Неточные совпадения
— Я тебе наперво домишко свой покажу, Михей Зотыч, — говорил старик Малыгин не без самодовольства, когда они по узкой лесенке поднимались на террасу. — В прошлом году только отстроился. Раньше-то некогда
было. Семью на ноги поднимал, а меня господь-таки благословил:
целый огород девок. Трех с рук сбыл, а трое сидят еще на гряде.
А дочь Анна
была старшая и в годках, за ней
целый мост их, девок, — ну, он и обманул.
Купечество составляло здесь все, и в
целом уезде не
было ни одного дворянского имения.
Река Ключевая должна
была бы составлять главную красоту города, но этого не вышло, — городскую стройку отделяло от реки топкое болото в
целую версту.
Все это
были деревянные домики, в один этаж, с
целым рядом служб.
Старик Колобов зажился в Заполье. Он точно обыскивал весь город. Все-то ему нужно
было видеть, со всеми поговорить, везде побывать. Сначала все дивились чудному старику, а потом привыкли. Город нравился Колобову, а еще больше нравилась река Ключевая. По утрам он почти каждый день уходил купаться, а потом садился на бережок и проводил
целые часы в каком-то созерцательном настроении. Ах, хороша река, настоящая кормилица.
Галактион
был моложе на
целых пятнадцать лет.
Около этого богатыря собиралась
целая толпа поклонников, следивших за каждым его движением, как следят все поклонники за своими любимцами. Разве это не артист, который мог
выпивать каждый день по четверти ведра водки? И хоть бы пошатнулся. Таким образом, Сашка являлся главным развлечением мужской компании.
Полуянов значительно оживил свадебное торжество. Он отлично
пел, еще лучше плясал и вообще
был везде душой компании. Скучавшие девушки сразу ожили, и веселье полилось широкою рекой, так что стоном стон стоял. На улице собиралась
целая толпа любопытных, желавшая хоть издали послушать, как тешится Илья Фирсыч. С женихом он сейчас же перешел на «ты» и несколько раз принимался
целовать его без всякой видимой причины.
Появление старика Колобова в Суслоне
было целым событием. Теперь уж все поняли, зачем птица прилетела. Всех больше волновался мельник Ермилыч, под рукой распускавший нехорошие слухи про старика Колобова. Он боялся сильного конкурента. Но Колобов сам пришел к нему на мельницу в гости, осмотрел все и сказал...
Серафима Харитоновна тихо засмеялась и еще раз
поцеловала сестру. Когда вошли в комнату и Серафима рассмотрела суслонскую писаршу, то невольно подумала: «Какая деревенщина стала наша Анна! Неужели и я такая
буду!» Анна действительно сильно опустилась, обрюзгла и одевалась чуть не по-деревенски. Рядом с ней Серафима казалась барыней. Ловко сшитое дорожное платье сидело на ней, как перчатка.
Цель старика Колобова
была объехать тот хлебный район, который должен
был поставлять пшеницу на будущую мельницу.
Нужно
было создать
целый рынок и вперед сообразить все условия.
Иногда на Михея Зотыча находило какое-то детское умиление, и он готов
был целовать благодатную землю, точно еврей после переселения в обетованную землю.
Это
была первая женщина, которую Симон видел совсем близко, и эта близость поднимала в нем всю кровь, так что ему делалось даже совестно, особенно когда Серафима
целовала его по-родственному. Он потихоньку обожал ее и боялся выдать свое чувство. Эта тайная любовь тоже волновала Серафиму, и она напрасно старалась держаться с мальчиком строго, — у ней строгость как-то не выходила, а потом ей делалось жаль славного мальчугана.
— Исправницей
буду, мамаша. Чаем губернатора
буду угощать, а он у меня руку
будет целовать. В благородных домах везде такой порядок. В карете
буду ездить.
Она показала Галактиону свою спальню, поразившую его своею роскошью: две кровати красного дерева стояли под каким-то балдахином, занавеси на окнах
были из розового шелка, потом великолепный мраморный умывальник, дорогой персидский ковер во весь пол, а туалет походил на
целый магазин.
А между тем в тот же день Галактиону
был прислан
целый ворох всевозможных торговых книг для проверки. Одной этой работы хватило бы на месяц. Затем предстояла сложная поверка наличности с поездками в разные концы уезда. Обрадовавшийся первой работе Галактион схватился за дело с медвежьим усердием и просиживал над ним ночи. Это усердие не по разуму встревожило самого Мышникова. Он под каким-то предлогом затащил к себе Галактиона и за стаканом чая, как бы между прочим, заметил...
