Неточные совпадения
Анфуса Гавриловна все это слышала из пятого в десятое, но
только отмахивалась обеими руками: она хорошо
знала цену этим расстройным свадебным речам. Не одно хорошее дело рассыпалось вот из-за таких бабьих шепотов. Лично ей жених очень нравился, хотя она многого
и не понимала в его поведении. А главное, очень уж пришелся он по душе невесте. Чего же еще надо? Серафимочка точно помолодела лет на пять
и была совершенно счастлива.
Емельян
только показал глазами на окошко, а потом вытолкал Лиодора в дверь. Девушки не
знали, как
и благодарить великодушного силача, который опять молча улыбался.
Но Полуянов всех успокоил. Он
знал обоих еще по своей службе в Томске, где пировал на свадьбе Май-Стабровского. Эта свадьба едва не закончилась катастрофой. Когда молодых после венца усадили в коляску, лошади чего-то испугались
и понесли. Плохо пришлось бы молодым, если бы не выручил Полуянов: он бросился к взбесившимся лошадям
и остановил их на всем скаку, причем у него пострадал
только казенный мундир.
— Нет, я так, к примеру. Мне иногда делается страшно. Сама не
знаю отчего, а
только страшно, страшно, точно вот я падаю куда-то в пропасть.
И плакать хочется,
и точно обидно за что-то. Ведь ты сначала меня не любил. Ну, признайся.
— Как же ты мог любить, когда совсем не
знал меня? Да я тебе
и не нравилась. Тебе больше нравилась Харитина. Не отпирайся, пожалуйста, я все видела, а
только мне было тогда почти все равно. Очень уж надоело в девицах сидеть. Тоска какая-то, все не мило. Я даже злая сделалась,
и мамаша плакала от меня. А теперь я всех люблю.
Веселье продолжалось целых три дня, так что Полуянов тоже перестал
узнавать гостей
и всех спрашивал, по какому делу вызваны. Он очувствовался
только тогда, когда его свозили в Суслон
и выпарили в бане. Михей Зотыч, по обыкновению, незаметно исчез из дому
и скрывался неизвестно где.
Девушка
знала, как нужно отваживаться с пьяницей-отцом,
и распоряжалась, как у себя дома. Старик сидел попрежнему на кровати
и тяжело хрипел. Временами из его груди вырывалось неопределенное мычание, которое понимала
только одна Харитина.
Припоминая подробности вчерашней сцены, Галактион отчетливо
знал только одно, именно, что он растерялся, как мальчишка,
и все время держал себя дураком.
Серафима слушала мужа
только из вежливости. В делах она попрежнему ничего не понимала. Да
и муж как-то не умел с нею разговаривать. Вот, другое дело, приедет Карл Карлыч, тот все умеет понятно рассказать. Он вот
и жене все наряды покупает
и даже в шляпах
знает больше толку, чем любая настоящая дама. Сестра Евлампия никакой заботы не
знает с мужем, даром, что немец,
и щеголяет напропалую.
Этот первый визит оставил в Галактионе неизгладимое впечатление. Что-то новое хлынуло на него, совсем другая жизнь, о какой он
знал только понаслышке. Харитина откачнулась от своего купечества
и жила уже совсем по-другому. Это новое уже было в Заполье, вот тут, совсем близко.
Слушая ожесточенные выходки доктора, Галактион понимал
только одно, что он действительно полный неуч
и даже не
знает настоящих образованных слов.
— А как вы думаете относительно сибирской рыбы? У меня уже арендованы пески на Оби в трех местах. Тоже дело хорошее
и верное. Не хотите? Ну, тогда у меня есть пять золотых приисков в оренбургских казачьих землях… Тут уж дело вернее смерти.
И это не нравится? Тогда, хотите, получим концессию на устройство подъездного пути от строящейся Уральской железной дороги в Заполье? Через пять лет вы не
узнали бы своего Заполья:
и банки,
и гимназия,
и театр,
и фабрики кругом.
Только нужны люди
и деньги.
Эта забота об Устеньке постороннего человека растрогала старика до слез,
и он
только молча пожал руку человеку, которому не верил
и которого в чем-то подозревал. Да, не
знаешь, где потеряешь, где найдешь.
— Ну, перестань. Я
знаю, что сердишься. А
только напрасно… Я тебе зла не жалаю,
и мне ничего твоего не нужно. Своего достаточно.
