Неточные совпадения
— Он и то с бурачком-то ворожил в курье, — вступился молодой парень с рябым лицом. — Мы, значит, косили, а с угору и видно, как по осокам он ходит… Этак из-под руки приглянет на реку, а потом присядет и в бурачок
себе опять глядит. Ну, мы его и взяли, потому… не прост человек. А в бурачке
у него вода…
— Дошлый, да про
себя… А поп
у вас богатый?
— Одна мебель чего мне стоила, — хвастался старик, хлопая рукой по дивану. — Вот за эту орехову плачено триста рубликов… Кругленькую копеечку стоило обзаведенье, а нельзя супротив других ниже
себя оказать.
У нас в Заполье по-богатому все дома налажены, так оно и совестно свиньей быть.
Галактион даже закрыл глаза, рисуя
себе заманчивую картину будущего пароходства. Михей Зотыч понял, куда гнул любимый сын, и нахмурился. Не о пустяках надо было сейчас думать, а
у него вон что на уме: пароходы… Тоже придумает.
— Ты
у меня поговори, Галактион!.. Вот сынка бог послал!.. Я о нем же забочусь, а
у него пароходы на уме. Вот тебе и пароход!.. Сам виноват, сам довел меня. Ох, согрешил я с вами: один умнее отца захотел быть и другой туда же… Нет, шабаш! Будет веревки-то из меня вить… Я и тебя, Емельян, женю по пути. За один раз терпеть-то от вас. Для кого я хлопочу-то, галманы вы этакие? Вот на старости лет в новое дело впутываюсь, петлю
себе на шею надеваю, а вы…
Жених держал
себя с большим достоинством и знал все порядки по свадебному делу. Он приезжал каждый день и проводил с невестой как раз столько времени, сколько нужно — ни больше, ни меньше. И остальных девушек не забывал: для каждой
у него было свое словечко. Все невестины подруги полюбили Галактиона Михеича, а старухи шептали по углам...
Последними уже к большому столу явились два новых гостя. Один был известный поляк из ссыльных, Май-Стабровский, а другой — розовый, улыбавшийся красавец, еврей Ечкин. Оба они были из дальних сибиряков и оба попали на свадьбу проездом, как знакомые Полуянова. Стабровский, средних лет господин, держал
себя с большим достоинством. Ечкин поразил всех своими бриллиантами, которые
у него горели везде, где только можно было их посадить.
— Все из-за тебя же, изверг. Ты прогнал Вахрушку, а он сманил Матрену.
У них уж давно промежду
себя узоры разные идут. Все ты же виноват.
Представьте
себе,
у него решительно ничего нет, а он всегда имеет такой вид, точно
у него в бумажнике чек на пятьсот тысяч.
Вернувшись домой, Галактион почувствовал
себя чужим в стенах, которые сам строил. О
себе и о жене он не беспокоился, а вот что будет с детишками?
У него даже сердце защемило при мысли о детях. Он больше других любил первую дочь Милочку, а старший сын был баловнем матери и дедушки. Младшая Катя росла как-то сама по
себе, и никто не обращал на нее внимания.
Харитона Артемьевича не было дома, — он уехал куда-то по делам в степь. Агния уже третий день гостила
у Харитины. К вечеру она вернулась, и Галактион удивился, как она постарела за каких-нибудь два года. После выхода замуж Харитины
у нее не осталось никакой надежды, — в Заполье редко старшие сестры выходили замуж после младших. Такой уж установился обычай. Агния, кажется, примирилась с своею участью христовой невесты и мало обращала на
себя внимания. Не для кого было рядиться.
Штофф занимал очень скромную квартирку. Теперь небольшой деревянный домик принадлежал уже ему, потому что был нужен для ценза по городским выборам. Откуда взял немец денег на покупку дома и вообще откуда добывал средства — было покрыто мраком неизвестности. Галактион сразу почувствовал
себя легче в этих уютных маленьких комнатах, —
у него гора свалилась с плеч.
