Неточные совпадения
— Посмотрим, — бормотал он, поглядывая на Галактиона. — Только ведь
в устье-то вода будет по весне долить.
Сила не возьмет… Одна другую реки будут подпирать.
На заводах
в то время очень нуждались
в живой рабочей
силе и охотно держали бродяг, скрывая их по рудникам и отдаленным куреням и приискам.
Раз все-таки Лиодор неожиданно для всех прорвался
в девичью и схватил
в охапку первую попавшуюся девушку. Поднялся отчаянный визг, и все бросились врассыпную. Но на выручку явился точно из-под земли Емельян Михеич. Он молча взял за плечо Лиодора и так его повернул, что у того кости затрещали, — у великого молчальника была железная
сила.
Галактион стаял
в изголовье кровати и невольно любовался ею, любовался не так, как прежде, а как мужчина, полный
сил, который видит красивую женщину.
Тот красивый подъем всех
сил, который Серафима переживала сейчас после замужества, давно миновал, сменившись нормальным существованием. Первые радости материнства тоже прошли, и Серафима иногда испытывала приступы беспричинной скуки. Пять лет выжили
в деревне. Довольно. Особенно сильно повлияла на Серафиму поездка
в Заполье на свадьбу Харитины.
В городе все жили и веселились, а
в деревне только со скуки пропадай.
Видимо, Штофф побаивался быстро возраставшей репутации своего купеческого адвоката, который быстро шел
в гору и забирал большую
силу. Главное, купечество верило ему. По наружности Мышников остался таким же купцом, как и другие, с тою разницей, что носил золотые очки. Говорил он с рассчитанною грубоватою простотой и вообще старался держать себя непринужденно и с большим гонором. К Галактиону он отнесся подозрительно и с первого раза заявил...
Умный старик понимал, что попрежнему девушку воспитывать нельзя, а отпустить ее
в гимназию не было
сил. Ведь только и свету было
в окне, что одна Устенька. Да и она тосковать будет
в чужом городе. Думал-думал старик, и ничего не выходило; советовался кое с кем из посторонних — тоже не лучше. Один совет — отправить Устеньку
в гимназию. Легко сказать, когда до Екатеринбурга больше четырехсот верст! Выручил старика из затруднения неожиданный и странный случай.
В числе консультантов большую
силу имел Мышников; он был единственным представителем юриспруденции и держал себя с достоинством. Только Ечкин время от времени «подковывал» его каким-нибудь замечанием, а другие скромно соглашались.
В последнем совещательном заседании принимали участие татарин Шахма и Евграф Огибенин.
Увлеченный своими планами, Полуянов совершенно забыл о своих родственных отношениях к Малыгиным и Булыгиным, почесал
в затылке и только плюнул. Как это раньше он не сообразил?.. Да, бывают удивительные случаи, а все проклятое похмелье. Просто какой-то анекдот. Для восстановления
сил тесть и зять напились вместе.
— Как же вы могли позволить, батюшка, чтобы Полуянов привез покойницу к вам на погреб? — допрашивал защищающий Полуянова адвокат. — Ведь
в своем селе вы большая
сила, первый человек.
Отдохнув, Полуянов повел атаку против свидетелей с новым ожесточением. Он требовал очных ставок, дополнительных допросов, вызова новых свидетелей, — одним словом, всеми
силами старался затянуть дело и
в качестве опытного человека пользовался всякою оплошностью. Больше всего ему хотелось притянуть к делу других, особенно таких важных свидетелей, как о. Макар и запольские купцы.
Он понимал, что Стабровский готовился к настоящей и неумолимой войне с другими винокурами и что
в конце концов он должен был выиграть благодаря знанию, предусмотрительности и смелости, не останавливающейся ни перед чем. Ничего подобного раньше не бывало, и купеческие дела велись ощупью, по старинке. Галактион понимал также и то, что винное дело — только ничтожная часть других финансовых операций и что новый банк является здесь страшною
силой, как хорошая паровая машина.
Открытый
в Заполье банк действительно сразу оживил все, точно хлынула какая-то магическая
сила.
Еще раз
в отцовском доме сошлись все сестры. Даже пришла Серафима, не показывавшаяся нигде. Все ходили с опухшими от слез глазами. Сошлись и зятья. Самым деятельным оказался Замараев. Он взял на себя все хлопоты, суетился, бегал и старался изо всех
сил.
— Совершенно верно: когда подписывает духовную
в качестве свидетеля священник, то совершенно достаточно двух подписей, а без священника нужно три. И ваше завещание имеет сейчас такую же
силу, как пустой лист бумаги.
Между тем
в действительности это страшная
сила, которая кладет свою тяжелую руку на всех.
Прежде были просто толстосумы, влияние которых не переходило границ тесного кружка своих однокашников, приказчиков и покупателей, а теперь капитал, пройдя через банковское горнило, складывался уже
в какую-то стихийную
силу, давившую все на своем пути.
Он быстро вошел
в свою роль и начал забирать
силу.
В качестве забравшего
силу, Мышников обратился к попечителю учебного округа с систематическим рядом замаскированных доносов и добился своего.