Все это
знали и смотрели снисходительно, потому что прямых взяток Полуянов не брал, а
только принимал иногда «благодарности».
Когда мельник Ермилыч заслышал о поповской помочи, то сейчас же отправился верхом в Суслон. Он в последнее время вообще сильно волновался
и начинал не понимать, что делается кругом.
Только и радости, что поговорит с писарем. Этот уж все
знает и всякое дело может рассудить. Закон-то вот как выучил… У Ермилыча было страстное желание еще раз обругать попа Макара, заварившего такую кашу. Всю округу поп замутил,
и никто ничего не
знает, что дальше будет.
— Чего забыл? — точно рванул Галактион. — А вот это самое… да. Ведь я домой поехал, а дома-то
и нет… жена постылая в дому… родительское благословение, навеки нерушимое… Вот я
и вернулся, чтобы сказать… да… сказать… Ведь все
знают, — не скроешь. А
только никто не
знает, что у меня вся душенька выболела.
— Я
и сам
знаю, что хорошего ничего нет. А
только вот дети.
На поверку оказалось, что Замараев действительно
знал почти все, что делалось в Заполье,
и мучился, что «новые народы» оберут всех
и вся, — мучился не из сожаления к тем, которых оберут, а
только потому, что сам не мог принять деятельного участия в этом обирании. Он
знал даже подробности готовившегося похода Стабровского против других винокуров
и по-своему одобрял.
— Я
знаю ее характер: не пойдет… А поголодает, посидит у хлеба без воды
и выкинет какую-нибудь глупость. Есть тут один адвокат, Мышников, так он давно за ней ухаживает. Одним словом, долго ли до греха? Так вот я
и хотел предложить с своей стороны… Но от меня-то она не примет. Ни-ни! А ты можешь так сказать, что много был обязан Илье Фирсычу по службе
и что мажешь по-родственному ссудить.
Только требуй с нее вексель, a то догадается.
Его поразило больше всего то, что так просто раскрывались самые тайные дела
и мысли, о которых, кажется,
знали только четыре стены.
— Я? Пьяный? — повторил машинально Галактион, очевидно не понимая значения этих слов. — Ах, да!.. Действительно, пьян… тобой пьян. Ну, смотри на меня
и любуйся, несчастная.
Только я не пьян, а схожу с ума. Смейся надо мной, радуйся. Ведь ты
знала, что я приду,
и вперед радовалась? Да, вот я
и пришел.
Удерживались от общего потока
только такие заматерелые старики, как миллионер Нагибин, он ничего не хотел
знать и только покачивал своею головой.
В сущности ни Харитина, ни мать не могли уследить за Серафимой, когда она пила, а
только к вечеру она напивалась. Где она брала вино
и куда его прятала, никто не
знал. В своем пороке она ни за что не хотела признаться
и клялась всеми святыми, что про нее налгал проклятый писарь.
Только Галактион
знал, как работает этот миллионер
и с какою осторожностью ведет свои дела.
— Вот, вот… Люблю умственный разговор. Я то же думал, а
только законов-то не
знаю и посоветоваться ни с кем нельзя, — продадут. По нынешним временам своих боишься больше чужих… да.
Галактион
знал все, но не подавал виду, а
только стал вести все хозяйственные дела с Харитиной, — она получала деньги, производила все расчеты
и вела весь дом.
Припоминая «мертвяка», рядом с которым он провел ночь, Вахрушка долго плевался
и для успокоения пил опять стаканчик за стаканчиком, пока совсем не отлегло от души. Э, наплевать!.. Пусть другие отвечают, а он ничего не
знает. Ну, ночевал действительно, ну, ушел —
и только. Вахрушке даже сделалось весело, когда он представил себе картину приятного пробуждения других пьяниц в темной.
И это была совсем не та Харитина, которую он видел у себя дома,
и сам он был не тот, каким его
знали все, — о! он еще не начинал жить, а
только готовился к чему-то
и ради этого неизвестного работал за четверых
и отказывал себе во всем.
За десять лет город нельзя было
узнать,
и старик
только качал головой.
Галактион был рад Ечкину, как своему человеку. Притом Ечкин
знал все на свете
и дал сразу несколько полезных советов. Он осмотрел пароход во всех подробностях
и только качал головой.