Дело вышло как-то само
собой. Повадился к Луковникову ездить Ечкин. Очень он не нравился старику, но, нечего делать, принимал его скрепя сердце. Сначала Ечкин бывал только наверху, в парадной половине, а потом пробрался и в жилые комнаты. Да ведь как пробрался: приезжает Луковников из думы обедать, а
у него в кабинете сидит Ечкин и с Устенькой разговаривает.
Тарасу Семенычу было и совестно, что англичанка все распотрошила, а с другой стороны, и понравилось, что миллионер Стабровский с таким вниманием пересмотрел даже белье Устеньки. Очень уж он любит детей, хоть и поляк. Сам Тарас Семеныч редко заглядывал в детскую, а какое белье
у Устеньки — и совсем не знал. Что нянька сделает, то и хорошо. Все дело чуть не испортила сама Устенька, потому что под конец обыска она горько расплакалась. Стабровский усадил ее к
себе на колени и ласково принялся утешать.
— Конечно, конечно… Виноват,
у вас является сам
собой вопрос, для чего я хлопочу? Очень просто. Мне не хочется, чтобы моя дочь росла в одиночестве.
У детей свой маленький мир, свои маленькие интересы, радости и огорчения. По возрасту наши девочки как раз подходят, потом они будут дополнять одна другую, как представительницы племенных разновидностей.
Первый завтрак
у Стабровских опять послужил предметом ужаса для мисс Дудль. «Неорганизованная девочка» решительно не умела держать
себя за столом, клала локти чуть не на тарелку, стучала ложкой, жевала, раскрывая рот, болтала ногами и — о, ужас! — вытащила в заключение из кармана совсем грязный носовой платок. Мисс Дудль чуть не сделалось дурно.
— Ты
у меня смотри, тихоня… Погляди на
себя в зеркало-то, на рожу свою. Только мать срамишь, бесстыдница!
Кошевая остановилась
у большой новой избы. В волоковое окно выглянула мужская голова и без опроса скрылась. Распахнулись сами
собой шатровые ворота, и кошевая очутилась в темном крытом дворе. Встречать гостей вышел сам хозяин, лысый и седой старик. Это и был Спиридон, известный всему Заполью.
— Есть и новое, Карла Карлыч… Хороша девушка объявилась
у Маркотиных. И ростом взяла, и из
себя уж столь бела… Матреной звать. Недавно тут Илья Фирсыч наезжал, тот вот как обихаживал с ней вприсядку. Лебедь белая, а не девка.
Встреча с Лиодором в Кунаре окончательно вырешила дело. Галактион дальше не мог оставаться
у тестя. Он нанял
себе небольшую квартирку за хлебным рынком и переехал туда с семьей. Благодаря бубновскому конкурсу он мог теперь прожить до открытия банка, когда Штофф обещал ему место члена правления с жалованьем в пять тысяч.
Да и характер
у него был совсем не такой, а вышло все как-то так, само
собой.
Лицо
у нее разгорелось от мороза, и она заглядывала ему прямо в глаза, улыбающаяся, молодая, красивая, свежая. Он ее крепко обхватил за талию и тоже почувствовал
себя так легко и весело.
— Дурак! Из-за тебя я пострадала… И словечка не сказала, а повернулась и вышла. Она меня, Симка, ловко отзолотила. Откуда прыть взялась
у кислятины… Если б ты был настоящий мужчина, так ты приехал бы ко мне в тот же день и прощения попросил. Я целый вечер тебя ждала и даже приготовилась обморок разыграть… Ну, это все пустяки, а вот ты дома
себя дурак дураком держишь. Помирись с женой… Слышишь? А когда помиришься, приезжай мне сказать.
— Вот тебе и зять! — удивлялся Харитон Артемьич. —
У меня все зятья такие: большая родня — троюродное наплевать. Ты уж лучше к Булыгиным-то не ходи, только
себя осрамишь.