В «коренной» России благодаря громадной сети железных дорог давно уже исчезла мертвая зависимость от времен года, а
в Сибири эта зависимость сохранялась еще
в полной
силе.
— Вот это ты уж напрасно, Илья Фирсыч. Поп-то Макар сам по себе, а тогда тебя устиг адвокат Мышников.
В нем вся причина. Вот ежели бы и его тоже устигнуть, — очень уж большую
силу забрал. Можно сказать, весь город
в одном суставе держит.
— Нужно быть сумасшедшим, чтобы не понимать такой простой вещи. Деньги — то же, что солнечный свет, воздух, вода, первые поцелуи влюбленных, —
в них скрыта животворящая
сила, и никто не имеет права скрывать эту
силу. Деньги должны работать, как всякая
сила, и давать жизнь, проливать эту жизнь, испускать ее лучами.
И здесь, как
в думе, подавлял всех Мышников, но его влияние
в земских делах уже не имело той
силы, как
в купеческой думе.
В земских делах особенную
силу получила гласность.
— Позвольте мне кончить, господа… Дело не
в названии, а
в сущности дела. Так я говорю? Поднимаю бокал за того, кто открывает новые пути, кто срывает завесу с народных богатств, кто ведет нас вперед… Я сравнил бы наш банк с громадною паровою машиной, причем роль пара заменяет капитал, а вот этот пароход, на котором мы сейчас плывем, — это только один из приводов, который подчиняется главному двигателю… Гений заключается только
в том, чтобы воспользоваться уже готовою
силой, а поэтому я предлагаю тост за…
Магнату пришлось выбраться из города пешком. Извозчиков не было, и за лошадь с экипажем сейчас не взяли бы горы золота. Важно было уже выбраться из линии огня, а куда — все равно. Когда Стабровские уже были за чертой города, произошла встреча с бежавшими
в город Галактионом, Мышниковым и Штоффом. Произошел горячий обмен новостей. Пани Стабровская, истощившая последний запас
сил, заявила, что дальше не может идти.
В одном месте прямо на снегу лежал пластом молодой мужик, выбившийся из
сил.
В другом месте скитники встретили еще более ужасную картину. На дороге сидели двое башкир и прямо выли от голодных колик. Страшно было смотреть на их искаженные лица, на дикие глаза. Один погнался за проезжавшими мимо пошевнями на четвереньках, как дикий зверь, — не было
сил подняться на ноги. Старец Анфим струсил и погнал лошадь. Михей Зотыч закрыл глаза и молился вслух.
Из станиц Михей Зотыч повернул прямо на Ключевую, где уже не был три года. Хорошего и тут мало было. Народ совсем выбился из всякой
силы. Около десяти лет уже выпадали недороды, но покрывались то степным хлебом, то сибирским. Своих запасов уже давно не было, и хозяйственное равновесие нарушилось
в корне. И тут пшеничники плохо пахали, не хотели удобрять землю и везли на рынок последнее. Всякий рассчитывал перекрыться урожаем, а земля точно затворилась.
Галактион молча поклонился и вышел. Это была последняя встреча. И только когда он вышел, Устенька поняла, за что так любили его женщины.
В нем была эта покрывающая, широкая мужская ласка, та скрытая
сила, которая неудержимо влекла к себе, — таким людям женщины умеют прощать все, потому что только около них чувствуют себя женщинами. Именно такою женщиной и почувствовала себя Устенька.
Именно это и понимал Стабровский, понимал
в ней ту энергичную сибирскую женщину, которая не удовлетворится одними словами, которая для дела пожертвует всем и будет своему мужу настоящим другом и помощником. Тут была своя поэзия, — поэзия
силы, широкого размаха энергии и неудержимого стремления вперед.
И вдруг ничего нет!.. Нет прежде всего любимого человека. И другого полюбить нет
сил. Все кончено. Радужный туман светлого утра сгустился
в темную грозовую тучу. А любимый человек несет с собой позор и разорение. О, он никогда не узнает ничего и не должен знать, потому что недостоин этого! Есть святые чувства, которых не должна касаться чужая рука.
Любо было смотреть на эту зеленую
силу; река катилась, точно
в зеленой шелковой раме.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная
сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет!
В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а
в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот был прост; накинется // Со всей воинской
силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся //
В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по миру, // Не отойдя сосет!
Пастух уж со скотиною // Угнался; за малиною // Ушли подружки
в бор, //
В полях трудятся пахари, //
В лесу стучит топор!» // Управится с горшочками, // Все вымоет, все выскребет, // Посадит хлебы
в печь — // Идет родная матушка, // Не будит — пуще кутает: // «Спи, милая, касатушка, // Спи,
силу запасай!
Напутствуешь усопшего // И поддержать
в оставшихся // По мере
сил стараешься // Дух бодр!
Молиться
в ночь морозную // Под звездным небом Божиим // Люблю я с той поры. // Беда пристигнет — вспомните // И женам посоветуйте: // Усердней не помолишься // Нигде и никогда. // Чем больше я молилася, // Тем легче становилося, // И
силы прибавлялося, // Чем чаще я касалася // До белой, снежной скатерти // Горящей головой…