Неточные совпадения
Знать составляли такие именитые
люди, как старик Луковников и запольский богач Евграф Огибенин.
Появились какие-то совсем неизвестные
люди, которых
знал по своим степным делам один Харитон Артемьич, но сейчас открещивался от них обеими руками.
В лице Вахрушки хитрый старик приобрел очень хорошего сотрудника. Вахрушка был
человек бывалый, насмотрелся всячины, да и свою округу
знал как пять пальцев. Потом он был с бедной приуральской стороны и
знал цену окружавшему хлебному богатству, как никто другой.
Этот прилив новых
людей закончился нотариусом Меридиановым, тоже своим
человеком, — он был сын запольского соборного протопопа, — и двумя следователями. Говорили уже о земстве, которое не сегодня-завтра должно было открыться. Все эти новые
люди устраивались по-своему и не хотели
знать старых порядков, когда всем заправлял один исправник Полуянов да два ветхозаветных заседателя.
— Послушай, старичок, поговорим откровенно, — приставал Штофф. — Ты живой
человек, и я живой
человек; ты хочешь кусочек хлеба с маслом, и я тоже хочу… Так? И все другие хотят, да не
знают, как его взять.
Хитрый немец проник даже к попу Макару. Едва ли он сам
знал, зачем есть поп Макар, но и он тоже ест свой кусочек хлеба с маслом и может пригодиться. Поп Макар был очень недоверчивый
человек и отнесся к немцу почти враждебно.
Знаете, говоря между нами, я считаю его гениальным
человеком.
— Э, дела найдем!.. Во-первых, мы можем предоставить вам некоторые подряды, а потом… Вы
знаете, что дом Харитона Артемьича на жену, — ну, она передаст его вам: вот ценз. Вы на соответствующую сумму выдадите Анфусе Гавриловне векселей и дом… Кроме того, у вас уже сейчас в коммерческом мире есть свое имя, как дельного
человека, а это большой ход. Вас
знают и в Заполье и в трех уездах… О, известность — тоже капитал!
— Разные-то разные, а жадность одна. Вот вас взять… Молодой, неглупый
человек… отлично
знаете, как наживаются все купеческие капиталы… Ну, и вы хотите свою долю урвать? Ведь хотите, признайтесь? Меня вот это и удивляет, что в вас во всех никакой совести нет.
— Послушайте, Тарас Семеныч, я
знаю, что вы мне не доверяете, — откровенно говорил Ечкин. — И даже есть полное основание для этого… Действительно, мы, евреи, пользуемся не совсем лестной репутацией. Что делать? Такая уж судьба! Да… Но все-таки это несправедливо. Ну, согласитесь: когда
человек родится, разве он виноват, что родится именно евреем?
— Это вы действительно верно изволите рассуждать. Кто же его
знал?.. Еще приятель мой. И небогатый
человек, главное… Сказывают, недавно целую партию своей крупчатки в Расею отправил.
— А как вы думаете относительно сибирской рыбы? У меня уже арендованы пески на Оби в трех местах. Тоже дело хорошее и верное. Не хотите? Ну, тогда у меня есть пять золотых приисков в оренбургских казачьих землях… Тут уж дело вернее смерти. И это не нравится? Тогда, хотите, получим концессию на устройство подъездного пути от строящейся Уральской железной дороги в Заполье? Через пять лет вы не
узнали бы своего Заполья: и банки, и гимназия, и театр, и фабрики кругом. Только нужны
люди и деньги.
— Ах, какой вы, Тарас Семеныч! Стабровский делец — одно, а Стабровский семейный
человек, отец — совсем другое. Да вот сами увидите, когда поближе познакомитесь. Вы лучше спросите меня: я-то о чем хлопочу и беспокоюсь? А уж такая натура: вижу, девочка растет без присмотру, и меня это мучит. Впрочем, как
знаете.
Эта забота об Устеньке постороннего
человека растрогала старика до слез, и он только молча пожал руку
человеку, которому не верил и которого в чем-то подозревал. Да, не
знаешь, где потеряешь, где найдешь.
— Вот здесь я деловой
человек, — объяснил Стабровский, показывая Луковникову свой кабинет. — Именно таким вы меня
знали до сих пор. Сюда ко мне приходят
люди, которые зависят от меня и которые завидуют мне, а вот я вам покажу другую половину дома, где я самый маленький
человек и сам нахожусь в зависимости от всех.
Она смотрела на него и не
узнавала. Видимо, что
человек много выпил, но что значит выпивка такому цветущему молодому мужчине?
Галактион провел целый день у отца. Все время шел деловой разговор. Михей Зотыч не выдал себя ни одним словом, что
знает что-нибудь про сына. Может быть, тут был свой расчет, может быть, нежелание вмешиваться в чужие семейные дела, но Галактиону отец показался немного тронутым
человеком. Он помешался на своих мельницах и больше ничего
знать не хотел.
