Неточные совпадения
— Он и то
с бурачком-то ворожил в курье, — вступился молодой парень
с рябым лицом. — Мы, значит, косили, а
с угору и видно, как по осокам он ходит… Этак из-под руки приглянет на реку, а потом присядет и в бурачок себе опять глядит. Ну, мы его и взяли, потому… не прост
человек. А в бурачке у него вода…
Это был вообще мрачный
человек, делавший дело
с обиженным видом.
— Был такой грех, Флегонт Василич… В том роде, как утенок попался: ребята
с покоса привели. Главная причина — не прост
человек. Мало ли бродяжек в лето-то пройдет по Ключевой; все они на один покрой, а этот какой-то мудреный и нас всех дурачками зовет…
Писарь сделал Вахрушке выразительный знак, и неизвестный
человек исчез в дверях волости. Мужики все время стояли без шапок, даже когда дроги исчезли, подняв облако пыли. Они постояли еще несколько времени, погалдели и разбрелись по домам, благо уже солнце закатилось и
с реки потянуло сыростью. Кое-где в избах мелькали огоньки.
С ревом и блеяньем прошло стадо, возвращавшееся
с поля. Трудовой крестьянский день кончался.
Калитка отворяется, и во двор въезжает верхом на вороной высокой лошади молодой
человек в черкеске, папахе и
с серебряным большим кинжалом на поясе. Великолепная вороная лошадь-степняк, покачиваясь на тонких сухих ногах, грациозно подходит на середину двора и останавливается. Молодой
человек с опухшим красным лицом и мутными глазами сонно смотрит на старика в халате.
— Ну, ну, ладно! — оборвала ее Анфуса Гавриловна. — Девицы, вы приоденьтесь к обеду-то. Не то штоб уж совсем на отличку, а как порядок требовает. Ты, Харитинушка, барежево платье одень, а ты, Серафимушка, шелковое, канаусовое, которое тебе отец из Ирбитской ярманки привез… Ох, Аграфена, сняла ты
с меня голову!.. Ну, надо ли было дурище наваливаться на такого
человека, а?.. Растерзать тебя мало…
В Заполье из дворян проживало
человек десять, не больше, да и те все были наперечет, начиная
с знаменитого исправника Полуянова и кончая приблудным русским немцем Штоффом, явившимся неизвестно откуда и еще более неизвестно зачем.
Прочухавшийся приказчик еще раз смерил странного
человека с ног до головы, что-то сообразил и крикнул подрушного. Откуда-то из-за мешков
с мукой выскочил молодец, выслушал приказ и полетел
с докладом к хозяину. Через минуту он вернулся и объявил, что сам придет сейчас. Действительно, послышались тяжелые шаги, и в лавку заднею дверью вошел высокий седой старик в котиковом картузе. Он посмотрел на странного
человека через старинные серебряные очки и проговорил не торопясь...
Старик приподнял голову, еще раз внимательно рассмотрел мудреного
человека и
с прежним спокойствием проговорил...
— Есть и такой грех. Не пожалуемся на дела, нечего бога гневить. Взысканы через число… Только опять и то сказать, купца к купцу тоже не применишь. Старинного-то, кондового купечества немного осталось, а развелся теперь разный мусор. Взять вот хоть этих степняков, — все они
с бору да
с сосенки набрались. Один приказчиком был, хозяина обворовал и на воровские деньги в
люди вышел.
Дед так и прожил «колобком» до самой смерти, а сын, Михей Зотыч, уже был приписан к заводским
людям, наравне
с другими детьми.
Добиться воли, сбросив
с себя отцовский плен, сделалось заветною мечтой настойчивого и предприимчивого
человека.
— Ну, капитал дело наживное, — спорила другая тетка, — не
с деньгами жить… А вот карахтером-то ежели в тятеньку родимого женишок издастся, так уж оно не того… Михей-то Зотыч, сказывают, двух жен в гроб заколотил. Аспид настоящий, а не
человек. Да еще сказывают, что у Галактиона-то Михеича уж была своя невеста на примете, любовным делом, ну, вот старик-то и торопит, чтобы огласки какой не вышло.
Появились и другие неизвестные
люди. Их привел неизвестно откуда Штофф. Во-первых, вихлястый худой немец
с бритою верхней губой, — он говорил только вопросами: «Что вы думаете? как вы сказали?» Штофф отрекомендовал его своим самым старым другом, который попал в Заполье случайно, проездом в Сибирь. Фамилия нового немца была Драке, Федор Федорыч.
Постройка новой мельницы отозвалась в Суслоне заметным оживлением, особенно по праздникам, когда гуляли здесь обе вятские артели. Чувствовалось, что делалось какое-то большое дело, и все ждали чего-то особенного. Были и свои скептики, которые сомневались, выдержит ли старый Колобов, — очень уж большой капитал требовался сразу. В качестве опытного
человека и родственника писарь Замараев
с большими предосторожностями завел об этом речь
с Галактионом.