— Э, вздор! — успокаивал Штофф. — Черт дернул Илюшку связаться с попом. Вот теперь и расхлебывай… Слышал, Шахма-то как отличился
у следователя? Все начистоту ляпнул. Ведь все равно не получит своих пять тысяч, толстый дурак… Ну, и молчал бы, а то только самого
себя осрамил.
Впрочем, незваные гости ушли в огород, где
у попа была устроена под черемухами беседка, и там расположились сами по
себе. Ермилыч выкрал
у зазевавшейся стряпухи самовар и сам поставил его.
Когда писарь вошел в поповскую горницу, там сидел
у стола, схватившись за голову, Галактион. Против него сидели о. Макар и Ермилыч и молча смотрели на него. Завидев писаря, Ермилыч молча показал глазами на гостя: дескать, человек не в
себе.
— Прост, да про
себя, Галактион Михеич. Даже весьма понимаем. Ежели Стабровский только по двугривенному получит с каждого ведра чистого барыша, и то составит сумму… да. Сорок тысяч голеньких в год. Завод-то стоит всего тысяч полтораста, — ну, дивиденд настоящий. Мы все, братец, тоже по-своему-то рассчитали и дело вот как понимаем… да. Конечно,
у Стабровского капитал, и все для него стараются.
Теперь какой расчет
у Прохорова затягивать
себе петлю на шею?
— Не за
себя одного дашь ответ, — отозвался сердито старец. — Говорю: пора… Спохватишься, да как бы не опоздать. Мирское
у тебя на уме.
Галактион провел целый день
у отца. Все время шел деловой разговор. Михей Зотыч не выдал
себя ни одним словом, что знает что-нибудь про сына. Может быть, тут был свой расчет, может быть, нежелание вмешиваться в чужие семейные дела, но Галактиону отец показался немного тронутым человеком. Он помешался на своих мельницах и больше ничего знать не хотел.
Известие о смерти несчастного Бубнова обрадовало Галактиона: эта смерть развязывала всем руки, и проклятое дело по опеке разрешалось само
собой.
У него точно гора свалилась с плеч.
Этот первый завтрак служил для Галактиона чем-то вроде вступительного экзамена. Скоро он почувствовал
себя у Стабровских если не своим, то и не чужим. Сам старик только иногда конфузил его своею изысканною внимательностью. Галактион все-таки относился к магнату с недоверием. Их окончательно сблизил случайный разговор, когда Галактион высказал свою заветную мечту о пароходстве. Стабровский посмотрел на него прищуренными глазами, похлопал по плечу и проговорил...
Ечкин иногда позволял
себе бунтовать, но все это была одна комедия, — он был совершенно «в руках»
у Стабровского.
— Он и без этого получил больше всех нас, — спокойно объяснял Стабровский в правлении банка. — Вы только представьте
себе, какая благодарная роль
у него сейчас… О, он не будет напрасно терять дорогого времени! Вот посмотрите, что он устроит.
Замараев поселился
у Галактиона, и последний был рад живому человеку. По вечерам они часто и подолгу беседовали между
собой, и Галактион мог только удивляться той особенной деревенской жадности, какою был преисполнен суслонский писарь, — это не была даже жажда наживы в собственном смысле, а именно слепая и какая-то неистовая жадность.
Когда Анфуса Гавриловна вернулась, Харитина даже раскрыла рот, чтобы сообщить роковую новость, но удержалась и только покраснела.
У нее не хватило мужества принять на
себя первый напор материнского горя. Замараев понял, почему сестрица струсила, сделал благочестивое лицо и только угнетенно вздыхал.
Были два дня, когда уверенность доктора пошатнулась, но кризис миновал благополучно, и девушка начала быстро поправляться. Отец радовался, как ребенок, и со слезами на глазах целовал доктора. Устенька тоже смотрела на него благодарными глазами. Одним словом, Кочетов чувствовал
себя в классной больше дома, чем в собственном кабинете, и его охватывала какая-то еще не испытанная теплота. Теперь Устенька казалась почти родной, и он смотрел на нее с чувством собственности, как на отвоеванную
у болезни жертву.