— Да вы первый. Вот возьмите хотя ваше хлебное дело: ведь оно, говоря откровенно, ушло от вас. Вы упустили удобный момент, и какой-нибудь старик Колобов отбил
целый хлебный рынок. Теперь другие потянутся за ним, а Заполье
будет падать, то
есть ваша хлебная торговля. А все отчего? Колобов высмотрел центральное место для рынка и воспользовался этим. Постройте вы крупчатные мельницы раньше его, и ему бы ничего не поделать… да. Упущен
был момент.
Очень уж он любил свою дочурку и для нее в первый раз поступился старинкой, особенно когда Стабровский в
целом ряде серьезных бесед выяснил ему во всех подробностях план того образования, который должны
были пройти рука об руку обе славянки.
Серафима приехала в Заполье с детьми ночью. Она
была в каком-то особенном настроении. По крайней мере Галактион даже не подозревал, что жена может принимать такой воинственный вид. Она не выдержала и четверти часа и обрушилась на мужа
целым градом упреков.
Дальше вынесли из кошевой несколько кульков и
целую корзину с винами, — у Штоффа все
было обдумано и приготовлено. Галактион с каким-то ожесточением принялся за водку, точно хотел кому досадить. Он быстро захмелел, и дальнейшие события происходили точно в каком-то тумане. Какие-то девки
пели песни, Штофф плясал русскую, а знаменитая красавица Матрена сидела рядом с Галактионом и обнимала его точеною белою рукой.
— Ведь она не говорит, что вы ее
целовали. Ах, какой вы скрытный! Ну, уж я вам, так и
быть, сама скажу: очень вам нравится Харитина. Конечно, родня, немножко совестно.
Этого
было достаточно, чтобы Харитина вышла из себя и обрушилась на него
целым градом попреков.
— Дурак! Из-за тебя я пострадала… И словечка не сказала, а повернулась и вышла. Она меня, Симка, ловко отзолотила. Откуда прыть взялась у кислятины… Если б ты
был настоящий мужчина, так ты приехал бы ко мне в тот же день и прощения попросил. Я
целый вечер тебя ждала и даже приготовилась обморок разыграть… Ну, это все пустяки, а вот ты дома себя дурак дураком держишь. Помирись с женой… Слышишь? А когда помиришься, приезжай мне сказать.
В другой деревне Полуянов с этою же
целью опечатал
целое озеро, то
есть взял веревку, спустил один конец в воду, а другой припечатал к вбитому на берегу колу.
В течение
целых пятнадцати лет все художества сходили Полуянову с рук вполне благополучно, а робкие проявления протеста заканчивались тем, что жалобщики и обиженные должны
были выкупать свою строптивость новою данью. Одним словом, все привыкли к художествам Полуянова, считая их неизбежным злом, как градобитие, а сам Полуянов привык к этому оригинальному режиму еще больше. Но с последним казусом вышла большая заминка. Нужно же
было сибирскому исправнику наскочить на упрямого сибирского попа.
— Что тут обсуждать, когда я все равно ничего не понимаю? Такую дуру вырастили тятенька с маменькой… А знаешь что? Я проживу не хуже, чем теперь… да.
Будут у меня руки
целовать, только бы я жила попрежнему. Это уж не Мышников сделает, нет… А знаешь, кто?
Полуянов в какой-нибудь месяц страшно изменился, начиная с того, что уже по необходимости не мог ничего
пить. С лица спал пьяный опух, и он казался старше на
целых десять лет. Но всего удивительнее
было его душевное настроение, складывавшееся из двух неравных частей: с одной стороны — какое-то детское отчаяние, сопровождавшееся слезами, а с другой — моменты сумасшедшей ярости.
В телегах
была навезена разная снедь и стояла
целая бочка домашнего квасу.
Солнце еще не село, когда помочане веселою гурьбой тронулись с покоса. Это
было целое войско, а закинутые на плечи косы блестели, как штыки. Кто-то затянул песню, кто-то подхватил, и она полилась, как река, выступившая в половодье из своих берегов. Суслонцы всегда возвращались с помочей с песнями, — так уж велось исстари.
Галактион провел
целый день у отца. Все время шел деловой разговор. Михей Зотыч не выдал себя ни одним словом, что знает что-нибудь про сына. Может
быть, тут
был свой расчет, может
быть, нежелание вмешиваться в чужие семейные дела, но Галактиону отец показался немного тронутым человеком. Он помешался на своих мельницах и больше ничего знать не хотел.
