Неточные совпадения
— Он и то с бурачком-то ворожил в курье, — вступился молодой парень с рябым лицом. — Мы, значит, косили, а с угору и видно,
как по осокам он ходит… Этак из-под руки приглянет на реку, а потом присядет и в бурачок себе опять глядит. Ну, мы его и взяли, потому… не прост
человек. А в бурачке у него вода…
— Был такой грех, Флегонт Василич… В том роде,
как утенок попался: ребята с покоса привели. Главная причина — не прост
человек. Мало ли бродяжек в лето-то пройдет по Ключевой; все они на один покрой, а этот какой-то мудреный и нас всех дурачками зовет…
— Што за
человек?
Как звать? — грянул писарь.
— И писарь богатимый… Не разберешь, кто кого богаче. Не житье им здесь, а масленица… Мужики богатые, а земля — шуба шубой. Этого и званья нет, штобы навоз вывозить на пашню: земля-матушка сама родит. Вот
какие места здесь… Крестьяны государственные, наделы у них большие, — одним елевом, пшеничники. Рожь сеют только на продажу… Да тебе-то
какая печаль? Вот привязался
человек!
— Ну, ну, ладно! — оборвала ее Анфуса Гавриловна. — Девицы, вы приоденьтесь к обеду-то. Не то штоб уж совсем на отличку, а
как порядок требовает. Ты, Харитинушка, барежево платье одень, а ты, Серафимушка, шелковое, канаусовое, которое тебе отец из Ирбитской ярманки привез… Ох, Аграфена, сняла ты с меня голову!.. Ну, надо ли было дурище наваливаться на такого
человека, а?.. Растерзать тебя мало…
Это простое приветливое слово сразу ободрило Анфусу Гавриловну, и она посмотрела на гостя,
как на своего домашнего
человека, который сору из избы не вынесет. И так у него все просто, по-хорошему. Старик полюбился ей сразу.
Даже на неприхотливый взгляд Михея Зотыча горницы были малы для такого
человека,
как Тарас Семеныч.
Они одевались уже по-новому, в пиджаки и сюртуки,
как следует быть новым
людям.
Братья нисколько не сомневались, что отец не будет шутить и сдержит свое слово. Не такой
человек, чтобы болтать напрасно. Впрочем, Галактион ничем не обнаруживал своего волнения и относился к своей судьбе,
как к делу самому обыкновенному.
Но выкупиться богатому подрядчику из заводской неволи было немыслимо: заводы не нуждались в деньгах,
как помещики, а отпускать от себя богатого
человека невыгодно, то есть богатого по своей крепостной заводской арифметике.
— Ну, капитал дело наживное, — спорила другая тетка, — не с деньгами жить… А вот карахтером-то ежели в тятеньку родимого женишок издастся, так уж оно не того… Михей-то Зотыч, сказывают, двух жен в гроб заколотил. Аспид настоящий, а не
человек. Да еще сказывают, что у Галактиона-то Михеича уж была своя невеста на примете, любовным делом, ну, вот старик-то и торопит, чтобы огласки
какой не вышло.
Знать составляли такие именитые
люди,
как старик Луковников и запольский богач Евграф Огибенин.
Появились и другие неизвестные
люди. Их привел неизвестно откуда Штофф. Во-первых, вихлястый худой немец с бритою верхней губой, — он говорил только вопросами: «Что вы думаете?
как вы сказали?» Штофф отрекомендовал его своим самым старым другом, который попал в Заполье случайно, проездом в Сибирь. Фамилия нового немца была Драке, Федор Федорыч.
Теперь роли переменились. Женившись, Галактион сделался совершенно другим
человеком. Свою покорность отцу он теперь выкупал вызывающею самостоятельностью, и старик покорился, хотя и не вдруг. Это была серьезная борьба. Михей Зотыч сердился больше всего на то, что Галактион начал относиться к нему свысока,
как к младенцу, — выслушает из вежливости, а потом все сделает по-своему.
Галактион объяснил, и писарь только развел руками. Да, хитрая штучка, и без денег и с деньгами. Видно, не старые времена, когда деньги в землю закапывали да по подпольям прятали. Вообще умственно. Писарь начинал смотреть теперь на Галактиона с особенным уважением,
как на
человека, который из ничего сделает, что захочет. Ловкий мужик, нечего оказать.
— Ты посмотри на себя-то, — поговаривала Анна, — тебе водку пить с Ермилычем да с попом Макаром, а настоящего-то ничего и нет. Ну, каков ты есть
человек, ежели тебя разобрать? Вон глаза-то заплыли
как от пьянства… Небойсь Галактион компании не ломает, а всегда в своем виде.
