Неточные совпадения
— Вот ращу дочь, а у самого кошки на
душе скребут, — заметил Тарас Семеныч, провожая глазами убегавшую девочку. — Сам-то стар становлюсь, а с кем она жить-то
будет?.. Вот нынче какой народ пошел: козырь на козыре. Конечно, капитал
будет, а только деньгами зятя не купишь, и через золото большие слезы льются.
Уходя от Тараса Семеныча, Колобов тяжело вздохнул. Говорили по
душе, а главного-то он все-таки не сказал. Что болтать прежде времени? Он шел опять по Хлебной улице и думал о том, как здесь все переменится через несколько лет и что главною причиной перемены
будет он, Михей Зотыч Колобов.
Анфуса Гавриловна все это слышала из пятого в десятое, но только отмахивалась обеими руками: она хорошо знала цену этим расстройным свадебным речам. Не одно хорошее дело рассыпалось вот из-за таких бабьих шепотов. Лично ей жених очень нравился, хотя она многого и не понимала в его поведении. А главное, очень уж пришелся он по
душе невесте. Чего же еще надо? Серафимочка точно помолодела лет на пять и
была совершенно счастлива.
— Что вы, Галактион Михеич, — смущенно ответила невеста. — Никого у меня не
было и никого мне не нужно. Я вся тут. Сами видите, кого берете. Как вы, а я всей
душой…
Из всей этой малыгинской родни и сборных гостей Галактиону ближе всех пришелся по
душе будущий родственник, немец Штофф. Это
был небольшого роста господин, немного припадавший на левую ногу. Лицо у немца
было совсем русское и даже обросло по-русски какою-то мочальною бороденкой. Знакомство состоялось как-то сразу, и будущие зятья полюбились друг другу.
Полуянов значительно оживил свадебное торжество. Он отлично
пел, еще лучше плясал и вообще
был везде
душой компании. Скучавшие девушки сразу ожили, и веселье полилось широкою рекой, так что стоном стон стоял. На улице собиралась целая толпа любопытных, желавшая хоть издали послушать, как тешится Илья Фирсыч. С женихом он сейчас же перешел на «ты» и несколько раз принимался целовать его без всякой видимой причины.
Но Галактион просто ахнул, когда среди провожавших невесту он увидел Харитину: это
была такая красавица, что у него на
душе захолонуло.
Немало огорчало Галактиона и то, что не с кем ему
было в Суслоне даже поговорить по
душе.
— Да я не о том, немецкая
душа: дело-то ваше неправильное… да. Божий дар
будете переводить да черта тешить. Мы-то с молитвой, а вам наплевать… тьфу!..
Штофф только улыбнулся. Он никогда не оскорблялся и славился своим хладнокровием. Его еще никто не мог вывести из себя, хотя случаев для этого
было достаточно. Михей Зотыч от всей
души возненавидел этого увертливого немца и считал его главною причиной всех грядущих зол.
К Ечкину старик понемногу привык, даже больше — он начал уважать в нем его удивительный ум и еще более удивительную энергию. Таким людям и на свете жить. Только в глубине
души все-таки оставалось какое-то органическое недоверие именно к «жиду», и с этим Тарас Семеныч никак не мог совладеть.
Будь Ечкин кровный русак, совсем бы другое дело.
Галактион
был бледен и смотрел на нее остановившимися глазами, тяжело переводя дух. «Ах, какой он милый! — восхищалась Прасковья Ивановна, сама деспот в
душе. — Это какой-то тигр, а не мужчина!»
Этот случайный разговор с писарем подействовал на Галактиона успокоивающим образом. Кажется, ничего особенного не
было сказано, а как-то легче на
душе. Именно в таком настроении он поехал на другой день утром к отцу. По дороге встретился Емельян.
Припоминая «мертвяка», рядом с которым он провел ночь, Вахрушка долго плевался и для успокоения
пил опять стаканчик за стаканчиком, пока совсем не отлегло от
души. Э, наплевать!.. Пусть другие отвечают, а он ничего не знает. Ну, ночевал действительно, ну, ушел — и только. Вахрушке даже сделалось весело, когда он представил себе картину приятного пробуждения других пьяниц в темной.
