, какие дела делают!.. А здесь и развернуться нельзя:
все гужом идет. Не ускачешь далеко. А там и чугунка и пароходы.
Все во-время, на срок. Главное, не ест перевозка, — нет месячных распутиц, весенних и осенних, нет летнего ненастья и зимних вьюг, — везде скатертью дорога.
Серафима даже заплакала от радости и бросилась к мужу на шею. Ее заветною мечтой было переехать в Заполье, и эта мечта осуществилась. Она даже не спросила, почему они переезжают, как
все здесь останется, — только бы уехать из деревни. Городская
жизнь рисовалась ей в самых радужных красках.
— Харитина, я был пьян, как скотина… в первый раз в
жизни. Я себя презираю… и ты… и
все…
— Хорошо тебе наговаривать, родитель, да высмеивать, — как-то застонал Галактион, — да. А я вот и своей-то постылой
жизни не рад. Хлопочу, работаю, тороплюсь куда-то, а
все это одна видимость… у самого пусто, вот тут пусто.
— А вы не сердитесь на нашу деревенскую простоту, Харитина Харитоновна, потому как у нас
все по душам… А я-то так кругом обязан Ильей Фирсычем, по гроб
жизни. Да и так люди не чужие… Ежели, напримерно, вам насчет денежных средств, так с нашим удовольствием. Конешно, расписочку там на всякий случай выдадите, — это так, для порядку, а только несумлевайтесь.
Весь перед вами, в там роде, как свеча горю.
Заветная мечта Галактиона исполнялась. У него были деньги для начала дела, а там уже
все пойдет само собой. Ему ужасно хотелось поделиться с кем-нибудь своею радостью, и такого человека не было. По вечерам жена была пьяна, и он старался уходить из дому. Сейчас он шагал по своему кабинету и молча переживал охватившее его радостное чувство. Да, целых четыре года работы, чтобы получить простой кредит. Но это было
все, самый решительный шаг в его
жизни.
— Вы никогда не думали, славяночка, что
все окружающее вас есть замаскированная ложь? Да… Чтобы вот вы с Дидей сидели в такой комнате, пользовались тюремным надзором мисс Дудль, наконец моими медицинскими советами, завтраками, пользовались свежим бельем, — одним словом,
всем комфортом и удобством так называемого культурного существования, — да, для
всего этого нужно было пустить по миру тысячи людей. Чтобы Дидя и вы вели настоящий образ
жизни, нужно было сделать тысячи детей нищими.
— И я не лучше других. Это еще не значит, что если я плох, то другие хороши. По крайней мере я сознаю
все и мучусь, и даже вот за вас мучусь, когда вы поймете
все и поймете, какая ответственная и тяжелая вещь —
жизнь.
Эти разговоры доктора и пугали Устеньку и неудержимо тянули к себе, создавая роковую двойственность. Доктор был такой умный и так ясно раскрывал перед ней шаг за шагом изнанку той
жизни, которой она жила до сих пор безотчетно. Он не щадил никого — ни себя, ни других. Устеньке было больно
все это слышать, и она не могла не слушать.
Деятельность Зауральского коммерческого банка отзывалась не только на экономической стороне
жизни Заполья, а давала тон
всему общественному строю.
— Чего я боюсь?
Всего боюсь, детки… Трудно прожить
жизнь, особенно русской женщине. Вот я и думаю о вас… что вас будет интересовать в
жизни, с какими людьми вы встретитесь… Сейчас мы еще не поймем друг друга.
Михей Зотыч не мог заснуть
всю ночь. Ему
все слышался шум на улице, топот ног, угрожающие крики, и он опять трясся, как в лихорадке. Раз десять он подкрадывался к окну, припадал ухом и вслушивался.
Все было тихо, он крестился и опять напрасно старался заснуть. Еще в первый раз в
жизни смерть была так близко, совсем на носу, и он трепетал, несмотря на свои девяносто лет.
— Дидя, а иллюзии? Ведь в
жизни иллюзия —
все… Отними ее — и ничего не останется.
Жизнь в том и заключается, что постепенно падает эта способность к иллюзии, падает светлая молодая вера в принцев и принцесс, понижается вообще самый appetitus vitae… Это — печальное достояние нас, стариков, и мне прямо больно слышать это от тебя. Ты начинаешь с того, чем обыкновенно кончают.
— Поговорим, папа, серьезно… Я смотрю на брак как на дело довольно скучное, а для мужчины и совсем тошное. Ведь брак для мужчины — это лишение
всех особенных прав, и твои принцы постоянно бунтуют, отравляют
жизнь и себе и жене. Для чего мне муж-герой? Мне нужен тот нормальный средний человек, который терпеливо понесет свое семейное иго. У себя дома ведь нет ни героев, ни гениев, ни особенных людей, и в этом, по-моему, секрет того крошечного, угловатого эгоизма, который мы называем семейным счастьем.
В довершение
всего Дидя, умненькая, рассудительная и холодная, как маленькая змейка, ничего этого не видела и, кажется, была счастлива, что связала свою
жизнь с этим вырождающимся ничтожеством.
И было достаточно трех месяцев, чтобы
все, что подготовлялось целою
жизнью, разом нарушилось.
И другие были не лучше: Штофф, Мышников, свои собственные служащие, и лучше
всех, конечно, был зять, ждавший его смерти, как воскресения. О, как теперь
всех понимал Стабровский и как понимал то, что
вся его
жизнь была одною сплошною ошибкой!
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Очень почтительным и самым тонким образом.
Все чрезвычайно хорошо говорил. Говорит: «Я, Анна Андреевна, из одного только уважения к вашим достоинствам…» И такой прекрасный, воспитанный человек, самых благороднейших правил! «Мне, верите ли, Анна Андреевна, мне
жизнь — копейка; я только потому, что уважаю ваши редкие качества».
Деньги бы только были, а
жизнь тонкая и политичная: кеятры, собаки тебе танцуют, и
все что хочешь.
Анна Андреевна. Тебе
все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что
жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и
все светские… Только я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда не услышишь.
— А потому терпели мы, // Что мы — богатыри. // В том богатырство русское. // Ты думаешь, Матренушка, // Мужик — не богатырь? // И
жизнь его не ратная, // И смерть ему не писана // В бою — а богатырь! // Цепями руки кручены, // Железом ноги кованы, // Спина… леса дремучие // Прошли по ней — сломалися. // А грудь? Илья-пророк // По ней гремит — катается // На колеснице огненной… //
Все терпит богатырь!
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет
всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой
жизни, где
всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.