— Это ты загадку загадываешь, мил
человек? Ах, дурашка, дурашка! Никуда ты не уйдешь, потому
как я на тебя зарок положил великий, и при этом задаток четыре недели на месяц ты уж получил вперед сполна…
В лице Вахрушки хитрый старик приобрел очень хорошего сотрудника. Вахрушка был
человек бывалый, насмотрелся всячины, да и свою округу знал
как пять пальцев. Потом он был с бедной приуральской стороны и знал цену окружавшему хлебному богатству,
как никто другой.
— Послушай, старичок, поговорим откровенно, — приставал Штофф. — Ты живой
человек, и я живой
человек; ты хочешь кусочек хлеба с маслом, и я тоже хочу… Так? И все другие хотят, да не знают,
как его взять.
— А
какие там
люди, Сима, — рассказывал жене Галактион, — смелые да умные! Пальца в рот не клади… И все дело ведется в кредит. Капитал — это вздор. Только бы умный да надежный
человек был, а денег сколько хочешь. Все дело в обороте. У нас здесь и капитал-то у кого есть, так и с ним некуда деться. Переваливай его с боку на бок,
как дохлую лошадь. Все от оборота.
Стабровский умен и тоже гениальный
человек, но до Ечкина ему далеко,
как до звезды небесной…
— Э, дела найдем!.. Во-первых, мы можем предоставить вам некоторые подряды, а потом… Вы знаете, что дом Харитона Артемьича на жену, — ну, она передаст его вам: вот ценз. Вы на соответствующую сумму выдадите Анфусе Гавриловне векселей и дом… Кроме того, у вас уже сейчас в коммерческом мире есть свое имя,
как дельного
человека, а это большой ход. Вас знают и в Заполье и в трех уездах… О, известность — тоже капитал!
Обыкновенно по ночам обходил мельницу Емельян,
как холостой
человек, или сам Михей Зотыч.
Галактион слушал эту странную исповедь и сознавал, что Харитина права. Да, он отнесся к ней по-звериному и,
как настоящий зверь, схватил ее давеча. Ему сделалось ужасно совестно. Женатый
человек, у самого две дочери на руках, и вдруг кто-нибудь будет так-то по-звериному хватать его Милочку… У Галактиона даже пошла дрожь по спине при одной мысли о такой возможности. А чем же Харитина хуже других? Дома не у чего было жить, вот и выскочила замуж за первого встречного. Всегда так бывает.
Но ведь не он, так на его место найдется десяток других охотников, притом во главе конкурса стоял такой почтенный
человек,
как старик Луковников; наконец, ему не из чего было выбирать, а жить было нужно.
— Разные-то разные, а жадность одна. Вот вас взять… Молодой, неглупый
человек… отлично знаете,
как наживаются все купеческие капиталы… Ну, и вы хотите свою долю урвать? Ведь хотите, признайтесь? Меня вот это и удивляет, что в вас во всех никакой совести нет.
— Да вы это так все говорите, Борис Яковлич? Конечно, мы
люди темные и прожили век,
как тараканы за печкой… Темные
люди, одним словом.
— А
как вы думаете относительно сибирской рыбы? У меня уже арендованы пески на Оби в трех местах. Тоже дело хорошее и верное. Не хотите? Ну, тогда у меня есть пять золотых приисков в оренбургских казачьих землях… Тут уж дело вернее смерти. И это не нравится? Тогда, хотите, получим концессию на устройство подъездного пути от строящейся Уральской железной дороги в Заполье? Через пять лет вы не узнали бы своего Заполья: и банки, и гимназия, и театр, и фабрики кругом. Только нужны
люди и деньги.
Для Луковникова ясно было одно, что новые умные
люди подбираются к их старозаветному сырью и к залежавшимся купеческим капиталам, и подбираются настойчиво. Ему делалось даже страшно за то будущее, о котором Ечкин говорил с такою уверенностью. Да, приходил конец всякой старинке и старинным
людям.
Как хочешь, приспособляйся по-новому. Да, страшно будет жить простому
человеку.
— Ах,
какой вы, Тарас Семеныч! Стабровский делец — одно, а Стабровский семейный
человек, отец — совсем другое. Да вот сами увидите, когда поближе познакомитесь. Вы лучше спросите меня: я-то о чем хлопочу и беспокоюсь? А уж такая натура: вижу, девочка растет без присмотру, и меня это мучит. Впрочем,
как знаете.
Впоследствии сам Тарас Семеныч удивлялся,
как он мог решиться на такой важный шаг и
как вообще мог позволить совершенно посторонним
людям вмешиваться в свою интимную жизнь.