Галактион объяснил, и писарь только развел руками. Да, хитрая штучка, и без денег и
с деньгами. Видно, не старые времена, когда деньги в землю закапывали да по подпольям прятали. Вообще умственно. Писарь начинал смотреть теперь на Галактиона
с особенным уважением, как на
человека, который из ничего сделает, что захочет. Ловкий мужик, нечего оказать.
— Ты посмотри на себя-то, — поговаривала Анна, — тебе водку пить
с Ермилычем да
с попом Макаром, а настоящего-то ничего и нет. Ну, каков ты есть
человек, ежели тебя разобрать? Вон глаза-то заплыли как от пьянства… Небойсь Галактион компании не ломает, а всегда в своем виде.
В лице Вахрушки хитрый старик приобрел очень хорошего сотрудника. Вахрушка был
человек бывалый, насмотрелся всячины, да и свою округу знал как пять пальцев. Потом он был
с бедной приуральской стороны и знал цену окружавшему хлебному богатству, как никто другой.
Больше всех суетился и хлопотал немец Штофф, как
человек, достаточно освоившийся
с положением местных дел.
— Послушай, старичок, поговорим откровенно, — приставал Штофф. — Ты живой
человек, и я живой
человек; ты хочешь кусочек хлеба
с маслом, и я тоже хочу… Так? И все другие хотят, да не знают, как его взять.
Хитрый немец проник даже к попу Макару. Едва ли он сам знал, зачем есть поп Макар, но и он тоже ест свой кусочек хлеба
с маслом и может пригодиться. Поп Макар был очень недоверчивый
человек и отнесся к немцу почти враждебно.
— Я хочу и сама пожить, — заявила она
с наивностью намучившегося
человека. — Будет
с нас детей.
— А какие там
люди, Сима, — рассказывал жене Галактион, — смелые да умные! Пальца в рот не клади… И все дело ведется в кредит. Капитал — это вздор. Только бы умный да надежный
человек был, а денег сколько хочешь. Все дело в обороте. У нас здесь и капитал-то у кого есть, так и
с ним некуда деться. Переваливай его
с боку на бок, как дохлую лошадь. Все от оборота.
Вы вот умный
человек и понимаете совершенно верно, что
с мельницей у вас лет через пять будет все кончено.
— Вот теперь мы добрались и до настоящего фундамента, — повторял Полуянов, расхаживая по комнате
с видом
человека, вернувшегося домой. — Галактион, выпьем.
Дальше события немножко перепутались. Галактион помнил только, что поднимался опять куда-то во второй этаж вместе
с Полуяновым и что шубы
с них снимала красивая горничная, которую Полуянов пребольно щипнул. Потом их встретила красивая белокурая дама в сером шелковом платье. Кругом были все те же
люди, что и в думе, и Голяшкин обнимал при всех белокурую даму и говорил...
Потом Галактион что-то говорил
с доктором, а тот его привел куда-то в дальнюю комнату, в которой лежал на диване опухший
человек средних лет. Он обрадовался гостям и попросил рюмочку водки.
Винокуренный завод интересовал Галактиона и без этих указаний. Главное затруднение при выяснении дела заключалось в том, что завод принадлежал Бубнову наполовину
с Евграфом Огибениным, давно уже пользовавшимся невменяемостью своего компаньона и ловко хоронившим концы. Потом оказалось, что и сам хитроумный Штофф тоже был тут при чем-то и потому усиленно юлил перед Галактионом. Все-таки свой
человек и, в случае чего, не продаст. Завод был небольшой, но давал солидные средства до сих пор.
В бубновском доме Галактион часто встречал доктора Кочетова, который, кажется, чувствовал себя здесь своим
человеком. Он проводил свои визиты больше
с Прасковьей Ивановной, причем обязательно подавалась бутылка мадеры. Раз, встретив выходившего из кабинета Галактиона, он
с улыбкой заметил...
— Ха-ха! Мне нравится этот вежливый способ грабежа. Да… Не только ограбят, но еще спросят,
с которого конца. Все по закону, главное… Ах, милые
люди!
Для Луковникова ясно было одно, что новые умные
люди подбираются к их старозаветному сырью и к залежавшимся купеческим капиталам, и подбираются настойчиво. Ему делалось даже страшно за то будущее, о котором Ечкин говорил
с такою уверенностью. Да, приходил конец всякой старинке и старинным
людям. Как хочешь, приспособляйся по-новому. Да, страшно будет жить простому
человеку.
К Ечкину старик понемногу привык, даже больше — он начал уважать в нем его удивительный ум и еще более удивительную энергию. Таким
людям и на свете жить. Только в глубине души все-таки оставалось какое-то органическое недоверие именно к «жиду», и
с этим Тарас Семеныч никак не мог совладеть. Будь Ечкин кровный русак, совсем бы другое дело.