По вечерам Ечкин приходил на квартиру к Галактиону
и без конца говорил о своих предприятиях. Харитина сначала к нему не выходила, а потом привыкла. Она за два месяца сильно изменилась, притихла
и сделалась такою серьезной, что Ечкин проста ее не
узнавал. Куда
только делась прежняя дерзость.
— Еще как вспомнили-то. Прежде-то как все у нас было просто.
И начальство было простое. Не в укор будь тебе сказано: брал ты,
и много брал, а
только за дело. А теперь не
знаешь, как
и подступиться к исправнику: водки не пьет, взяток не берет, в карты не играет. Обморок какой-то.
От Замараева Полуянов услышал
только повторение того, что уже
знал от Прохорова, с небольшими дополнениями
и поправками.
— Да, для себя… По пословице,
и вор богу молится,
только какая это молитва? Будем говорить пряменько, Галактион Михеич: нехорошо. Ведь я
знаю, зачем ты ко мне-то пришел… Сначала я, грешным делом, подумал, что за деньгами, а потом
и вижу, что совсем другое.
— Правильно, Симон Михеич. Это точно… да. Вот
и нашим вальцовым мельницам туго приходится… А Ермилыча я
знаю. Ничего, оборотистый мужичонко
и не любит, где плохо лежит.
Только все равно он добром не кончит.
— Без меня, брат, как без поганого ведра, тоже не обойдешься…
И тут нужен,
и там нужен,
и здесь нужен. Вот тебе
и лишенный особенных прав
и преимуществ… Х-ха!.. Вот
только не
знаю, куда окончательно пристроиться.
— Ничего вы не понимаете, барышня, — довольно резко ответил Галактион уже серьезным тоном. — Да, не понимаете… Писал-то доктор действительно пьяный,
и барышне такие слова, может быть, совсем не подходят, а
только все это правда. Уж вы меня извините, а действительно мы так
и живем… по-навозному. Зарылись в своей грязи
и знать ничего не хотим… да.
И еще нам же смешно, вот как мне сейчас.
— Вам… Да, не верю. Вы — нехороший человек… Вам этого никто не смеет сказать, а я скажу, чтобы вы
и сами
знали. Ведь каждый человек умеет очень хорошо оправдывать
только самого себя.
Галактион поднялся бледный, страшный, что-то хотел ответить, но
только махнул рукой
и, не простившись, пошел к двери. Устенька стояла посреди комнаты. Она задыхалась от волнения
и боялась расплакаться. В этот момент в гостиную вошел Тарас Семеныч. Он посмотрел на сконфуженного гостя
и на дочь
и не
знал, что подумать.
Анфим
только сейчас
узнал голос Михея Зотыча. Да, это был он, цел
и невредим. Другой мужик лежал ничком в кошевке
и жалобно стонал.
Устенька в отчаянии уходила в комнату мисс Дудль, чтоб отвести душу. Она
только теперь в полную меру оценила эту простую, но твердую женщину, которая в каждый данный момент
знала, как она должна поступить. Мисс Дудль совсем сжилась с семьей Стабровских
и рассчитывала, что, в случае смерти старика, перейдет к Диде, у которой могли быть свои дети. Но получилось другое: деревянную англичанку без всякой причины возненавидел пан Казимир, а Дидя, по своей привычке,
и не думала ее защищать.
Чиновник приехал в Заполье
и узнал от Мышникова, что голод придуман «Запольским курьером», а в действительности есть
только недород.
От Стабровского Устенька вышла в каком-то тумане. Ее сразу оставила эта выдержка. Она шла
и краснела, припоминая то, что говорил Стабровский. О,
только он один понимал ее
и с какою вежливостью старался не дать этого заметить! Но она уже давно научилась читать между строк
и понимала больше, чем он думал. В сущности сегодняшнее свидание с Харитиной было ее экзаменом. Стабровский, наконец, убедился в том, чего боялся
и за что жалел сейчас ее. Да,
только он один будет
знать ее девичью тайну.
Через минуту он уже выходил вместе с Мышниковым. Банковские дельцы были ужасно встревожены. Еще через минуту весь банк уже
знал, что Стабровский скоропостижно умер от удара. Рассердился на мисс Дудль, которая неловко подала ему какое-то лекарство, раскрыл рот, чтобы сделать ей выговор,
и только захрипел.