— Так, так, сынок… Это точно, неволи нет. А я-то вот по уезду шатаюсь, так все вижу: которые
были запасы, все на базар свезены. Все теперь на деньги пошло, а деньги пошли в кабак, да на самовары, да на ситцы, да на трень-брень… Какая тут неволя? Бога за вас благодарят мужички… Прежде-то все свое домашнее
было, а теперь все с рынка везут. Главное, хлебушко всем мешает… Ох, горе
душам нашим!
Отец и сын на этот раз расстались мирно. Галактион даже съездил в Прорыв, чтобы повидаться с Емельяном, который не мог приехать в Суслон, потому что его Арина Матвеевна
была больна, — она в отсутствие грозного тестя перебралась на мельницу. Михей Зотыч делал вид, что ничего не знает о ее присутствии. Этот обман тяготил всех, и Галактион от
души пожалел молчавшего, по обыкновению, Емельяна.
Да, она
была тут, рядом с ним, и смотрела к нему прямо в
душу своими улыбающимися, светлыми глазами.
— Я его бранила всю дорогу… да, — шептала она, глотая слезы. — Я только дорогой догадалась, как он смеялся и надо мной и над тобой. Что ж, пусть смеются, — мне все равно. Мне некуда идти, Галактион. У меня вся
душа выболела. Я
буду твоей кухаркой, твоей любовницей, только не гони меня.
Они по целым часам ждали его в банке, теряя дорогое время, выслушивали его грубости и должны
были заискивающе улыбаться, когда на
душе скребли кошки и накипала самая лютая злоба.
Харитина видела эту сцену и, не здороваясь ни с кем, вышла на берег и уехала с Ечкиным. Ее
душили слезы ревности.
Было ясно как день, что Стабровский, когда умрет Серафима, женит Галактиона на этой Устеньке.
В глубине
души доктор все-таки не считал себя безнадежным алкоголиком, а
пил так, пока, чтобы на время забыться.
— Что, Галактион Михеич, худо?.. То-то вот и
есть. И сказал себе человек: наполню житницы, накоплю сокровища.
Пей,
душа, веселись!.. Так я говорю? Эх, Галактион Михеич! Ведь вот умные люди, до всего, кажется, дошли, а этого не понимают.
— Совсем несчастный! Чуть-чуть бы по-другому судьба сложилась, и он бы другой
был. Такие люди не умеют гнуться, а прямо ломаются. Тогда много греха на
душу взял старик Михей Зотыч, когда насильно женил его на Серафиме. Прежде-то всегда так делали, а по нынешним временам говорят, что свои глаза
есть. Михей-то Зотыч думал лучше сделать, чтобы Галактион не сделал так, как брат Емельян, а оно вон что вышло.
— Нет, постойте… Вот ты, поп Макар, предал меня, и ты, Ермилыч, и ты, Тарас Семеныч, тоже… да. И я свою чашу испил до самого дна и понял, что
есть такое суета сует, а вы этого не понимаете. Взгляните на мое рубище и поймете: оно молча вопиет… У вас
будет своя чаша… да. Может
быть, похуже моей… Я-то уж смирился, перегорел
душой, а вы еще преисполнены гордыни… И первого я попа Макара низведу в полное ничтожество. Слышишь, поп?
Главное — земли
было вдоволь, по тридцати десятин на
душу, и какой земли — чернозем, как овчина.
Стабровского приятно поразило то внимание, с каким ухаживала за ним Дидя. Она ходила за ним, как настоящая сиделка. Стабровский не ожидал такой нежности от холодной по натуре дочери и
был растроган до глубины
души. И потом Дидя делала все так спокойно, уверенно, как совсем взрослая опытная женщина.
Устенька в отчаянии уходила в комнату мисс Дудль, чтоб отвести
душу. Она только теперь в полную меру оценила эту простую, но твердую женщину, которая в каждый данный момент знала, как она должна поступить. Мисс Дудль совсем сжилась с семьей Стабровских и рассчитывала, что, в случае смерти старика, перейдет к Диде, у которой могли
быть свои дети. Но получилось другое: деревянную англичанку без всякой причины возненавидел пан Казимир, а Дидя, по своей привычке, и не думала ее защищать.
Разорение ушло далеко в степь. Киргиз Шахма держался только банком, Сашка Горохов разорился и спился, винокур Прохоров, хотя и держался, но тоже
был в худых
душах. У банка
была какая-то задача систематически разорять всех.
— Господи, помилуй нас, грешных! — повторял Вахрушка, откладывая широкие кресты. — Хоть и латынского закону
был человек, а все-таки крещеная
душа.