— Вот мы приехали знакомиться, —
с польскою ласковостью заговорил Стабровский, наблюдая дочь. — Мы, старики, уже прожили свое, а молодым
людям придется еще жить. Покажите нам свою славяночку.
— Вот помрет старик, тогда Емельян и примет закон, — говорила попадья
с уверенностью опытного в таких делах
человека. — Что делать, нашей сестре приходится вот как терпеть… И в законе терпеть и без закона.
Это уже окончательно взбесило писаря. Бабы и те понимают, что попрежнему жить нельзя. Было время, да отошло… да… У него опять заходил в голове давешний разговор
с Ермилычем. Ведь вот
человек удумал штуку. И как еще ловко подвел. Сам же и смеется над городским банком. Вдруг писаря осенила мысль. А что, если самому на манер Ермилыча, да не здесь, а в городе? Писарь даже сел, точно его кто ударил, а потом громко засмеялся.
— Ах, какой ты! Со богатых-то вы все оберете, а нам уж голенькие остались. Только бы на ноги встать, вот главная причина. У тебя вон пароходы в башке плавают, а мы по сухому бережку
с молитвой будем ходить. Только бы мало-мало в
люди выбраться, чтобы перед другими не стыдно было. Надоело уж под начальством сидеть, а при своем деле сам большой, сам маленький. Так я говорю?
— Нечего сказать, хороша мука. Удивительное это дело, Флегонт Васильич: пока хорошо
с женой жил — все в черном теле состоял, а тут, как ошибочку сделал — точно дверь распахнул. Даром деньги получаю. А жену жаль и ребятишек. Несчастный я
человек… себе не рад
с деньгами.
— А ты всем скажи: отец, мол, родной виноват, — добавил Михей Зотыч
с прежнею улыбкой. — Отец насильно женил… Ну, и будешь прав, да еще тебя-то пожалеют, особливо которые бабы ежели
с жиру бесятся. Чужие-то
люди жалостливее.
Чужие
люди не показывались у них в доме, точно избегали зачумленного места. Раз только зашел «сладкий братец» Прасковьи Ивановны и долго о чем-то беседовал
с Галактионом. Разговор происходил приблизительно в такой форме...
— А вы, ваше степенство, небось рады, да? Что же, это в порядке вещей: сегодня Бубнов умер от купеческого запоя, а завтра умрем мы
с вами. Homo sum, nihil humanum alienum puto… [Я —
человек, и ничто человеческое мне не чуждо… (лат.)]
Полуянов занял скамью подсудимых
с достоинством, как
человек, который уже вперед пережил самое худшее.
Его охватила жгучая тоска, и он
с ненавистью оглядел толпу, для которой еще недавно был своим и желанным
человеком.
В Полуянове вспыхнула прежняя энергия, и он вступил в ожесточенный бой
с свидетелями, подавляя их своею находчивостью, опытом и смелостью натиска. Потухшие глаза заблестели, на лице выступили красные пятна, — это был
человек, решившийся продать дорого свою жизнь.
Отдохнув, Полуянов повел атаку против свидетелей
с новым ожесточением. Он требовал очных ставок, дополнительных допросов, вызова новых свидетелей, — одним словом, всеми силами старался затянуть дело и в качестве опытного
человека пользовался всякою оплошностью. Больше всего ему хотелось притянуть к делу других, особенно таких важных свидетелей, как о. Макар и запольские купцы.
Умный
человек и сам поймет, что
с голою красавицей наплачешься.
— Спасибо, милая, что не забываешь мужа, — говорил он
с притворным смирением. — Аще бог соединил,
человек да не разлучает… да.
Сообразительность Галактиона очень понравилась Стабровскому. Он так ценил
людей, умеющих понимать
с полуслова, как было в данном случае. Все эти разговоры имели только подготовительное значение, а к главному Стабровский приступил потом.
— Дело вот в чем, Галактион Михеич… Гм… Видите ли, нам приходится бороться главным образом
с Прохоровым… да. И мне хотелось бы, чтобы вы отправились к нему и повели необходимые переговоры. Понимаете, мне самому это сделать неудобно, а вы посторонний
человек. Необходимые инструкции я вам дам, и остается только выдержать характер. Все дело в характере.
— А вы не сердитесь на нашу деревенскую простоту, Харитина Харитоновна, потому как у нас все по душам… А я-то так кругом обязан Ильей Фирсычем, по гроб жизни. Да и так
люди не чужие… Ежели, напримерно, вам насчет денежных средств, так
с нашим удовольствием. Конешно, расписочку там на всякий случай выдадите, — это так, для порядку, а только несумлевайтесь. Весь перед вами, в там роде, как свеча горю.
Неугомонный
человек исчез как метеор. Ечкин поражал Галактиона своею необыкновенной энергией, смелостью и уменьем выпутаться из какого угодно положения. Сначала он относился к нему
с некоторым предубеждением, как к жиду, но теперь это детское чувство совершенно заслонялось другими соображениями. Вот как нужно жить на белом свете, вот как работать.