Раз доктор засиделся
у больной особенно долго и чувствовал
себя как-то особенно легко.
Харитина жила попрежнему
у Галактиона, нигде не бывала и вела
себя очень скромно, как настоящая вдова.
Склады и кабаки открывались в тех же пунктах, где они существовали
у Прохорова и К o, и открывалось наступательное действие понижением цены на водку. Получались уже технические названия дешевых водок: «прохоровка» и «стабровка». Мужики входили во вкус этой борьбы и усиленно пропивались на дешевке. Случалось нередко так, что конкуренты торговали уже
себе в убыток, чтобы только вытеснить противника.
Заветная мечта Галактиона исполнялась.
У него были деньги для начала дела, а там уже все пойдет само
собой. Ему ужасно хотелось поделиться с кем-нибудь своею радостью, и такого человека не было. По вечерам жена была пьяна, и он старался уходить из дому. Сейчас он шагал по своему кабинету и молча переживал охватившее его радостное чувство. Да, целых четыре года работы, чтобы получить простой кредит. Но это было все, самый решительный шаг в его жизни.
— Нечего сказать, хороша суета!.. А ты-то зачем приехал к нам? Небойсь в банк хочешь закладываться? Ха-ха…
У всех теперь одна мода, а ваши мучники готовы кожу с
себя заложить.
— Что тогда? А знаешь, что я тебе скажу? Вот ты строишь
себе дом в Городище, а какой же дом без бабы? И Михей Зотыч то же самое давеча говорил. Ведь
у него все загадками да выкомурами, как хочешь понимай. Жалеет тебя…
— Так, так… То-то нынче добрый народ пошел: все о других заботятся, а
себя забывают. Что же, дай бог… Посмотрел я в Заполье на добрых людей… Хорошо. Дома понастроили новые, магазины с зеркальными окнами и все перезаложили в банк. Одни строят, другие деньги на постройку дают — чего лучше? А тут еще: на, испей дешевой водочки… Только вот как с закуской будет? И ты тоже вот добрый
у меня уродился: чужого не жалеешь.
Галактион стоял все время на крыльце, пока экипаж не скрылся из глаз. Харитина не оглянулась ни разу. Ему сделалось как-то и жутко, и тяжело, и жаль
себя. Вся эта поездка с Харитиной
у отца была только злою выходкой, как все, что он делал. Старик в глаза смеялся над ним и в глаза дразнил Харитиной. Да, «без щей тоже не проживешь». Это была какая-то бессмысленная и обидная правда.
— А как вы полагаете, откуда деньги
у Болеслава Брониславича? Сначала он был подрядчиком и морил рабочих, как мух, потом он начал спаивать мужиков, а сейчас разоряет целый край в обществе всех этих банковских воров. Честных денег нет, славяночка. Я не обвиняю Стабровского: он не лучше и не хуже других. Но не нужно закрывать
себе глаза на окружающее нас зло. Хороша и литература, и наука, и музыка, — все это отлично, но мы этим никогда не закроем печальной действительности.
Газета
у Замараева вывалилась из рук сама
собой, точно дунуло вихрем. Знакомый голос сразу привел его в сознание. Он выскочил из-за своей конторки и бросился отнимать странника из рук услужающего.
Устенька Луковникова жила сейчас
у отца. Она простилась с гостеприимным домом Стабровских еще в прошлом году. Ей очень тяжело было расставаться с этою семьей, но отец быстро старился и скучал без нее. Сцена прощания вышла самая трогательная, а мисс Дудль убежала к
себе в комнату, заперлась на ключ и ни за что не хотела выйти.
Больная полулежала в подушках и смотрела на всех осмысленным взглядом. Очевидно, она пришла в
себя и успокоилась. Галактион подошел к ней, заглянул в лицо и понял, что все кончено.
У него задрожали колени, а перед глазами пошли круги.