В этих видах поп Макар отправился к старому Луковникову,
как к
человеку почтенному и облеченному властью. Тарас Семеныч выслушал деревенского попа, покачал головой и заявил...
— Ведь я говорила, что Мышников будет мстить. Это он научил суслонского попа… Ах,
какой противный
человек, а еще уверял, что любит меня!
Недоволен был только сам поп Макар, которому уже досталось на орехи от некоторых властодержцев. Его корили, зачем погубил такого
человека, и пугали судом, когда потребуют свидетелем. Даже такие друзья,
как писарь Замараев и мельник Ермилыч, заметно косились на попа и прямо высказывали свое неудовольствие.
— Вот помрет старик, тогда Емельян и примет закон, — говорила попадья с уверенностью опытного в таких делах
человека. — Что делать, нашей сестре приходится вот
как терпеть… И в законе терпеть и без закона.
— Серафима-то Харитоновна все глаза проплакала, — рассказывала попадья тягучим речитативом. — Бьет он ее, Галактион-то. Известно, озверел
человек. Слышь, Анфуса-то Гавриловна сколько разов наезжала к Галактиону, уговаривала и тоже плакала. Молчит Галактион,
как пень, а
как теща уехала — он опять за свое.
Это уже окончательно взбесило писаря. Бабы и те понимают, что попрежнему жить нельзя. Было время, да отошло… да… У него опять заходил в голове давешний разговор с Ермилычем. Ведь вот
человек удумал штуку. И
как еще ловко подвел. Сам же и смеется над городским банком. Вдруг писаря осенила мысль. А что, если самому на манер Ермилыча, да не здесь, а в городе? Писарь даже сел, точно его кто ударил, а потом громко засмеялся.
Писарь сел и смотрел на Галактиона восторженными глазами. Господи,
какие умные
люди бывают на белом свете! Потом писарю сделалось вдруг страшно: господи,
как же простецам-то жить? Он чувствовал себя таким маленьким, глупым, несчастным.
— Ах,
какой ты! Со богатых-то вы все оберете, а нам уж голенькие остались. Только бы на ноги встать, вот главная причина. У тебя вон пароходы в башке плавают, а мы по сухому бережку с молитвой будем ходить. Только бы мало-мало в
люди выбраться, чтобы перед другими не стыдно было. Надоело уж под начальством сидеть, а при своем деле сам большой, сам маленький. Так я говорю?
— Откуда только вызнают эти бабы! — удивлялся писарь и, хлопнув Галактиона по плечу, прибавил: — А ты не сумлевайся. Без стыда лица не износишь,
как сказывали старинные
люди, а перемелется — мука будет.
— Нечего сказать, хороша мука. Удивительное это дело, Флегонт Васильич: пока хорошо с женой жил — все в черном теле состоял, а тут,
как ошибочку сделал — точно дверь распахнул. Даром деньги получаю. А жену жаль и ребятишек. Несчастный я
человек… себе не рад с деньгами.
— А ты напрасно изводишь сына-то, Михей Зотыч. На
каком дереве птицы не сиживали, — так и грехи на
человеке. А мужнин-то грех за порогом… Подурит, да домой воротится.
Как он теперь в
люди глаза покажет?
Это простое приглашение,
как Галактион понял только впоследствии, являлось своего рода посвящением в орден наших. В официальные дни у Стабровского бывал целый город, а запросто бывали только самые близкие
люди.
Доктор в доме Стабровского был своим
человеком и желанным гостем,
как врач и образованный
человек.
— И буду, всегда буду. Ведь
человек, который обличает других, уже тем самым
как бы выгораживает себя и садится на отдельную полочку. Я вас обличаю и сам же служу вам. Это напоминает собаку, которая гоняется за собственным хвостом.
—
Как же вы могли позволить, батюшка, чтобы Полуянов привез покойницу к вам на погреб? — допрашивал защищающий Полуянова адвокат. — Ведь в своем селе вы большая сила, первый
человек.
Отдохнув, Полуянов повел атаку против свидетелей с новым ожесточением. Он требовал очных ставок, дополнительных допросов, вызова новых свидетелей, — одним словом, всеми силами старался затянуть дело и в качестве опытного
человека пользовался всякою оплошностью. Больше всего ему хотелось притянуть к делу других, особенно таких важных свидетелей,
как о. Макар и запольские купцы.
— Какая-то ты каменная, Харитина. Ведь не чужой
человек, а муж.
Сообразительность Галактиона очень понравилась Стабровскому. Он так ценил
людей, умеющих понимать с полуслова,
как было в данном случае. Все эти разговоры имели только подготовительное значение, а к главному Стабровский приступил потом.