Определенного никто ничего не
знал, даже Штофф, но Галактион чувствовал себя первое время очень скверно, как
человек, попавший не в свою компанию.
— Ах, какая она красавица! — говорила с завистью пани Стабровская, любовавшаяся всяким здоровым
человеком. — Право, таким здоровым и сильным
людям и умереть не страшно, потому что они живут и
знают, что значит жить.
В самый день свадьбы доктор сделал приятное открытие, что Прасковья Ивановна — совсем не та женщина, какую он
знал, бывая у покойного Бубнова в течение пяти лет его запоя ежедневно, — больше того, он не
знал, что за
человек его жена и после трехлетнего сожительства.
Вахрушка через прислугу, конечно,
знал, что у Галактиона в дому «неладно» и что Серафима Харитоновна пьет запоем, и по-своему жалел его. Этакому-то
человеку жить бы да жить надо, а тут дома, как в нетопленой печи. Ах, нехорошо! Вот ежели бы Харитина Харитоновна, так та бы повернула все единым духом. Хороша бабочка, всем взяла, а тоже живет ни к шубе рукав. Дальше Вахрушка угнетенно вздыхал и отмахивался рукой, точно отгонял муху.
Галактион был рад Ечкину, как своему
человеку. Притом Ечкин
знал все на свете и дал сразу несколько полезных советов. Он осмотрел пароход во всех подробностях и только качал головой.
— Мне трудно? — орал пьяный Полуянов. — Ха-ха… Нет, я их всех в бараний рог согну!.. Они
узнают, что за
человек Илья Фирсыч Полуянов! Я… я… я… А впрочем, ежели серьезно разобрать, так и не стоит связываться. Наплевать.
Много новостей
узнал Полуянов с первого же раза: о разорении Харитона Артемьича, о ссудной кассе писаря Замараева, о плохих делах старика Луковникова, о новых
людях в Заполье, а главное — о банке.
Галактион долго не соглашался, хотя и не
знал, что делать с детьми. Агния убедила его тем, что дети будут жить у дедушки, а не в чужом доме. Это доказательство хоть на что-нибудь походило, и он согласился. С Харченком он держал себя, как посторонний
человек, и делал вид, что ничего не
знает об его обличительных корреспонденциях.
— Что-нибудь тут кроется, господа, — уверял Стабровский. — Я давно
знаю Бориса Яковлича. Это то, что называют гением без портфеля. Ему недостает только денег, чтобы быть вполне порядочным
человеком. Я часто завидую его уму… Ведь это удивительная голова, в которой фейерверком сыплются самые удивительные комбинации. Ведь нужно было придумать дорогу…
По земским делам Харченко особенно близко сошелся со стариком Стабровским. Этому сближению много способствовала Устенька. Она
знала, что Стабровский увлекается земством и в качестве влиятельного
человека может быть очень полезен. Вышла довольно комичная сцена первого знакомства.
— Вам… Да, не верю. Вы — нехороший
человек… Вам этого никто не смеет сказать, а я скажу, чтобы вы и сами
знали. Ведь каждый
человек умеет очень хорошо оправдывать только самого себя.
— Ясно одно, что все дело сделано своим
человеком, который
знал все, а главное —
знал, куда старик прятал деньги. Да, нечего сказать, дельце интересное!
Потом ему пришла уже совсем смешная мысль. Он расхохотался до слез. Эти
люди, которые бегают под окном по улице и стучат во все двери, чтобы выпустить Бубнова, не
знают, что стоило им крикнуть всего одну фразу: «Прасковья Ивановна требует!» — и Бубнов бы вылетел. О, она все может!.. да!
Появление скитского старца в голодной столовой произвело известную сенсацию. Молодые
люди приняли Михея Зотыча за голодающего, пока его не
узнала Устенька.
— Папа, я неспособна к этому чувству… да. Я
знаю, что это бывает и что все девушки мечтают об этом, но, к сожалению, я решительно не способна к такому чувству. Назови это уродством, но ведь бывают
люди глухие, хромые, слепые, вообще калеки. Значит, по аналогии, должны быть и нравственные калеки, у которых недостает самых законных чувств. Как видишь, я совсем не желаю обманывать себя. Ведь я тоже средний
человек, папа… У меня ум перевешивает все, и я вперед отравлю всякое чувство.
И вдруг ничего нет!.. Нет прежде всего любимого
человека. И другого полюбить нет сил. Все кончено. Радужный туман светлого утра сгустился в темную грозовую тучу. А любимый
человек несет с собой позор и разорение. О, он никогда не
узнает ничего и не должен
знать, потому что недостоин этого! Есть святые чувства, которых не должна касаться чужая рука.