Галактион отъехал уже
целых полстанции от Суслона, как у него вдруг явилось страстное желание вернуться в Прорыв. Да, нужно
было все сказать отцу.
В залу, — несмотря на давку,
была впущена услужливым сторожем
целая толпа.
Заводы Прохорова и К o
были уже в степи, и ехать до них приходилось
целых полтора суток.
— Вот все вы так: помаленьку да помаленьку, а я этого терпеть не могу. У меня, батенька,
целая куча новых проектов. Дела
будем делать. Едва уломал дурака Шахму. Стеариновый завод
будем строить. Шахма, Малыгин и я. Потом вальцовую мельницу… да. Потом стеклянный завод, кожевенный, бумагу
будем делать. По пути я откупил два соляных озера.
— Ничего не кажется, а только ты не понимаешь. Ведь ты вся пустая, Харитина… да. Тебе все равно: вот я сейчас сижу, завтра
будет сидеть здесь Ечкин, послезавтра Мышников. У тебя и стыда никакого нет. Разве девушка со стыдом пошла бы замуж за пьяницу и грабителя Полуянова? А ты его
целовала, ты… ты…
Результатом этого движения
было то, что сразу открылся
целый ряд новых предприятий.
Галактион просто ужаснулся, когда Стабровский еще раз обстоятельнейшим образом познакомил его со всеми подробностями кабацкой географии и наступательного плана кабацкой стратегии. Вперед намечены
были главные боевые пункты, места для вирных складов и
целая сеть кабаков, имевших в виду парализовать деятельность Прохорова и К°.
Теперь она
была счастлива, что
целых две недели могла проводить с доктором по нескольку часов в день среди самой сближающей обстановки.
Были два дня, когда уверенность доктора пошатнулась, но кризис миновал благополучно, и девушка начала быстро поправляться. Отец радовался, как ребенок, и со слезами на глазах
целовал доктора. Устенька тоже смотрела на него благодарными глазами. Одним словом, Кочетов чувствовал себя в классной больше дома, чем в собственном кабинете, и его охватывала какая-то еще не испытанная теплота. Теперь Устенька казалась почти родной, и он смотрел на нее с чувством собственности, как на отвоеванную у болезни жертву.
Зная хорошо, что значит даже простое слово Стабровского, Галактион ни на минуту не сомневался в его исполнении. Он теперь пропадал
целыми неделями по деревням и глухим волостям, устраивая новые винные склады, заключая условия с крестьянскими обществами на открытие новых кабаков, проверяя сидельцев и т. д. Работы
было по горло, и время летело совершенно незаметно. Галактион сам увлекался своею работой и проявлял редкую энергию.
Раньше
был один кабак, а теперь
целых десять.
Конечно, все это
было глупо, но уж таковы свойства всякой глупости, что от нее никуда не уйдешь. Доктор старался не думать о проклятом письме — и не мог. Оно его мучило, как смертельный грех. Притом иметь дело с открытым врагом совсем не то, что с тайным, да, кроме того, здесь выступали против него
целою шайкой. Оставалось выдерживать характер и ломать самую дурацкую комедию.
Это
была целая система, безжалостная и последовательная.
Заветная мечта Галактиона исполнялась. У него
были деньги для начала дела, а там уже все пойдет само собой. Ему ужасно хотелось поделиться с кем-нибудь своею радостью, и такого человека не
было. По вечерам жена
была пьяна, и он старался уходить из дому. Сейчас он шагал по своему кабинету и молча переживал охватившее его радостное чувство. Да,
целых четыре года работы, чтобы получить простой кредит. Но это
было все, самый решительный шаг в его жизни.
— Тятенька, успокойтесь, — уговаривал Замараев. — Зачем малодушествовать? Слава богу, у вас еще
есть целая фабрика… Проживете получше нас всех.
Это
была уже не мельница, а
целая фабрика.
Целый день Галактион ходил грустный, а вечером, когда зажгли огонь, ему сделалось уж совсем тошно. Вот здесь сидела Харитина, вот на этом диване она спала, — все напоминало ее, до позабытой на окне черепаховой шпильки включительно. Галактион долго
пил чай, шагал по комнате и не мог дождаться, когда можно
будет лечь спать. Бывают такие проклятые дни.
Больше всего смущал Устеньку доктор Кочетов, который теперь бывал у Стабровских каждый день; он должен
был изо дня в день незаметно следить за Дидей и вести самое подробное curriculum vitae. [жизнеописание (лат.).] Доктор обыкновенно приезжал к завтраку, а потом еще вечером. Его визиты имели характер простого знакомства, и Дидя не должна
была подозревать их настоящей
цели.